Владимир Величко - Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают Страница 22

— Болеешь?

— Еще как!

— Так поехали ко мне в морг, я как раз вчера спирт получил, чистый, медицинский. Поправим твое здоровье в один миг. А не поможет один миг — призовем второй, третий!

Михаил усмехнулся и открыл «бардачок». Он был полон купюр! Как в той песне поется: эх, полным-полна моя коробочка! Денег было очень много, смятых, скомканных, скрученных в трубочку, стянутых резинками.

— Че ж ты думаешь, я не могу себе позволить похмелиться за эти деньги?

— Так, а что тогда страдаешь?

Мишка, приткнувшись в удобном месте, остановил свою «Ауди» и сказал:

— Понимаешь, Серега, я впервые в жизни сегодня испугался. Испугался как никогда…

— Не иначе с похмелья увидел… ну, этого… который с рогами и хвостом, да?

— Не перебивай. Слушай: как пить начинали — это, конечно, помню. Как продолжали и что делали — тоже помню, а в какой-то момент — полный провал. Открываю глаза, а я дома, на своей кровати, без обуви, но в одежде. Как я дома оказался? Кто привез? Не знаю до сих пор.

— Ну и что ты запаниковал. И у меня такое бывало.

— Нет, постой. Я посидел и пошел в гараж на машину посмотреть. А машина — на места, не помятая, с закрытыми дверками. И даже эти деньги не тронуты. А потом… а потом я вспомнил про помповуху. (Мишка с собой постоянно возил в багажнике помповое ружье 12-го калибра, с разрешением, все законно.) Ну, открываю багажник — нет, ружжо тоже на месте, все лежит как обычно. А вот потом глянул в стволы, а там нагара с полпальца. И ни одного патрона в патронташе — а там их с полсотни было, если не больше. И ты понимаешь, Серега, я вообще не помню факта стрельбы! С кем, в кого, когда стрелял? Кто стрелял? А может, меня уже сейчас менты ищут за че то? Понимаешь, Серега, — и он схватил меня рукой за предплечье и с силой сжал, — так однажды проснешься не на своей кровати, а в камере… за убийство! Если бы ты знал, как я испугался! Не поверишь, но до икоты! А тут еще башка раскалывается!

Ну, посидели, поговорили на эту тему еще с полчасика. Он сказал, что «завяжет, точно завяжет…». На том мы и расстались.

С тех пор прошло два месяца, вернее почти два месяца. Мишку видел мельком и, по слухам, он не пил. Он, надо сказать, был бизнесменом, и не из бедных. Конечно, не таким богатым, как Хиль в твоем Влад рассказе, но с пару лимонов точно имел, если не больше. Долларов, понятное дело. Мишка был хорошим другом для… старых друзей. Многим из нас помогал. Мне помогал. Ненавязчиво так, не обидно. Особенно в 90-е годы, когда все бюджетники без денег сидели. И, что характерно, никогда не лез с просьбами по вопросам экспертизы. С незаконными просьбами, я имею в виду. Вы понимаете, о чем я?..

И вот в декабре месяце, часов в 12 ночи раздался телефонный звонок:

— Федорыч, — это дежурный по РОВД звонил, — к нам только что привезли Михаила (он, конечно, фамилию назвал, а не имя), привезли из ресторана, где он из ружья застрелил Васю Пупкина (фамилия, как сами понимаете, ребята, тоже вымышленная). Михаил сейчас пьяный до невменяемости у нас в камере, — продолжил дежурный. — Начальник просит вас подойти к 9 утра в морг, а мы его с конвоем привезем на освидетельствование. Хорошо?

Меня будто кипятком ошпарило, а сон мгновенно улетучился. Посидел я и взялся звонить знакомым, тем, кто мог знать, что да как все произошло. И вот что в конце концов выяснил: Михаил из города приехал примерно в 22 часа и сразу в наш ресторанчик. И там вскоре завязал ссору с нашим… ну мафиози, так скажем. Кстати, они были прекрасно знакомы и даже приятельствовали. Чего они там не поделили — не знаю. Да и никто толком не знает. Причем, по словам очевидцев, Михаил особо-то пьяным и не выглядел. Поругались они так, вполнакала, без хватания друг друга за грудки, без мата и прочих непристойностей. Михаил выпил с полстакана коньяку и ушел. Потом минут через 20 вернулся уже с помповухой. И не говоря ни слова, пальнул недруга прямо в живот. Прикиньте — с двух метров из 12-го калибра, картечью. Тот умер практически на месте. Печень и часть брюшного отдела аорты — в клочья.

Долго я просидел, вспоминая тот осенний разговор и его слова, даже интонации, с которыми он тогда сказал ту фразу: «Понимаешь, Серега, так однажды проснешься не на своей кровати, а в камере… за убийство! Если бы ты знал, как я испугался! Не поверишь, но до икоты!» Я поразился такому совпадению. Неужели он уже тогда предчувствовал все это? Предчувствовал и не смог изменить будущее, которое теперь стало страшным настоящим?

На следующее утро Михаила привезли ко мне в начале десятого. В наручниках, под конвоем. Если бы я не знал, что это его привезут — то сразу и не признал бы в нем своего старого друга. Помятого, опухшего. И лицо настолько было не его, что я поразился — похмелье и переживания изменили лицо так, как и хорошие кулаки дюжих мужиков не смогли бы. Стал я его расспрашивать, а он мне и говорит:

— Понимаешь, Серега, все случилось, так как тогда я тебе и говорил. Очнулся в камере и только тогда узнал, что убил. А я — ты понимаешь! — я ничего не помню, что и как все произошло. Ни-че-го! — И в словах Михаила, старого циника и грубого материалиста-бизнесмена-алкаша было столько страданий, столько муки… Знаете, так не сыграешь. Осмотрел я его, потом опохмелил — чуточку спирта налил, уж сильно он плох был. Охрана сделала вид, что не видела этой процедуры, хотя носами шевелили, как будто призовые гончие след брали!

В общем, резонанс этого убийства был немалым. Михаил отсидел почти месяц. А потом был отпущен под подписку. Следствие длилось, длилось и… перестало длиться. Прекратили. Как, по каким статьям я до сих пор так и не знаю. Как я думаю, наличные доллары здесь свою роль сыграли. Вернее их количество. А с Мишкой мы эту тему никогда не обсуждали. А он примерно год не пил. Пока следствие, пока свежие воспоминания, а потом снова начал попивать. Причем формула пития изменилась. Раньше он пил до соплей дня 2–3. А после этого случая стал пить неделями, но не до упора. Он стал меняться, обрюзг, появились серьезные болезни типа гипертонии. Стали отекать ноги — признак сердечной недостаточности. Когда я с ним говорил, ну, увещевал его, мол, бросай, Миша, одумайся, ты ж еще не старый, лечись, все наладится. А он только мотал головой, и у меня было ощущение, что он втихаря радуется своим болячкам, радуется, что недолго осталось.

Однажды приехал он ко мне на работу с коньячком. Выпил немного, но его развезло — видать на старые «дрожжи» попало. Проспал он у меня с часок, и я его попытался усовестить, а он мне в шутку и говорит:

— Это я к моргу привыкать начинаю… — и засмеялся. А потом посерьезнел и продолжил:

— Ты знаешь, Сергей, Вася Пупкин второй человек, которого я убил. Первого — на машине задавил. И хоть вина моя там спорная, но в то время была еще Советская власть, могли и посадить. Именно тогда я первый раз дал взятку, настоящую взятку. Ты, наверное, и не знаешь об этом случае, потому что тогда на полгода учиться уезжал, помнишь? А будет и третий… Им буду я, — сказал он с тоской. — Жить-то я не могу… Вот что-то не дает мне ходить по земле, и все. Не пускает.

Все это говорилось с такой внутренней убежденностью и так безнадежно, что мои слова ничего не значили. Ничего. И я ему тогда не ответил. Не смог.

Умер Михаил после месячного запоя. Вскрывать его пришлось мне. Причиной смерти стало отравление этиловым спиртом.

Вот так он и стал третьим — не застрелился, не повесился, а медленно и без особых безобразий тихо ушел, будучи последние 6 лет — ну, после того убийства — почти постоянно под алкогольным наркозом. Я думаю, что жить пьяным ему было не так страшно.

Где-то он теперь, Михаил, мой товарищ?

Взятка

Глава 1

Некоторое время все молчали, переваривая услышанное…

— М-да, — первым нарушил тишину Сашка Царюк, — рассказ вроде и ни о чем. Подумаешь, история еще одного алкаша, столько наворотившего в своей жизни, что… — и Сашка махнул рукой. Помолчав, добавил: — Но мне его стало жалко! И стало очень грустно!

— Вот здорово, что рассказали такую историю. Спасибо, Сергей! Вот пока слушал, тоже вспомнил историю, которую вам, коллеги, надобно бы услышать. Рассказываю? Не возражаете? — улыбнувшись, спросил Зенин.

— Валяй, Евгений! Давай! Начинай… — раздались голоса.

Женька прошелся по комнате, задумчиво потирая щеку:

— Вся история началась в последнее воскресенье июля. В тот день я рано-рано утром увез жену в аэропорт: она к родственникам улетала. И когда ехал назад, мне в машину подложили деньги. Взятку.

— Что значит «подложили»? За что, как? — спросил Биттер.

— А вот попрошу не перебивать, Михаил Гурьевич, а то я собьюсь, — пробурчал Зенин и продолжил:

— Когда я, значит, ехал из города, меня остановили гаишники — два человека. Они были на гражданской машине, но в правильной форме, в гаишной, и, что самое главное, я их не знал. Я тогда мельком удивился про себя: мол, кто такие, почему не знаю? Территория-то уже нашего района. Держались они строго официально. Правильно держались! И я тогда ничего особенного не заподозрил. Один взялся писать протокол — за превышение скорости. Писал он, писал, и вдруг тот, что был за рулем, говорит: