Борис Ласкин - Друзья и соседи Страница 20

— Тихо!.. Довольно! — сказал Фёдор Константинович. — За это хулиганство виновные понесут ответственность!.. А сейчас прошу проводить меня на станцию. Немедленно!..

Лев Иваныч сразу растерялся.

— Фёдор Константинович… Вы, так сказать, не волнуйтесь… Так получилось.

А зубной врач говорит;

— Прошу прощения, меня ждут пациенты. Если милиция не возражает, я уведу свою козу. Боюсь, что от всех её переживаний она перестанет доиться.

— Милиция не возражает, — сказал старшина.

Лев Иваныч, взявшись за голову, пошёл вслед за начальником. Потом он обернулся ко мне и сказал то, что вы уже знаете:

— Чтоб и твоего духу здесь не было!.. Твоё счастье, что тебе лет мало, а то как миленький помахал бы метлой пятнадцать суток, хулиган ты этакий!..

Теперь вы понимаете, почему я больше не езжу на дачу?

Дорогой гость

Не помню, говорил я вам или нет, какой мой главный недостаток? Если не говорил, могу сказать.

Надежда Яковлевна, наша учительница, говорит, что, когда я чего-нибудь рассказываю, я часто отвлекаюсь, вспоминаю никому не нужные подробности и мой рассказ теряет стройность. А папа говорит, что я засоряю речь разными лишними словами.

Теперь, когда вы всё про меня знаете, я расскажу, как мы с одним товарищем провели смелую операцию. Мой папа — он вообще моряк. Он служит на рыболовном сейнере старпомом. Старпом — старший помощник капитана. Папа старпом, а я младпом старпома. Это меня так мама в шутку называет.

Мама моя художница, но она не картины пишет. Она художница по янтарю. Янтарь — окаменевшая смола хвойных растений третичного периода. Если янтарь потереть об суконку, то он прямо тут же начинает притягивать маленькие бумажки, потому что он электризуется.

Мама и папа познакомились в Ленинграде. Они там учились, но меня тогда ещё не было. Я произошёл в этом городе, где мы сейчас живём.

А Ленинград — замечательный город. Мне про него много рассказывали. Там, между прочим, бывают белые ночи. Представляете? Ночь, а всё видно, как днём. Можно даже читать на улице любую книжку — хочешь фантастику, хочешь детектив.

Я вот ещё что хочу сказать. Лично я видел такой янтарь, у него внутри веточка вроде папоротника. А в одном янтаре осталась маленькая древняя муха. Вообще муха внутри — большая редкость. Можете представить, когда она жила и летала. Скорее всего тогда и людей никаких на свете не было, даже самых первобытных. Когда папа собрался в плавание на своём сейнере, у нас дома было небольшое совещание. Папа сказал, чтобы я поехал в пионерлагерь. А мама сказала, можно в пионерлагерь, а можно и к дяде Макару, у него дача за городом. Я сказал, что лучше в лагерь, а мама сказала что у меня с возрастом притупились родственные чувства. А я сказал, что они никогда острыми не были. Папа засмеялся: «Ты же утверждал, что любишь родителей». А я сказал, что дядя Макар мне не родитель, а дальний родственник.

Теперь я вам немножко про этого дядю Макара расскажу.

Вообще знаком я с ним давно, с детства. Он работает по линии снабжения. Вот, например, он говорит, что человек всего добивается не благодаря своим талантам, а благодаря счастливому стечению обстоятельств. Или он вдруг чего-нибудь выиграет в лотерее, или ему кто-нибудь что-нибудь сделает полезное, а он тому тоже за это что-нибудь сделает или даст.

Это неправильно.

Вообще-то иногда так бывает. Вот я, например, дал свою шпору Витьке Бабурину, и он мне тут же подарил марку Мексики. Вы думаете: какие шпоры, которые у всадника? Нет. Шпора — это просто-напросто шпаргалка. У нас некоторые ребята очень лихо шпоры делают. Я как-то одну домой принёс, мама её увидела и говорит: «Этому умельцу надо было в Персии родиться лет триста назад. Дорого бы стоила сегодня такая миниатюра. Но поскольку это произведение новое, современное, то ему двойка — красная цена».

Проводили мы папу в плавание, и примерно через неделю мама повезла свои работы на выставку в Клайпеду, но перед этим она всё же отправила меня на дачу к дяде Макару.

Погостил я немножко, но потом мне там жутко надоело и у меня появилась интересная идея добиться, чтобы дядя Макар сам поскорее отвёз меня обратно домой. Для этого я бы, конечно, мог чего-нибудь сотворить, но я не хотел огорчать тётю Любу. Она вообще хорошая женщина.

Прошло ещё дня два, приезжает из города дядя Макар, садится обедать и сразу замечает, что я скучный.

Тогда он говорит:

— Понимаю, почему ты такой малахольный. Вся причина в том, что нету у тебя здесь дружков-товарищей…

Я подумал: конечно, было бы очень даже неплохо, если бы сюда ко мне заявился Колышкин, или Витька Бабурин, или Женька Каретников, вообще кто-нибудь из наших ребят.

Я говорю:

— Я могу пригласить…

Дядя Макар головой покачал:

— Нужны мне твои ребята, как зуб в носу. Уж как-нибудь без них обойдёмся.

Я говорю:

— Вы-то, конечно, обойдётесь.

А дядя Макар доел отбивную и говорит:

— Я сам о твоём досуге позаботился. Бери ручку, листок бумаги, я продиктую письмецо одному молодому человеку твоих лет…

— Какому молодому человеку?

— Сейчас узнаешь.

Достал он записную книжку, полистал и говорит:

— Пиши!

Я думаю: пожалуйста, я напишу, раз меня просят. Взял шариковую ручку, листок бумаги, сел и написал:

«Здравствуй, уважаемый сверстник, пока что мне не известный Виктор! Настоящим письмом приглашаю тебя прибыть в гости в один дом, где тебе будут созданы исключительно хорошие условия для здорового отдыха совместно со мной. Сам я учусь в средней школе, имею хорошую успеваемость и неплохое общественное лицо. Мы с тобой поиграем, калорийно покушаем и завяжем прочную дружбу. На сегодняшний день мы не знакомы, но мы познакомимся и безусловно найдём общий язын. Дорогой Виктор, приезжай в это воскресенье на электричке. От девяти до десяти утра буду ожидать тебя на станции Песчанка. А чтобы я тебя узнал, возьми гвоздику и повесь у себя за ухом. Итак, жду с нетерпением. Явка обязательна. Привет!»

Дядя Макар прочитал и говорит:

— Хорошо получилось. Просто-таки замечательно. Теперь давай пиши адрес на конверте.

Продиктовал он адрес, я его спрашиваю:

— Зачем я писал это и кому?

Дядя Макар говорит:

— Зачем писал — из письма ясно. Поймёт. А хочешь знать кому? Могу сообщить. Виктору Долгопятову.

— А кто он такой?

— Сынок Сергея Александровича.

— Какого Сергея Александровича?

— Долгопятова. Из комитета народного контроля. Понял?

— Нет.

— Мало супу ешь, потому и не понял. Дазай-ка письмо. Пойду лично кину его в ящик.

Ушёл дядя Макар, а я подумал: дурак будет этот Виктор, если приедет… Но вообще-то, конечно, загадочно. Встреча на станции, в ухе гвоздика… А для чего это дяде Макару понадобилось? Наверно, для того чтобы я не скучал. Гвоздика сразу бросится в глаза, знак заметный. В детективах человека чаще узнают по шраму на щеке. Но вообще-то глупо, если написать: «Чтоб я тебя узнал, явись со шрамом». А если у него нет шрама?

Думал я, думал — и наконец додумался, для чего дядя Макар решил пригласить в гости этого мальчика. Дядя Макар сделает приятное сыночку Долгопятова а за это папа Долгопятов сделает что-нибудь приятное дяде Макару.

Не буду рассказывать, что было в четверг, в пятницу и в субботу. Лучше я расскажу, что произошло в воскресенье утром.

На даче ждали гостя. Тётя Люба приготовила обед, напекла разных пирожков и сварила компот из длинненьких слив. Эти сливы, между прочим, здорово развивают глазомер. Когда их ешь, остаются косточки. Возьмёшь такую косточку двумя пальцами, прицелишься, нажмёшь, и она летит, как пуля!.. В прошлом году в пионерлагере мы этими косточками стреляли в цель и на дальность. Витька Бабурин всех обставил. Вообще Витьку вся школа знает. «Деятель повышенной резвости» — это про него учитель физкультуры сказал. Он ещё сказал, что недавно один профессор с научной целью провёл день в своём кабинете с маленьким ребёнком. Он решил в точности повторять все его движения. Ребёнок прыгает — и профессор прыгает. Ребёнок бегает на четвереньках — и профессор за ним. Ребёнок кувыркается — и профессор тоже. Ребёнок сунул ножку в рот — и профессор… Вечером профессора еле откачали. А потом он ещё месяц в санатории лечился. Интересно, правда?..

Да. Так вот, пошёл я в воскресенье утром на станцию. Первую электричку встретил — нет мальчишки с гвоздикой. Вторую — опять его нет…

И вдруг я вижу — шагает навстречу мой старый друг Витька Бабурин.

Я говорю:

— Здорово, Витек! Ты как сюда попал?

— К одному филателисту прибыл, марками меняться.

И тут мне в голову ударила идея.

Я говорю:

— Витька, твои марки никуда не денутся. Подожди. Возможно, мы проведём с тобой одну небольшую операцию…