Генри Берд - Холестерин колец Страница 21

Бромофил устремил взоры вперед, туда, где за речными излучинами едва-едва показалось солнце.

— Ранняя птичка гастрит получает, — пробормотал он и крепко заснул.

Столь велико было очарование Лодыриена, что хотя путешественники провели в этой волшебной земле всего одну ночь, им она показалась неделей, и Фрито, плавно несомый рекой, преисполнился вдруг неясного страха, — ему стало казаться, что времени у них осталось всего ничего. Он вспомнил о полном зловещих предзнаменований сне Бромофила и, вглядевшись в спящего воина, впервые заметил пятно на его челе, как бы от высохшей крови агнца, большой меловой крест на спине и черную метку размером с дублон на щеке. На левом плече Бромофила сидел огромный, недобрый на вид стервятник — сидел, ковырял в зубах и пел дурацкую песню про каких-то трупиалов.

Вскоре после полудня русло реки начало сужаться и мелеть, а вскоре за этим путь отряду преградила громадная бобровая плотина, из нутра которой до путешественников донеслись мрачные шлепки бобровых хвостов и зловещий вой турбин.

— Я полагал, что путь на Крутобокие Острова свободен, — сказал Артопед, — но ныне вижу, что слуги Сыроеда и здесь уже поработали. Дальше нам по реке не проплыть.

Путешественники подгребли к западному берегу и, вытащив плоты, второпях позавтракали луной и грошем.

— Ох, боюсь, подгадят нам эти скоты, — сказал Бромофил, махнув рукой в сторону нависающей над ними бетонной плотины.

Словно в ответ на его слова, некая массивная фигура, нетвердо ступая, враскачку двинулась по каменному берегу в сторону путешественников. Фута, примерно, в четыре ростом, очень темнокожая, с похожим на кусок запеченного мяса хвостом, в черном берете и в скрывающих поллица темных очках.

— Ваш покорный слуга, — низко поклонившись, прошепелявила эта странная тварь.

Артопед подозрительно разглядывал негодяя.

— А ты кто такой? — спросил он наконец, и рука его пала на рукоять меча.

— Безобидный путешественник вроде вас, — ответило бурое существо, в подтверждение хлопнув оземь хвостом. — Мой конь расковался или лодка утопла, никак не могу запомнить.

Артопед облегченно вздохнул.

— Ну что же, милости просим, — сказал он. — А я уж испугался, что вы, может быть, какой-нибудь лиходей.

Странное существо снисходительно рассмеялось, показав пару передних зубов размером с плитки-кабанчики, какими выкладывают ванные комнаты.

— Это навряд ли, — сказало оно, жуя в рассеянности кусок разбухшей в воде лесины. Затем существо громко чихнуло, и темные очки его упали на землю.

Ловелас испуганно ахнул.

— Черный Бобер! — отшатнувшись, воскликнул он.

В тот же миг в ближнем лесу послышался громкий треск и на невезучий отряд обрушилась объединенная банда завывающих урков и рычащих бобров.

Артопед вскочил на ноги.

— Эвиндюр! — воскликнул он и, обнажив Крону, протянул ее рукоятью вперед ближайшему урку.

— Рахат-лукум! — возопил Гимлер, разжимая пальцы, чтобы из них упало на землю его тесло.

— Вазелин! — произнес Ловелас, поднимая руки.

— Ipso facto! — проворчал Бромофил, и расстегнул перевязь своего меча.

Пока остальные торопливо сдавались, Срам подскочил к Фрито и ухватил его за локоть.

— Пора рвать когти, бвана, — сказал он, набрасывая на голову шаль, и оба хоббота соскользнули на плот и отплыли от берега прежде, чем набегающие урки и их неуклюжие союзники успели заметить пропажу.

Вожак урков сгреб Артопеда за грудки и свирепо встряхнул.

— Которые тут хобботы? — взревел он.

Артопед повернулся туда, где только что стояли Срам и Фрито, потом туда где скорчились, стараясь быть понезаметнее, Мопси и Пепси, и наконец туда, где прикинувшись мертвыми, лежали Гимлер и Ловелас.

— Соврешь — костей не соберешь, — пригрозил урк, и Артопед против воли своей отметил прозвучавшую в голосе урка угрожающую нотку.

Он указал рукою на хобботов и двое урков прыгнули вперед и сграбастали несчастных руками, превосходившими толщиной Артопедовы ноги (обе сразу).

— Вы ошибаетесь! — заверещал Мопси. — У меня его нет!

— Не того вяжете! — взвизгнул Пепси. — Вон его берите!

И указал на Мопси.

— Ну да, не того — того самого, — кричал Мопси, маша лапкой в сторону Пепси, — я бы его где хошь признал. Рост три-пять, вес восемьдесят два, на левой руке татуировка — дракон перед случкой, два привода за недонесение и пособничество известному Кольценосцу.

