Александр Цыпкин - Женщины непреклонного возраста и др. беспринцЫпные рассказы Страница 20

Сотрудница: «Тоже мне, молодежь сусальная!»

«Он так начал меня раздражать, что пришлось имитировать отсутствие оргазма».

– Хорошая у тебя голова, Цыпкин, а вот жопы, извини за нецензурное слово, нет! А, чтобы добиться чего-то в жизни, жопа нужна!

– Простите, а зачем?

– Простите, чтобы сидеть на ней и зубрить!

Мама, зная про мою аритмию, заботливо предупредила меня перед поездкой на Ибицу:

– Следи за пульсом.

– За чьим?

Мама со снисходительным умилением:

– За чьим сможешь.

«Сань, мог ли я, простой ленинградский пионер, думать, что когда-нибудь получу письмо из Швейцарии с просьбой оплатить штраф за превышение скорости?»

Забираю машину со штрафстоянки, говорю:

– До свидания.

В ответ:

– Здесь это слово не очень уместно, лучше – всего доброго.

Друг филолог: «Настоящий петербуржец больше волнуется о том, не найдет ли вернувшаяся из поездки жена пакет из-под семечек, нежели использованный презерватив».

@atsypkin Twitter. Лучшее из худшего

Лететь на Марс в один конец согласились уже восемь тысяч человек! Вот ведь кого-то семейная жизнь достала…

Парочка, держащаяся за руки, – это так чудесно, так искренне. Глядя на них, хочется жить! Жаль, на мужской руке кольцо есть, а на женской… нет.

Девушки, когда в интернете смотрят ваши фотографии на море, оценивают купальники. Грудь можно исправить, вкус – нет.

Соцсети – это демоверсия нашей загробной жизни: никаких телесных ощущений, но столько переживаний! А в реальности ничего нет, только твой аккаунт и другие аккаунты, которые нельзя ни поцеловать, ни ударить…

Мы с особым рвением и упрямством пытаемся изменить именно тех, кто согласен принять нас такими, какие мы есть.

Подумалось, что любовь, как радикулит: один раз не вовремя прогнешься, и все – не встанешь.

Made in Москва

На Рублевском шоссе рекламный щит: «Кредит под залог ЧАСОВ»

1. Хорошие здесь часы.

2. Плохи здесь дела.

Как вы все знаете, я эксперт в области орфографических эпикфейлов, но однажды я зажег и на литературном поприще. После переезда из Северной столицы в Южную я стал бывать в приличных домах. И вот как-то, пытаясь поразить московскую аристократию питерским изыском и эрудицией, я вступил в литературную дискуссию. Отмечу, что читал я относительно мало, абсолютно бессистемно и не до конца. Тем не менее имена нужных авторов знаю, равно как и названия нужных произведений. Это не раз позволяло мне блеснуть викепедийностью знаний. Но всему приходит конец.

Итак, диалог.

Московский аристократ и литературовед:

– Ты читал «Бойню номер пять»?

От страха я забыл, что я это читал, а страх быть пойманным на деталях парализовал меня вовсе. Дабы не потерять лицо, я равнодушно-устало ответил:

– У Воннегута я читал только «Над пропастью во ржи».

Аристократ на то и аристократ, чтобы не подать виду и продолжить беседу. Через минуту смысл сказанного мною догнал меня, и я, ощущая гирю в животе, проникся особенным уважением к старшим и воспитанным москвичам.

Домодедово. Внутриаэропортовый шалман. Подхожу к стойке. Никого. Но, вроде, какая-то движуха внизу. Бодро и задорно спрашиваю:

– Работаем?

Из-за стойки вылезают три тетки, в резиновых перчатках, чумазые и мокрые:

– Нет, блин, отдыхаем.

Одной фразой моя московская подруга сформулировала суть столицы: «Инфинити? Сань, ты чё?! У меня муж эти машины любовницам на прощание покупает, они потом на них в Ашан за картошкой ездят».

Она же: «Пойми, некоторые девушки, как чайные пакетики. Мужчины заваривают их максимум три раза, дальше – ну совсем бесцветно».

Она же: «Саш, бабе разводиться пора, когда она смотрит в зеркало и думает: „Так ему и надо“».

«На первом свидании стал мне рассказывать, какая сука его бывшая. Я сразу ответила, что мой бывший прекрасный человек и отличный любовник. Больше он о своих бывших речи почему-то не заводил».

– А изнутри вы мне нравитесь гораздо больше, чем снаружи. Скажите, а вы свечами пользовались?

