Чевгун Федорович - Если можешь – беги… Страница 21

Москва встретила Шитова вывесками, киосками, праздношатающимися толпами… И обилием обменных пунктов, где брали все подряд. Облегчив пиджачный карман от иен, которые в Ялте не котировались, зато в Москве обменивались аж по восемь с полтиной за штуку, Шитов набил рублями пластиковый пакет, уложил для сохранности в матерчатую сумку не первой свежести и двинулся прогулочным шагом вверх по улице Горького – к Тверскому бульвару.

Значит, бутылка пива – здесь, бутылка – там… К памятнику Пушкина Шитов подошел в настроении. Перекурив вблизи Александра Сергеевича, отправился на Арбат. Напротив здания бывшего ТАСС, вблизи кинотеатра повторного фильма, Шитов опять тормознулся у киоска. Здесь его и окликнула гораздая на выдумки Судьба.

Судьба окликнула его голосом парня лет двадцати двух, одетого с явным столичным шиком. Фирменные кроссовки, черные джинсы, футболочка "I love beer". Глаза деланно-веселые.

– На пиво не займешь? – спросил парень, заранее улыбаясь отказу. И тут же улыбку погасил, услышав:

– О чем разговор! – Шитов вынул из кармана деньги.

– Ну, ты силен! Уважаю.

Тут же, у киоска, и познакомились.

– Женя, – сказал Шитов. – С Сахалина.

– Паша, – ответил парень. – Из Мытищ.

Начали с пива, потом Шитова потянуло на портвейн "три семерки". А еще потом они сели с Пашей в случайную машину и поехали куда-то в сторону Киевского вокзала. Паша искоса поглядывал на провинциала, на его матерчатую сумку и думал, что брать ее он не будет: на хрена она ему сдалась? А вот в карманах у этого Жени поковыряться придется. Ну и по морде надавать, на всякий случай. Чтобы сразу не сообразил, в какую сторону за милицией бежать.

Машина остановилась у какого-то старого дома.

– Здесь моя знакомая живет. С подружкой, – многозначительно сказал Паша. Шитов сунул водителю две синих бумажки и выбрался из машины. – Вон туда идти, – Паша чуть подтолкнул Шитова, как бы давая ему верное направление. И показал на крайний подъезд.

На середине дороги Паша обогнал Шитова и пошел вперед, словно бы показывая ему дорогу. "Странно, почему он так торопится? И почему чуть не бежит? – думал Шитов, в стараясь не отстать от провожатого. – Торопится выпить? Но мы ведь даже не взяли бутылку!". Метров за пять до подъезда Шитов замедлил ход. Парень же, словно не замечая, что Шитов отстал от него, вошел в подъезд – и словно растворился в гулком сумраке. До подъезда оставалось шага четыре… И здесь Шитов остановился.

Он почувствовал опасность. Он понял, что нельзя заходить в подъезд. Ни в коем случае!

Нельзя – и все. Потому что его, Шитова, там будут сейчас убивать. Но сначала – бить, жестоко и страшно.

Шитов повернулся и двинулся прочь от дома, все убыстряя шаг.

– Ну-ка, стой. Остановись! Да стой, тебе говорят! – Но Шитов уже бежал, прижимая сумку к груди. К счастью, улица была близко. Она не таила опасности, кроме одной – угодить сдуру под машину. Но эта опасность казалась Шитову детской забавой по сравнению с той бедою, что бежала у него за спиной.

– Ослеп?!- заорал водитель "Москвича", выскакивая из машины. – Ну какого черта под колеса лезешь? Ну, нажрался, так дома сиди!

– Не ругайся, шеф… Ну, не ругайся! Мне на вокзал надо. Опаздываю!

– Сколько дашь? – тут же успокоился водитель.

– Двадцатка устроит?

Беда отстала от Шитова. А он через полчаса уже был на площади Маяковского. Шитов взглянул в сторону Владимира Владимировича и вдруг воскликнул:

– Ну-ка, шеф, здесь тормозни!

Шитов не ошибся: это был Вовка. Не тот, бронзовый, а живой – Вовка Чепрагин. Он как раз собирался спуститься в подземный переход и задержался на поверхности, чтобы пропустить идущих навстречу людей.

– Привет с Сахалина!

– Женька?.. Ты откуда, черт, взялся?!

А дальше все как в жизни: задушевно, слегка суетливо и по-пьяному деловито.

В тот вечер столичный Гермес (впрочем, бог торговли везде одинаковый) получил изрядный "навар". Шитов вытряхнул из пластикового пакета немало крупных купюр, и все они разошлись по рукам продавцов близлежащих гастрономов. Пережитая днем опасность требовала грандиозной разрядки. А какая разрядка без вина? Ну и закуска к нему: колбаса, ветчина, карбонат… Ну и сосисок заверните. Парочку.

– Я понимаю так: пить – так пить! – говорил друг Чепрагин в лифте, ползущем вверх, на восьмой этаж. – А у нас с тобой, Женя, извини, только на один вечер. Да и то до половины десятого. Слабо, слабо. Совсем ты, Женя, на своем острове от отдыха отвык!

– Ну, не скажи, Володя, – возразил Шитов, покосившись на здоровенный пакет с бутылками и снедью. – Да здесь не меньше, чем дня на три.

– На два, если уж быть точным, – поправил Чепрагин. – Вот увидишь! Один день – пьем, другой – похмеляемся…

В Москве Шитов задержался ровно на пять дней.

Они сидели в полупустой трехкомнатной квартире и пили, лишь изредка выскакивая на улицу – к ближайшему киоску. Денег было много, и таяли они очень медленно. А может быть, они не таяли совсем.

На шестой день Чепрагин проводил Шитова на вокзал. Билетов не было, но поезда на юг еще ходили. Шитов по-московски расцеловался с Чепрагиным на перроне, по-сахалински щедро сунул проводнику в руку – и забрался в плацкартный вагон. Махнул другу в окне, когда поезд тронулся, и отправился к жене на юг.

– Вы думаете, мыть золото на Колыме – это курорт? – час спустя вопрошал Шитов хриплым запойным голосом. Он сидел по-царски – во главе стола, густо уставленного бутылками и снедью, и фантазировал. Пять дней, проведенных в столице, давали о себе знать неутолимой жаждой к пиву и страстью к разговору по душам. -Да черта с два – курорт… Летом – комарье грызет, зимой – мороз такой, что язык к нёбу примерзает… Но уж зато золотишка намоешь – и в Гагры, прямым рейсом Якутск – Батуми. Через Москву, естественно, через Москву…

Шитов отводил душу, изредка срываясь на мат, а собутыльники Леша и Вася пили дармовое пиво и слушали. Потом к ним присоединился Толя. А еще потом Шитов прилег отдохнуть. Спал он часа два, не выпуская холщовую сумку с деньгами из рук, и проснулся глубокой ночью от сильной жажды.

– Что за станция? – спросил он у проводника.

– Новоряжск. Стоянка десять минут, – ответил тот. "Успею", -подумал Шитов. И отправился на вокзал за пивом. Он еще расплачивался в буфете, а поезд "Москва – Симферополь" уже поспешно выбирался из Новоряжска, торопясь в край курортов, дешевого вина и легких любовных побед.

Часа через два вполне утоливший жажду Шитов сел на поезд Москва -Туапсе. Опять в кассе не было билетов, но места в вагоне были, только плати. Кое-кто из пассажиров еще не спал. Они дружно слетелись на дармовое бульканье. Раздобыли стакан и немного закуски.

И снова Шитов сидел во главе стола.

– Нам, буровикам, деньги вот такие платят, – говорил он, растопыривая руки в стороны. – Честно! Метр породы пробуришь -сто тысяч, считай, в кармане. В момент! Бывало, сядешь в "вертушку" – ну, в вертолет, значит, и – в контору, за деньгами, всей бригадой. Ну а там – кому пять "лимонов" за месяц, кому – десять… кто как работает, тот так и получает! Мне однажды сторублевками зарплату выдали. Ты прикинь, тысяча пачек… Ни в сумку, никуда не лезет… Так с мешком за плечами по Тюмени и ходил.

Сидевшие рядом слушали и подмигивали друг другу. Ну да, конечно, буровик из Тюмени… Видали мы, братцы, таких буровиков! Врет мужик. Ну, запил… Ну да с кем не бывает?

И опять компания не удержала Шитова. А может, просто она ему не понравилась. Поздним утром, отоспавшись на верхней полке (сумка прижата к груди, да кто на нее позарится?), Шитов вышел за пивом на очередной станции. Обратно в вагон он не вернулся: надоело сидеть в окружении халявных лиц. Побродил по местному рынку, поглядел, что такое – украинские купоны. Купил штук восемьсот карбованцев и тут же их в ближайшей пивной и потратил.

На вокзале, когда Шитов ждал очередного поезда, разговорился с дежурным милиционером.

– Бомж? – спросил сержант-украинец.

– Да нет, просто еду.

– И документы есть?

– И документы.

Сержант полистал паспорт, глянул на прописку.

– С Сахалина, что ли? Далековато забрался! Я и сам служил во Владике. Остров Русский, слышал о таком? Ладно, иди. Сейчас поезд придет… На билет-то – есть?

– Найду…

Опять подкатил поезд. И снова Шитов проводнику – деньги в руку и – в вагон. Сел и поехал. И ехал до самой ночи – часов примерно до двух. И снова вышел за пивом…

Какой это был поезд – третий по счету?

Четвертый поезд был бакинский. Около трех часов ночи Шитов (проводнику – деньги в руку) забрался в тамбур. Почти тотчас же заскрипело железо, и скорый бакинский рванул от станции, названия которой Шитов не запомнил, а автору у Шитова спросить было недосуг.

– Подожди здесь, в тамбуре, да? В вагон не иди, слышишь? -проводник-азербайджанец с лязгом захлопнул дверь. – Я пойду, посмотрю, где есть места…