Сью Таунсенд - Адриан Моул: Дикие годы Страница 21

У Моники Брайтуэйз вспыхнула серьезная ссора с предводителем бойскаутов из Халла. Она утверждает, что видела, как он за обедом взял из мешка два ломтика черного хлеба. Он же яростно это отрицает и обвиняет ее в том, что она заграбастала себе весь костер. Все разделились на два лагеря, исключая меня, который терпеть не может и тех и других в равной мере.

Сегодня моя байдарка опрокинулась одиннадцать раз. Остальные храбрецы рассвирепели за то, что я их задерживаю. Все они — члены Британского Союза Байдарочников. Я же — совершеннейший новичок, а пересекать озеро в девятибалльный шторм — самый жуткий мой кошмар. Волны! Ветер! Вода! Мрачное, черное русское небо! Опасность! Ужас!

Молюсь Господу Богу, что скоро наше путешествие завершится. Я стремлюсь в Москву. Хотя там придется сидеть в гостиничном номере: комары безжалостно искусали мне все лицо. Я похож на обдолбанного Человека-Слона.

Полночь. Снаружи происходит распитие водки. Из палатки я отчетливо слышу каждое слово. Русские слезливо сентиментальны. Всякий раз, когда они заговаривают о «нашей душе», англичане хихикают. Я жажду сна. Также я жажду горячей воды и унитаза со смывом.

В Москву! В Москву! В Москву!

Уборная в вагоне неописуема. Тем не менее, я постараюсь ее описать. Я же романист, в конце концов.

Представьте себе, что двадцать бизонов с расстройством желудка заперли в одной уборной на две недели. Теперь постарайтесь представить, что по полу пролегает открытая сточная канава. Добавьте сюда политзаключенного из ИРА, объявившего грязную забастовку и отказавшегося мыться. Нужного запаха можно добиться, откопав несколько разложившихся трупов, добавив парочку здоровых молодых скунсов — и тогда вы довольно близко подойдете к тому, на что похожа и чем пахнет уборная в этом вагоне.

Леонард Клифтон собирается написать жалобу президенту Горбачеву.

Я сказал:

— Мне кажется, у Горабчева на уме сейчас совершенно другие вещи — например, как предотвратить гражданскую войну или накормить своих сограждан.

Безобидное замечание, казалось бы, но Клифтон рассвирепел. Он заорал:

— Ты испортил мне весь отпуск, Моул, своим жалким хлюздоперством и мерзкими циничными замечаниями!

Я был совершенно ошарашен. Никто из членов группы не поспешил на мою защиту — если не считать двойняшек Брайтуэйз, которые не раз информировали всю группу, что «любят все живые существа». Поэтому что бы они ни сказали — не имеет значения. Двойняшки, вне всякого сомнения, приравнивают мою жизнь к жизни ленточного червя.

Я остановился в «Украине» около Москва-реки. Снаружи гостиница напоминает шприц. Внутри она переполнена недоуменными постояльцами всех национальностей. Их смятение проистекает из нежелания обслуживающего персонала выдавать им какую бы то ни было информацию.

Например, едва ли кто-нибудь в курсе того, где именно подают еду. Думаю, никто даже не знает, подают ли ее вообще.

Сегодня утром на завтрак я съел кусочек черного хлеба, четыре ломтика свеклы, побег свежего кориандра и выпил чашку холодного черного чая.

Американка в очереди за мной взвыла, обращаясь к мужу:

— Норм, мне нужен сок!

Норм покинул очередь и подошел к группе прохлаждавшихся официанток.

Я наблюдал, как он пантомимой изображал им апельсин — сначала висящим на дереве, затем сорванным с него. Официантки бесстрастно посмотрели спектакль, потом повернулись к американцу спиной и сгрудились вокруг переносного радиоприемника. Норм вернулся в очередь. Жена одарила его презрительным взглядом.

Она сказала:

— Мне просто необходимы какие-нибудь фрукты утром. Ты же знаешь , Норм. Ты знаешь, как всю мою систему прихватывает.

Норм скорчил мину, давая понять: он в точности помнит, что именно происходит с «системой» его жены, когда ее прихватывает. Я с нежностью подумал о связке бананов, лежащей у меня в номере.

Здесь им просто нет цены.

В девять тридцать бо льшая часть нашей группы собралась в фойе гостиницы, чтобы нанести визит на Красную площадь. Я притаился за колонной, прикладывая тампоны с перекисью водорода к четырнадцати комариным укусам, обезобразившим мою физиономию.