Вожак урков злобно расхохотался.

— Остальным даю десять секунд, чтобы смыться, — сказал он, вертя в руках комплект гигантских кривых ножей и леденя душу пленников внезапным переходом на нормальный английский язык.

При этих словах Бромофил рванул с места, как спринтер, но перевязь меча обвила его ногу, он упал, и острый носок его же полуботинка пронзил Бромофилу грудь.

— Участь моя решена, — простонал он. — О, передайте Спартаковцам, чтобы держали торпеды сухими!

Затем он громко всхрапнул и испустил дух.

Урка покачал головой.

— Ну, уж это ты зря, — сказал он и увел свою банду, а с нею Мопси и Пепси, в окрестные леса.

Фрито и Срам, осторожно гребя, неторопливо переплыли реку и вытащили свое судно на восточный берег; а за ними, скрытое от глаз тенью плотины тихо прошлепало какое-то серенькое существо на зеленом в желтый горошек надувном матрасике.

— Из печного горшка да прямо в ночной, как сказал бы старый Губа-не-Дура, — проворчал Срам. Они выудили из груды барахла на плоту спальные мешки и полезли вверх по узкому ущелью, ведущему к следующей главе.

VI. ВСАДНИКИ РЕГОТАНА

Три дня Артопед, Ловелас и Гимлер гнались за бандой урков, останавливаясь лишь затем, чтобы поесть, попить, поспать, сыграть несколько партий в пинокль и немного погулять, любуясь окрестными видами. Скиталец, эльф и гном неутомимо шли по следам похитителей Мопси и Пепси, порой они покрывали за один переход не менее трех сотен ярдов, прежде чем рухнуть наземь в полной апатии. Много раз Топтун сбивался со следа, что было довольно трудно, поскольку урки имеют обыкновение любовно собирать свои экскременты и складывать из них там, где они проходят, большие ароматные кучи. Кучам этим они старательно придают скульптурные, но пугающие формы — в качестве безмолвного предостережения всякому, кто помышляет бросить вызов ихмощи.

Но урковы кучи встречались все реже, свидетельствуя, что урки либо ускоряют шаг, либо испытывают недостаток в грубых кормах. Во всяком случае, след истоньшался, и рослому Скитальцу требовалось все его искусство, чтобы не упустить едва уловимых знаков, оставляемых спешащей бандой: изодранного полуботинка с отверстиями для вентиляции, колоды крапленых карт, а чуть погодя двух урков — тоже с отверстиями и тоже для вентиляции.

Земля становилась все более безрадостной и плоской, теперь вокруг виднелись лишь карликовые кустарники и чахлые сорняки. Время от времени преследователям попадалась заброшенная деревня, совершенно пустая, если не считать одной-двух бродячих собак, которыми путники пополняли свои припасы. Медленно спускались они на унылую Равнину Реготана, место жаркое, засушливое и безотрадное. Слева от них смутно рисовались в небе вершины Мучнистых гор, справа в дальней дали лежал медлительный Эманац, на юге располагались баснословные земли Реготунов — овчаров, прославленных мастерством, какое являют они в схватке с боевым мериносом.

В стародавнее время повелители баранов враждовали с Сыроедом и отважно сражались против него при Брильонтире и Ипсвиче. Ныне же поползли слухи о бандах изменников, которые, вторгаясь верхом на баранах в северные пределы Роздора, грабили, сжигали селения, убивали и насиловали.

Топтун вдруг остановился и испустил глубокий выдох уныния и скуки. Урки уходили от них все дальше и дальше. Осторожно развернул он квадратик, оставшийся от волшебного сдобного хлебца эльфов, и разломил его на четыре равные доли.

— Съесть все до крошки, ибо это последнее, что у нас есть, — произнес он, зажимая в кулаке четвертый кусочек, чтобы сгрызть его позже, когда никто не будет смотреть.

Ловелас и Гимлер жевали сосредоточенно и безмолвно. Всюду вокруг ощущали они злодейское присутствие Сарафана, злого Мага из Кирзаграда. Его зловещие чары тяжко сгущались в самом воздухе, а тайные силы его препятствовали дальнейшим поискам наших друзей. Силы, имевшие много обличий, но ныне обернувшиеся поносом.

Гимлер, который питал к Ловеласу чувства еще менее теплые, нежели в Дольне, — если такое возможно, — подавился булкой.

— Будь прокляты эльфы с их гнилою жратвой, — пробормотал он.

— И гномы, — парировал Ловелас, — с их неразвитым вкусом. В двадцатый раз эти двое обнажили оружие, горя желаньем отведать вражеской требухи, но Топтун вмешался, предотвращая смертоубийство. Он все равно уже доел свою порцию.