– Только в церкви…

– Продолжайте, но добавим с диклофенаком.

– Ты, конечно, многого добилась!

– Да я что… вот моя сестра выбилась в люди!

– А кто она?!

– Руководит криминологическим отделом морга.

Шереметьево. Контроль. Приложил посадочный талон штрих-кодом к считывателю.

Сотрудница аэропорта подсказывает:

– Не убирайте сразу, это не человек, ему подумать надо.

Москва-сити. Какой-то верхнепланктоновский шалман. За соседним столом сидят двое лет по 25–30. От дна оторвались, но якорь запутался, думаю, надолго. Обсуждают барышень, сидящих через несколько столов от них. Те им кокетливо улыбаются, накручивают волосы на палец, теребят вилки и эротично всасывают макароны. Вполне симпатичные. В какой-нибудь Германии королевами красоты стали бы легко.

Диалог щуплых, кислорожных мачо, которые в той же Германии могли бы претендовать лишь на соцпрограмму «Секс из милосердия»:

– Познакомимся с теми мурзилками?

– На хрена? В декабре глупо знакомиться. Скоро Новый год, потом Рождество, потом 14 февраля, потом Восьмое марта. Разоришься. Я, наоборот, всех сейчас выслал и в марте начну возвращать, а эти три месяца я – верный муж.

Увидев на мне футболку Personal Jesus с крестом, купленную мною на концерте Depeche Mode в Германии, московский товарищ родом из КПСС серьезно и язвительно спросил:

– В религию ударился? Ну да, теперь это модно…

Сивцев Вражек. Пожилая пара на пешеходном переходе. Дедушка ринулся на красный.

Бабушка:

– Куда ты пошел? Собьют, и я не уверена, что сразу насмерть.

Забегаю в лифт, в котором уже находится барышня. Шучу:

– Подвезешь?

– Дорогу покажешь?

На паспортном контроле в Шереметьево сотрудница очень долго смотрит на мою фотографию в паспорте. Там я с длинными волосами и бородкой. Фотография не очень-то похожа на «оригинал». Наконец, барышня спрашивает, нет ли у меня еще какого-нибудь документа. Я нашел не самое лучшее время, чтобы повыпендриваться, и вяло посоветовал:

– А вы меня в гугле поищите.

– Хорошо, вы в гугл тогда и полетите.

Я быстро нашел в сумке права, свидетельство о рождении, трудовую книжку и флюорографию.

Захожу в отъезжающий в Москву аэроэкспресс. На сиденье, уронив голову на сумку, спит мужик. Даже по его позе видно, что последние несколько часов, а может и дней, он безудержно пил. Думаю, откуда же он прилетел такой расписной и как его вообще в самолет пустили? Приезжаем в Москву. Я его толкаю, он поднимает абсолютно осоловелые глаза и спрашивает:

– Где мы?

– В Москве.

– Ууууу… Все еще не поехали? Ну ладно.

И рухнул спать. Я понял, что «гражданин рассеянный» давно так катается. Но, в ответ на мои попытки его разбудить вновь, он лишь бурчал и ругался.

Ну, значит, не нужно ему лететь. Пусть поспит человек.

– Какой салат посоветуете?

– Новинка – «Брут».

– Почему он так называется?

– «Цезарь» так достал шеф-повара, что он его убил.

Услышал прекрасную «московскую» фразу относительно Крыма, хотя и к другим ситуациям вполне применимо:

«Ситуация неоднозначная, но контрольный пакет правды у нас».

Домодедово. Скан перед проходом в зону вылета. Если помните, там не обыскивают, а установлена капсула с рентгеном.

Передо мной человек: пальцы в татуированных перстнях, безжалостно-веселый взгляд замутненных, но прожигающих воздух глаз, одеколон «Фаренгейт», черная водолазка. Все понятно.

Заходит в капсулу. Сотрудник аэропорта голосом, значительно более императивным, чем следует в данной ситуации, распоряжается:

– Ноги на знаки, руки поднимите.

«Блатной» медленно расставляет ноги на максимальную ширину, руки заводит за спину, сцепляет их в замок и выламывает вверх. Лбом упирается в стекло и со смехом спрашивает:

– Начальник, так нормально?

Спрашивает с огоньком, по-доброму, но таким голосом, что я думал стекло треснет, равно как и застывшее лицо оператора сканера.

Вежливее нужно быть с людьми. Порезать могут. Чай не Швейцария.

Модное место. Лифт. Еду. Гламурные девушки улыбаются. Спрашиваю: