Том Шарп - Новый расклад в Покерхаусе Страница 20

— Так я и думал, мистер Кухмистер.

— Все гораздо хуже, чем я ожидал. Шеф, намного хуже, — перед тем как продолжить, Кухмистер глотнул вина. — Самообслуживание в столовой, — сказал он мрачно. Шеф-повар отложил в сторону нож с вилкой.

— Ну это уж дудки! — прорычал он.

— Правда-правда. Самообслуживание в столовой. — Через мой труп, — отрезал Шеф-повар. — Только через мой труп, черт меня подери.

— А еще и бабья в колледж наведут.

— Что? Женщины в колледже?

— Точно. Женщины в колледже.

— Чудовищно, мистер Кухмистер, чудовищно.

— Еще бы не чудовищно. Чудовищно и безнравственно. Скверно это. Шеф, одно слово — срамота.

— Надо же, самообслуживание, — бормотал Шеф-повар. — Дожили. Как вспомнишь, сколько лет я Шеф-поваром в колледже, сколько обедов я им приготовил, — и вдруг такое свинство. Что они о себе думают? Да у них права такого нет.

— Они ни при чем, — сказал Кухмистер. — Это он воду мутит.

— А они куда смотрят? Совет все-таки. Скажут «нет» — тут его затеям и конец.

— Не могут. Он угрожает уйти в отставку, если не согласятся.

— Так ну и пусть. Скатертью дорожка.

— Он пригрозил написать в газеты и растрезвонить, что они продают дипломы, — сказал Кухмистер.

Шеф-повар посмотрел на него с тревогой.

— Выходит, ему известно о ваших…

— Не знаю, что ему там известно. Но про моих-то он вряд ли знает. Видно, он имеет в виду, что в колледж принимают тех, у кого кошельки набиты.

— Кого хотим, того и принимаем, — возмутился Шеф-повар. — Это наш колледж, а не чей-нибудь там.

— Он смотрит по-другому на дело, — сказал Кухмистер. — А если они заупрямятся, он их ославит на всю страну. Они и согласились.

— А что Декан? Неужели стерпел?

— Сказал, нужно выиграть время, прикинуться, будто согласны. Сейчас к генералу поехал. Они что-нибудь да придумают.

Кухмистер допил вино и улыбнулся своим мыслям.

— Не на тех напал, — приободрился он.

— Это ему не губошлепы в парламенте. Трепачи — вот они кто. Думают, что стоит слово сказать, и завтра нате, все готово. Ни черта не умеют, только болтать горазды. Им терять нечего. Другое дело — Декан. Они с генералом — да они от него мокрого места не оставят. Вот увидишь.

Он многозначительно улыбнулся и подмигнул здоровым глазом. Шеф-повар угрюмо пощипывал виноград.

— Это как же? — полюбопытствовал он.

— Будут грязь искать, — ответил Кухмистер. — Искать грязь в его прошлом, так Декан сказал.

— Грязь? Какую-грязь?

— Женщин, — ответил Кухмистер.

— А-а, — догадался Шеф-повар, — дурных женщин.

— Именно, Шеф, и деньги в придачу.

Шеф-повар сдвинул колпак на затылок.

— А когда он был студентом, деньжата у него водились? Кажется, нет.

— Нет, — ответил Кухмистер, — не водились.

— А теперь он богат.

— Женился на деньгах, — объяснил Кухмистер. — Легкие денежки. Денежки леди Мэри. Вот каков фрукт, этот сэр Богдер.

— Костлявая бабенка. Мне эти костлявые как-то не того. Я люблю помясистей. У него, поди, и любовница имеется.

Кухмистер с сомнением покачал головой.

— У этого — нет. Пороху не хватит.

— Так вы думаете, они ничего не найдут? — Найдут. Не одно, так другое. Но прищучить его чем-нибудь надо. Влиятельные друзья у колледжа есть. Декан сказал. Их и пустят в дело.

— И чем скорее, тем лучше. Делать мне нечего — заправлять столовой самообслуживания, да еще терпеть здесь бабье, — сказал Шеф-повар. Кухмистер встал из-за стола и надел пальто.

— Декан не допустит, — пообещал он и пошел вверх по лестнице к выходу. Дул ветер, и ступеньки засыпало хлопьями снега. Кухмистер поднял воротник.

— Не имеет он права менять порядки, — проворчал он под нос и вышел на ночной воздух.

Декан и сэр Кошкарт сидели в библиотеке Кофт-Касла. Рядом на столике стоял полупустой графин с бренди. Они с горечью вспоминали о былом величии.

— Погибла Англия. А все проклятые социалисты, — ворчал сэр Кошкарт. — Превратили страну в благотворительное общество. Видать, думают, что можно управлять нацией благими намерениями. Черта лысого. Дисциплина — вот что стране нужно. И хорошая порция безработицы, чтобы привести в чувство рабочий класс.

— В наши дни это, кажется, не помогает, — вздохнул Декан. — Вот в былые времена депрессия, по-видимому, оказывала благотворное влияние.

— Пособие по безработице всему виной. Иной раз безработный получает больше, чем работающий. Гнилая система. Поморить бы их хорошенько голодом — все бы и пошло на лад.

— На это можно возразить, что пострадают и женщины и дети.

— Подумаешь, — отмахнулся генерал. — Голодная женщина больше возбуждает. Помню, видел я одну картину. Сидит за столом куча парней, ждут обеда. Тут заходит хозяйка и снимает крышку с блюда. Их как пришпорило! Толковая женщина. Превосходное полотно. Еще бренди?

— Большое спасибо, — сказал Декан, подставляя бокал.

— Беда в том, что этот ваш Богдер Эванс из бедных, — продолжал сэр Кошкарт, когда стаканы были снова наполнены. — Откуда ему знать, что такое настоящий мужчина. Он же не из старого дворянского рода. Вожак из него никакой. Нужно пожить с животными, чтобы понимать людей, рабочих людей. Их надо дрессировать хорошенько. Не слушаются — драть, слушаются — погладить по головке. А забивать им голову разными идеями не дело: не в коня корм. Всякое там образование — бредни и все тут.

— Вполне согласен, — сказал Декан. — Одна из величайших ошибок нашего века — это то, что людям дают образование выше, чем они того заслуживают согласно своему общественному положению. Образованная элита — вот что нужно стране. Что она фактически и имела в течение последних трех столетий.

— Трехразовое питание и крыша над головой — и средний человек будет доволен. Крепкий народец. А существующая система только плодит бездельников. «Общество потребления», «общество потребления»… Нельзя потреблять то, что не произведено. Чертовщина, будь она трижды неладна.

Декан клевал носом. Огонь в камине, бренди, вездесущее центральное отопление Кофт-Касла да теплота чувств сэра Кошкарта — все это в совокупности дало о себе знать. Декана разморило. До его сознания доносился лишь смутный гул проклятий генерала, отдаленный и тающий, словно шум отлива, обнажающего дно устья, где когда-то стоял на якоре целый флот. Теперь все опустело, корабли исчезли, они разобраны, отданы на слом, свидетельство былого могущества растаяло как дым, только кулик с лицом сэра Богдера роет клювом ил. Декан спал.

9

Лежавший на полу комнаты Пупсер зашевелился. От соприкосновения с ковром лицо горело. Голова раскалывалась. Кроме всего прочего ему было холодно, руки и ноги онемели. Он повернулся на бок и посмотрел в окно. Небо над Кембриджем бросало оранжевый отблеск сквозь падающие снежинки. Он медленно собрался с силами и встал. Тошнота и слабость давали о себе знать. Он подошел к двери, включил свет и замер, щурясь на две большие коробки, лежащие на полу. Поспешно сел на стул, пытаясь вспомнить, что с ним случилось и как он стал обладателем двадцати четырех дюжин трехсосковых, проверенных электроникой, упакованных для торгового автомата презервативов с гарантией. Детали сегодняшних событий медленно всплывали в памяти Пупсера, а с ними и мысли о недоразумении с Деканом. «На неделю лишаюсь права покидать территорию колледжа», — бормотал он, и — тут до него дошло, какие нежелательные последствия это влечет за собой. Ведь он подписал бланк в оптовой конторе, но не может теперь доставить эти мерзкие штуковины в «Единорог». Начнется расследование. Бармен из «Единорога» его опознает. Опознает и этот гнусный бородач из оптовой конторы. Дело передадут в полицию. Последует обыск. Арест. Обвинение в незаконном хранении двадцати четырех дюжин… Пупсер схватился руками за голову. Что делать? Нужно избавиться от этого добра. Он взглянул на часы. Одиннадцать. Надо спешить. Может, сжечь их? Он посмотрел на газовую горелку и отбросил эту мысль. Исключено. Спустить в унитаз? Это идея. Он бросился к коробкам и начал их открывать. Сначала наружную коробку, потом внутреннюю, затем саму пачку и наконец снял обертку из фольги. Очень трудоемкая работа. Этак он сто лет будет возиться. И все-таки надо браться за дело.

Рядом на ковре медленно росла куча пустых пачек, а вместе с ней куча фольги и нелепая композиция из резиновых колец, похожих на сплющенные и полупрозрачные шляпки маленьких грибов. Руки Пупсера стали липкими от сенситола, разрывать фольгу стало еще труднее. Прошел час, а он опустошил только одну коробку. Часы показывали двенадцать. Он сгреб презервативы в кучу, взял для начала горсть и через лестничную клетку прошел в уборную. Бросил их в унитаз и дернул спуск. Хлынула вода, все завертелось и запузырилось. Утонули? Когда вода поутихла, он увидел, что две дюжины резиновых колечек вызывающе плавают на поверхности. «Вот черт!» — в отчаянии сказал Пупсер и подождал, пока бачок наполнится снова, а еще через минуту опять дернул за цепочку. Две дюжины презервативов радостно глядели на него снизу. Один или два развернулись и наполнились воздухом. Пупсер бешено уставился на проклятые резинки. Надо как-то их пропихнуть. Он выхватил из-за унитаза ершик и стал заталкивать злополучные колечки. Одно или два исчезли в бездне унитаза, но большая часть и не думала тонуть. Мало того, у трех хватило нахальства прилипнуть к ершику. Пупсер брезгливо снял их и с отвращением бросил обратно в воду. К тому времени бачок снова наполнился, тихо булькая, и напоследок издал чего-то вроде шипения. Пупсер задумался. Раздобыть эту мерзость было чертовски трудно, а теперь вот оказывается, что избавиться от нее — просто адская работа.