И. Судникова - Занятные истории Страница 20

– Ах, Александр Сергеевич, сколько Бог дал вам талантов, вы поэт, музыкант, были лихой кавалерист и, наконец, отличный лингвист!

Он улыбнулся, взглянул на Каратыгина умными своими глазами из-под очков и ответил ему:

– Поверь мне, Петруша, у кого много талантов, у того нет ни одного настоящего.

В бытность Грибоедова в Москве, в 1824 году, он сидел как-то в театре рядом с композитором Алябьевым, и оба они очень громко аплодировали и вызывали актеров. В партере и райке зрители вторили им усердно, а некоторые стали шикать; из всего этого вышел ужасный шум, привлекший полицию. Грибоедова и Алябьева, сидевших на виду, полиция сочла виновниками происшествия. Когда в антракте они вышли в коридор, к ним подошел полицмейстер Ровинский в сопровождении квартального.

– Как ваша фамилия? – спросил Ровинский Грибоедова.

– А вам на что?

– Мне это нужно знать.

– Я – Грибоедов.

– Кузьмин! Запиши, – сказал Ровинский, обращаясь к квартальному.

– Ну, а как ваша фамилия? – в свою очередь спросил Грибоедов Ровинского.

– Что за вопрос?

– Я хочу знать, кто вы такой?

– Я полицмейстер Ровинский.

– Алябьев, запиши! – сказал Грибоедов, обращаясь к Алябьеву.

У Александра Сергеевича Грибоедова камердинером был крепостной Александр Грибов, которого драматург в шутку называл своим тезкой, баловал, как любимца с детства, а тот фамильярничал с барином своим сверх меры.

Однажды Александр Сергеевич ушел в гости на целый день. Грибов, по уходе его, запер квартиру на ключ и сам тоже куда-то отправился. Часу во втором ночи Грибоедов воротился домой, звонит, стучит, но ответа нет. Помучившись напрасно с четверть часа, он отправился ночевать к своему приятелю, жившему неподалеку.

На другой день Грибоедов приходит домой. Грибов встречает его, как ни в чем не бывало.

– Сашка! Куда ты вчера уходил? – спрашивает Александр Сергеевич.

– В гости ходил, – отвечает Сашка.

– Но я во втором часу воротился, и тебя здесь не было.

– А почем же я знал, что вы так рано вернетесь? – возражает камердинер обидчивым тоном.

– А ты в котором часу пришел домой?

– Ровно в три часа.

– Да, – сказал Грибоедов, – ты прав, ты точно, в таком случае, не мог мне отворить дверей.

Несколько дней спустя Грибоедов сидел вечером в своем кабинете и что-то писал. Александр пришел к нему и спрашивает его:

– А что, Александр Сергеевич, вы не уйдете сегодня со двора?

– А тебе зачем?

– Да мне бы нужно сходить часа на два или на три в гости.

– Да ступай, я останусь дома.

Грибов расфрантился, надел новый фрак и отправился. Грибоедов оделся, запер квартиру, взял ключ с собою и отправился в гости. Время было летнее; Грибов воротился часу в первом; звонит, стучит, двери не отворяются. Уйти ночевать куда-нибудь нельзя, неравно барин воротится ночью. Нечего было делать, ложится он на полу около самых дверей и засыпает богатырским сном. Рано поутру Грибоедов воротился домой и видит, что его тезка, как верный пес, растянулся у дверей. Он разбудил его и, потирая руки, самодовольно говорит:

– А? что?.. франт, собака, каково я тебя прошколил?.. Славно отомстил тебе! Вот если б у меня не было поблизости знакомого, и мне бы пришлось на прошлой неделе так же ночевать по твоей милости.

– Куда как остроумно придумали!.. Есть чем хвастать, – сказал, потягиваясь, встрепанный Грибов.

Г.Р. Державин

(1743–1816)

Будущий великий русский стихотворец и государственный деятель Гавриил Романович Державин, только что поступивший на службу в Преображенский полк солдатом[21], явился раз за приказанием к прапорщику своей роты, князю Козловскому. В это время Козловский читал собравшимся у него гостям сочиненную им трагедию «Сумбека». Получив приказание, Державин остановился у дверей, желая послушать чтение, но Козловский, заметив это, сказал:

– Поди, братец, с Богом: что тебе попусту зевать, ведь ты ничего тут не смыслишь.

Державин был правдив и нетерпелив. Императрица Екатерина поручила ему рассмотреть счета одного банкира, который имел дело с кабинетом и был близок к банкротству. Прочитывая государыне его счета, статс-секретарь дошел до одного места, где было сказано, что одно важное лицо, не очень любимое государыней, должно ему такую-то сумму.

– Вот так мот! – заметила государыня, – и на что ему такая сумма?

Державин возразил, что князь Потемкин занимал еще больше, и указал в счетах, какие именно суммы.

– Продолжайте! – сказала государыня.

Дошли до другой статьи: опять заем того же лица.

– Вот, опять! – сказала императрица с досадой: – мудрено ли после этого сделаться банкротом?

– Князь Зубов занял больше, – сказал Державин и указал на сумму.

Екатерина вышла из терпения и позвонила. Входит камердинер.

– Нет ли кого там, в секретарской комнате?

– Василий Степанович Попов, Ваше Величество.

– Позови его сюда.

Вошел Попов.

– Сядьте тут, Василий Степанович, да посидите во время доклада: Гавриил Романович, кажется, меня прибить хочет.

В 1805 году императору Александру I было подано такое прошение черниговским протоиереем Кубецким:

Премудрый Александр, России государь!Прости, что пред тобой пищать дерзнул комар!Самодержавие дало тебе власть свыше.Всесильный! Поступать вели со мною тише.Я протопоп; ношу тобою данный крест,Но так умален, как в руках мизинный перст.От осьмисотого до нынешнего годаПо чину моему не получил прихода:Синод повелевал, и дважды я просил,Архиерей не дал – просить нет больше сил.Синод мне место вновь избрать повелевает,Но архипастырь мой того не исполняет.И тако, повели, всеавгустейший царь,Меня, презренного от высшей власти тварь,Восстановить и посадить на протопопском местеИли же пенсион дать в год рублей по двести.Тогда жена моя и четверо детей,Пришед со мной во храм, произнесут глас сей:Да будут Александр, его Елисавета,Над нами царствовать счастливо многи лета!

На это прошение была резолюция министра Державина:

Царево повеленье весте:Велел вас посадить на протопопском месте.

Одна дама вышила подушку, которую поднесла Александру I, при следующих стихах:

Российскому отцуВышила овцу,Сих ради причин,Чтобы мужу дали чин.

Резолюция министра Державина:

Российский отецНе дает чинов за овец.

В.А. Жуковский

(1783–1852)

В 1840 году знаменитый поэт Василий Андреевич Жуковский приезжал в Москву и жил в ней некоторое время. Друзья и почитатели его таланта задумали угостить его обедом по подписке; несколько человек, распорядителей этого праздника, приехали к Жуковскому, чтобы пригласить его, и вместе с тем показать ему, кто именно будет на обеде.

Жуковский сначала не хотел и смотреть списка лиц, пожелавших выразить ему свое внимание; но, когда ему прочли этот список, он попросил, чтобы одно лицо непременно исключили. Это был один пожилой профессор.

– Я не хочу слушать, какие о нем ходят толки, – говорил добродушно Жуковский, – но я не в силах простить ему одной обиды.

При этом он рассказал, как года три назад, когда наследник цесаревич, обозревая Москву, посещал в сопровождении Жуковского университетские лекции, этот профессор целый час выводил Жуковского из терпения чтением ему в лицо и в торжественной обстановке чрезвычайно льстивых восхвалений его таланту и т. п.

– Этой бани я не могу забыть, – заключил Жуковский.

Некто Олин, плохой писатель и бедняк, с целью поправить свои плохие обстоятельства, вздумал разыграть в лотерею свою единственную ценную собственность, какую-то фамильную табакерку. Олин явился к Жуковскому, который охотно взял у него десятка два билетов, один оставил у себя, остальные роздал многочисленным знакомым. Олин собрал сумму, в четверо превышавшую стоимость табакерки, и разыграл лотерею. Выигрыш пал на билет Жуковского. Когда Олин принес ему табакер ку, Жуковский подарил ему обратно свой выигрыш. Месяца через два Олин опять явился к Жуковскому с предложением взять несколько билетов на вторичный розыгрыш той же табакер ки. Жуковский не взял ни одного билета, но, заплатив однако деньги за пять, с ласковой улыбкой сказал:

– Боюсь опять выиграть; если выиграю во второй раз, то уж не возвращу вам выигрыша.

Когда близкие знакомые пеняли Жуковскому за его излишнюю деликатность с таким человеком, он отвечал, смеясь:

– Эх, господа, не браните его, – бедность и не до этого доводит.

Ежедневно с утра на лестнице, ведущей к квартире В.А. Жуковского, толпились нищие, бедные и просители всякого рода и звания. Он не умел никому отказывать, баловал своих просителей, не раз был обманут, но его щедрость и сердоболие никогда не истощались. Сумма раздаваемых пособий доходила в иной год до 18 000 ассигнациями и составляла более половины его доходов. Он говорил: