Кавалер Ордена Золотого Руна - Альберт Акопян Страница 2

— Ты, мужик, не бойся, — рассудительно заявил второй. — Как у Толстого не выйдет. Гарантирую.

— И чтобы не было, как у Пушкина. Срисовал, понимаешь, Спящую красавицу с Белоснежки и семи гномов. Или, скажем, Шекспир. Модернизировал, конечно…

— Что ты, мужик, волнуешься? — успокоил второй. — Не будет, как у Пушкина. И как у Шекспира не будет. Англичане нам вообще не указ.

Вот так и писали. Брали, значит, как есть, и, стало быть, писали.

Зачем?

Мы не проталкиваемся, визжа и кусаясь, сквозь толпу, чтобы забить свой "последний гвоздь" в крышку гроба с надписью "Коммунизм". Во-первых, агитационные гробы, как правило, — пустые. А во-вторых, нам вряд ли удалось добавить хотя бы пару слов отсебятины, стоящих выше собственно ильфопетровских: "У меня с советской властью возникли за последний год серьезнейшие разногласия. Она хочет строить социализм, а я не хочу. Мне скучно строить социализм". "Скучно" — это гораздо страшнее, чем "противоречит убеждениям". Скучно — это обвинение в идиотизме.

Мы вовсе не ставили своей целью и "очернение Америки". Да, оказавшись за океаном, герой не блюет от счастья. Но ведь и не заставляет Америку танцевать на ушах! (Почти.)

Тогда зачем же?

Можно, конечно, нагло заявить, что мы не честолюбивы. Можно даже обмолвиться, что мы не мечтаем перейти из широких потребителей в узкие. Не поверите. И правильно. Если же мы скажем, что лица домочадцев сияют восторгом, когда мы хлопаем друг друга по спине и грызем ручки вместо более насущных домашних дел, то остальные порядочные графоманы просто перестанут нас уважать.

Но нас действительно возмущает то, что всевозможные борзописцы превратили Остапа Ибрагимовича, принципиального борца за денежные знаки, в какого-то беспринципного уголовника.

И мы действительно мечтаем, чтобы в наше суровое время лица россиян расцвели разноцветными узорами улыбок…

Важнейший этический вопрос: как отнеслись бы Ильф и Петров к данному произведению? Мы уверены, что одобрили бы. Более того, именно у них мы позаимствовали идею "незванного соавторства". Фраза из записной книжки Ильфа: "Ввести в известную пьесу еще одно лицо, которое перевернет все действие". Мы взяли несколько десятков малоизвестных произведений Ильфа и Петрова, ввели в них одно известное лицо и можем без ложной скромности заметить, что кое-что перевернули.

И последнее. Мы — дилетанты, любители, взявшие без спросу слово, придурки, которые "не прошли мимо", — обращаемся к читателям с заявлением — отмежевкой:

Признавая свою отсебятину (5-10 или даже 12,3 % романа) проявлением изощренного кретинизма, мещанской пошлости и беспринципного рвачества, не выдержанного в классовом и половозрастном отношении,

Рассматривая вышеозначенное произведение как первый, "черновой" вариант романа, нуждающийся в доводке, докрутке, дожатке и вентилировании,

Просим читателей — почитателей, энтузиастов, обожателей, а также брюзг, критиканов и злопыхателей, — читать эту книгу, вооружившись ручкой (карандашом, фломастером, кисточкой для росписи тушью по шелку, позолоченной иголочкой для прокалывания пальца), а также мозгами,

Дабы все мысли (мыслишки, задумки, заморочки), от судьбы отдельных слов до добавления и исключения целых глав и изменения сюжетных линий, облекать в письменную форму (образцы печатных букв см. выше, ниже и по сторонам) и безвозмездно предоставлять их нам. Авторы идей будут названы в "каноническом" издании и роман, таким образом, станет поистине народным.

Еще раз просим прощения за разбросанные там и сям зерна, плевлы, перлы и булыжники большевизма, антикоммунизма, сионизма, антисемитизма, субъективистского идеализма, вульгарного материализма, узколобого умничания и яйцеголовой дурашливости.

Просим гг. критиков пользоваться курсивом, а тж. собранием сочинений Ильфа и Петрова в 5-ти тт., М., 1961, и своеобразным 6-м томом "И.Ильф, Е. Петров. Из Архива печати. Автор издания М. Долинский. М., 1989". Ну а буде критическая статья опубликована, выслать ее авторам.

Но если серьезно, то было ли? А если было, то что? Готовый роман, с гоголевской трагичностью брошенный в печку, необработанные черновики, наброски, планы?

С одной стороны, в журнале "30 дней" до сентября 1933-го года анонсировался "Подлец", 3-й роман, задуманный Ильфом и Петровым; или взять записные книжки Ильфа: "Остап мог бы и сейчас еще пройти всю страну, давая концерты граммофонных пластинок. И очень бы хорошо жил, имел бы жену и любовницу. Все это должно кончиться совершенно неожиданно — пожаром граммофона. Небывалый случай. Из граммофона показывается пламя". Или другой факт: первый вариант "Золотого теленка" заканчивался женитьбой Остапа на Зосе Синицкой, так сказать, переходом к оседлому образу жизни. Но в последний момент, в ходе публикации романа в журнале, авторы вносят изменения. На свет, среди прочего, появляется диковинный старичок, продавший Остапу высшую государственную награду Испании — орден Золотого Руна.

А в рассказе "Граф Средиземский" (см. гл. 2), среди предков графа упоминается посланник при дворе испанском. Случайно ли? Не был ли рассказ первоначально задуман как глава третьего романа?

Была у Ильфа и Петрова идея романа, главное содержание которого — попытка Остапа вырваться за границу с помощью чужой американской родни. Это идея романа "Великий комбинатор". Но авторы, по вполне понятным причинам, отказались от нее в пользу "Золотого теленка", где стремление бежать появляется у Остапа почти случайно, под влиянием любовной драмы. Отказались ли авторы от идея заграничной родни окончательно, или история с орденом свидетельствует о том, что они только отложили ее до лучших времен? Ведь "Граф Средиземский", несомненно, один из самых лучший рассказов Ильфа и Петрова, был опубликован только посмертно, в 1957 г!

С другой стороны, слова: "… Писать смешно становилось все труднее. Юмор очень ценный металл, и наши прииски были уже опустошены". (ЦГАЛИ, 1821, 43).

"Нас часто спрашивали о том, что мы собираемся сделать с Остапом Бендером — героем наших романов "12 стульев" и "Золотой теленок".

Ответить было трудно.

Мы сами этого не знали. И уже возникла необходимость писать третий роман, чтобы привести героя к оседлому образу жизни.

Останется ли он полубандитом или превратится в полезного члена общества, а если превратится, то поверит ли читатель в такую быструю перестройку?" И каким образом Ильф и Петров могли пропустить Остапа Бендера через горнило "перестройки"? Один вариант: "Человек, который на Западе мог стать банкиром, делает карьеру в советских условиях" (Е. Петров. "Мой друг Ильф"/ О планах романа "Подлец"). Другой — Беломорканал… ("Наш третий роман". "Комсомольская правда", 24 августа 1933 г.).

Ильф и Петров умудрились умереть, не предав ни одного собрата и не собрата по перу. Они не могли отпустить Остапа на свободу, не оказавшись за решеткой сами, но не могли и предать его, отправив на Беломорканал или превратив в совслужа-карьериста.

Илья Ильф умер от туберкулеза