Элес де Грун - Год хорошего ребенка Страница 23

И тут улыбающийся нигерийский мальчик, который несмотря на все сложности перевел-таки свою «учебную старушку» на ту сторону, подошел к госпоже Карабас:

— Можно мне помочь вам, мадам-бабушка?!

Госпожа Карабас взвизгнула, как циркулярная пила, наехавшая на гвоздь:

— Я сама кого хочешь переведу! — и ринулась в кучу малу помогать юному принцу.

Глава двадцать четвертая

«УЧЕБНЫЕ СОТРУДНИКИ» УХОДЯТ СО СТАРТА

Принц Филлип был только началом неприятностей госпожи Карабас. Еще одна сложность возникла совсем с неожиданной стороны.

Пришли требовать прибавки к зарплате «учебные сотрудники».

— Смотрите, — говорил Туз, — какая у меня шишка на голове!

Хотя эта шишка на голове была у него с самого детства, можно сказать, от рождения. Именно из-за этой шишки его не взяли в армию и вообще считали умственно отсталым. Хотя, как видите, он был не таким уж отсталым. Он сообразил, как этой шишкой воспользоваться.

— А я! — напирала Сонька-Золотая Ручка. — Посмотрите, какя хромаю.

Хотя она регулярно хромала последние сорок лет из своих шестидесяти двух.

— А у меня до сих пор вода идет из ушей! — впадал в истерику Картошка. — После ваших бассейнов.

В стороне стояла группа «учебных студентов». Они ничего не требовали, но с интересом ждали результатов переговоров, тем более, что вид у УС-ов был действительно неважнецкий. Как будто их всех пропустили через стиральную машину и забыли погладить.

Только госпожа Карабас была не из слабонервных. Она не привыкла бросаться деньгами ООН.

— Нет! — твердо сказала она. — Ни процента.

И было ясно, что ничто не сможет изменить ее решения.

Даже если собрать все танки, которые спишут в этом году для разоружения, и направить их боевой колонной на госпожу Карабас, она не дрогнет.

«Учебные сотрудники» отхлынули от нее, как волна от маяка, и двинулись в другом направлении.

Вечером на одном из перекрестков Жевены, в одном из многочисленных уличных кафе состоялась небольшая походная конференция.

За круглым столом сидели Картошка, Туз и Сонька-Золотая Ручка. Председательствовал Туз. В руках он вертел золотую ручку с надписью «Кирпичикава». Очевидно, она еще раз поменяла хозяина.

— Посмотрите, на кого мы похожи. Все в синяках и в пыльной одежде. На меня свалилось сразу пятеро велосипедистов. Они, черти, твердые, как из чугуна.

— А на меня сверху упал один, но вместе с велосипедом. У меня до сих пор виден отпечаток педали на спине.

— А я в суматохе попала в коляску мотоцикла, и меня завезли на другой конец города! — сказала Сонька.

— Видите! — подвел итоги Туз. — И еще неизвестно, что нам предстоит. Завтра они заставят детей оказывать нам медицинскую помощь. И это будет первая операция, которую дети сделают самостоятельно. Представляете — учебный аппендицит.

— Что же делать? — спросил Картошка.

— Сил нет терпеть. Я предлагаю свистнуть первого попавшегося мальчишку из приличной семьи и потребовать за него выкуп. Конечно, мы несколько прогадаем по сравнению с победителем. Но шума и риска будет меньше.

— И я даже знаю одного! — сказала Сонька. — Американца.

— И я знаю! — сказал Картошка. — Русского!

— А Кирпичиано? — спросила Золотая Ручка.

— А он нам не указ. Сидит в теплой диспетчерской, кофе пьет, радио слушает. Побегал бы он сам перед мотоциклами.

— В конце концов, мы выделим ему его долю, — сказала Сонька. — Мы его не обидим.

— Все, — сказал Туз, — решено! Берем того американца с гитарой или русского с шестикомнатной квартирой.

— Или принца Филлипа, — предложила Сонька.

Туз позеленел:

— Только не это. Стражу мы прикончим. А он прикончит нас. Он какой-то абсолютно невезучий. Несчастья на него так и сыпятся.

— Русского надежней. Он дохленький и без гитары, — сказал Картошка, который сам был дохленький и недолюбливал музыкальные инструменты с тех пор, как в одной пивной был стукнут по башке банджо.

Они принялись разрабатывать детали будущей операции.

Глава двадцать пятая

СОБЛАЗНИТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЕВРОПЕЙСКОГО СОВЕТА ЦЕРКВЕЙ

Товарищ Федулова разозлилась на Лешу Измайлова всерьез и надолго. Никакое вмешательство Игоря Ивановича его не спасало. И Леша в наказание все дни проводил в гостинице.

Советские ребята сражались на всех фронтах. Гладили одежду, участвовали в диспутах «Нужна ли нам война», пели, танцевали, спасали «учебных старичков-утопающих», переводили через дорогу «учебных старушек».

А Леша сидел и сидел в номере наказанный. И вот однажды…

Однажды в номер вошли три вежливых пожилых человека. Двое мужчин и одна женщина. Они были очень нарядно и строго одеты. Их суровые лица светились простотой и незатейливостью.

— Извините, юный мистер, — сказал старший из них. — Мы представляем широкие слои религиозной общественности.

— Попов и монахов! — разъяснил младший.

— И верующих дурачков! — бойко сказала старушка.

Старший сурово на нее посмотрел. Это был умелец Туз.

— И верующих! — с нажимом поправил он известную церковную деятельницу Соньку-Золотую Ручку.

Они подали мальчику свои визитные карточки. Карточки были роскошные, писанные золотом и серебром с телефонами и долгими названиями организаций, которые представляли их владельцы. «Секретарь Совета Европейских Церквей», «Старший проповедник Совета Латиноамериканских Церквей», «Председатель Организации „Церковь в борьбе за мир“». Этими карточками снабдил их на все случаи жизни Кирпичиано. А ему карточки оставляли приходившие в гостиницу и жившие в ней люди.

У Леши Измайлова не было визитной карточки с надписью «Леша Измайлов — школьник. Отличник и спортсмен». Он только собирался ее завести. Поэтому Леша просто протянул религиозным деятелям руку.

— Чем могу быть полезен?

— Небольшой цикл лекций на тему «Религия в СССР», — сказал Туз.

— Но я неверующий! — вскрикнул Леша.

— Тем интересней! — сказал младший мистер.

— Наши уши-то поразвесят! — сказала бабушка.

— У нас широкий круг верующих, — продолжал Туз. — Католики, кальвинисты, лютеране, квакеры, баптисты… — Он запнулся. — Кто там еще? — обратился он к помощникам.

— Домушники, форточники, скокари, медвежатники! — с охотой подсказала ему Сонька. — Щипачи, аферисты.

— Медвежатники, это что-то связанное с природой, — подумал Леша. — Это зеленые. Аферисты — это те, кто играют на арфе, музыкальные верующие, щипачи тоже.

— Ну что ж! — сказал он. Одну-две лекции я вам прочту на тему «Религия — опиум для народа». Только ненадолго, минут на десять.

— Так что поехали! — сказал Туз.

— Воронок внизу! — добавил его лысоватый зам.

Леша взял карандаш и написал записку:

«Уехал в религиозный Совет Церквей читать антирелигиозные лекции. Леша Измайлов. Приеду поздно». Он приложил к записке визитные карточки, и всей компанией они направились к автомобилю.

В вестибюле гостиницы их ласковым взглядом убийцы буквально просверлил насквозь Кирпичиано.

— Вот гады! Чего делают! Это что, самодеятельность или это бунт? Или этот мальчик стал победителем фестиваля?

Кирпичиано никак не мог покинуть рабочее место и от неизвестности закипал.

— Туз еще ничего. А эти две бестолочи могут любое дело загробить. Особенно этот «сельский балбес».

Таким ласковым словом он называл самого дохлого гангстера с сельскохозяйственным именем Картошка.

В Совете Церквей он представлял сельскую интеллигенцию.

— Убью! — думал Кирпичиано. — Уничтожу, как только рабочий день закончится.

Как видите, бюрократическая любовь к дисциплине начинает прорастать в любом, даже самом мелком начальнике.

Глава двадцать шестая

ГОЛЛАНДИЯ НА ПРОВОДЕ

— Розалинда, тебя к телефону! — позвал Розалинду Аренд. Было четверть девятого. Ребята только что позавтракали. У них был традиционный английский завтрак, и они вернулись в номер, чтобы почистить зубы. Нужно было торопиться, потому что через час начиналась эстафета.

Сгорая от любопытства, Розалинда выплюнула зубную пасту, вытерла рот рукой и выбежала из ванной.

— Меня к телефону?

— Да, тебя, — сказал Аренд. — Звонят из Голландии. Это дорого стоит. Возьми трубку быстрее. Наверное, это твоя мама.

Розалинда бросилась к телефону:

— Мама, здравствуй! Это я!

— Рози! Как ты там? — послышался голос бабушки. — Я тебя по телевизору видела. И я, и мама тоже, и папа. Мы почти уверены, что это была ты.

Розалинда держала трубку далеко от уха, потому что бабушка, как всегда, говорила громко.