Двойняшки из Барнстапла — Моника и Стелла Брайтуэйз — задержали нас на десять минут, а потом уверяли, что все это время сами ждали, пока лифт доберется до их девятнадцатого этажа. В конечном итоге, мы расселись в автобусе, у которого выхлопная труба, казалось, выходила прямо в салон рядом с моим креслом. Я кашлял и задыхался от дизельных паров, тщетно пытаясь открыть окно. Водитель автобуса нацепил значок с портретом Горбачева и, судя по виду, — был в дурном настроении. Автобус остановился неподалеку от Красной площади, мы выбрались из него и столпились вокруг нашего интуристовского гида Наташи. Она подняла красно-белый зонтик, и мы побрели за ней, как стадо слабоумных овец. А когда наконец вышли на площадь, стало очевидно: здесь что-то происходит — марш протеста или какая-то демонстрация. Я потерял красно-белый зонтик из виду и заблудился в толпе. За спиной моей вдруг раздалось зловещее рычание, но сдвинуться с места я не смог.

Старушка в платке погрозила кулаком в сторону, откуда доносилось рычание, и что-то закричала по-русски. Брызги слюны вылетали у нее изо рта и оседали на мой чистый свитер. Затем толпа расступилась, рокот приблизился — и гусеницы русского армейского танка пролязгали по брусчатке в дюйме от моего правого ботинка. Танк остановился, на броню вскарабкался какой-то юнец и принялся размахивать флагом. Флаг был с серпом и молотом — такой я привык видеть повсюду. Толпа одобрительно взревела. Что происходит? Московское «Динамо» выиграло футбольный матч? Нет, тут что-то серьезнее.

Одна девушка с обилием синих теней на веках доверительно сказала мне:

— Англичанин, сегодня ты стал свидетелем конца коммунизма.

— Меня чуть танк не переехал, — ответил я.

— Доблестная смерть, — согласилась она.

Я полез в карман за бананом — поднять уровень сахара в крови. Очистил его. Глаза девушки наполнились слезами. Я предложил ей кусочек, но она не поняла моего жеста и закричала что-то по-русски. Толпа орала и улюлюкала. Девушка повернулась ко мне и объяснила, что кричала она «При Ельцине бананы — для всех!» Толпа подхватила клич. Затем девушка съела мой банан.

— Символический жест, разумеется, — сказала она.

Когда я вернулся в свой номер, у меня под дверью сидела на стуле дюжая девица. На ней было сильно декольтированное миниплатье из коричневой парчи.

— А, мистер Моул, — сказала она, — меня зовут Лара. Я пришла к вам в номер — спать, конечно же.

— Это входит в программу «Интуриста»? — спросил я.

Лара ответила:

— Нет. Я, конечно же, влюблена в вас.

Она вошла следом за мной в номер и прямиком двинулась к связке бананов, лежавшей на тумбочке. Взглянула на них похотливо, и я все понял. Ей хотелось не меня — ей хотелось бананов. Я дал ей два. Она ушла. Совокупление с ней могло бы нанести мне травму. Ноги у нее — как секвойи в Калифорнии.

Бо льшую часть ночи пролежал без сна, расчесывая комариные укусы и сожалея о своем скоропалительном решении: интересно, как сейчас разлетаются слухи о моих бананах? На следующий день все улицы были заполнены бунтующими москвичами, поэтому пришлось просидеть в отеле.

После обеда (черный хлеб, свекольник, усохший кусочек мяса, одна холодная картофелина) я вернулся в номер и обнаружил, что бананы исчезли. Я пришел в ярость.

Пожаловался Наташе, но она лишь сказала:

— У вас было десять бананов? — Взгляд ее затуманился, но затем она рявкнула: — Конечно, следовало хранить их в сейфе гостиницы. Теперь они наверняка гуляют по черному рынку.

Леонарда Клифтона я отыскал в мрачном подвальном баре. Произошел переворот против Горбачева, а затем — контр-переворот Бориса Ельцина.

— Для советского коммунизма — плохая новость, — сказал Леонард. — Но для Иисуса — хорошая.

В Англию! В Англию! В Англию!

Я жажду вернуться к себе на чердак.

Лежу в постели, изможденный и изуродованный. Ну почему на свете существуют комары? Почему? Кассандра утверждает, что они — «сущностно важное звено трофической цепи». Так вот, я, Адриан Моул, с радостью бы это звено отправил в унитаз — и если пищевая цепь распадется, и весь мир умрет от голода, значит так тому и быть.

Написал в «Инородные Части Света», грозя пожаловаться на них в Ассоциацию Британских Турагентов, если не получу обратно все свои деньги, плюс компенсацию за двойную травму, нанесенную мне комарами и революцией.