Михаил Серегин - Самая срочная служба Страница 24

«Какой дурдом!» – ругался он, только не вслух. Вслух было просто невозможно, потому что дыхалка работала на полную.

Где-то сзади тащился и помирал Фрол. Простаков, увешанный оружием, спокойно бежал впереди, следом за лейтенантом, которому пришлось тоже сдавать этот кросс. Но офицеру было легче. У него, кроме личного оружия, ничего не было, да и на ногах не сапоги, а удобные ботинки.

Забейко на пару с Казаряном бежали налегке, повесив все свое оружие на духов, и спокойно переговаривались:

– Вот лейтенант, видать, тоже залетчик, мог бы не бежать. Чего это комбат ему нарезал такое удовольствие?

Старые вояки спокойно добежали до места, после чего начали грубыми словечками и пинками приводить в порядок взвод, который, согнувшись в три погибели, хватал ртом воздух.

Стрельбы помогали проводить старший лейтенант Кобзев, командир третьего взвода третьей роты, и майор Холодец.

Начальник штаба сидел на стопке ящиков из-под боеприпасов и с любопытством разглядывал, как прибежавшие солдаты отходят от кросса.

Валетов кое-как доплелся с помощью Резинкина. Теперь он никогда ни за что не будет любить стрельбы. Даже если ему дадут запустить баллистическую ракету. Ну его на фиг, такое удовольствие.

Доковыляв, Валетов тут же получил подзатыльник от разгневанного Казаряна.

– Если еще раз отстанешь, я тебе ноги выдерну.

Простаков ничего этого не слышал, он с интересом смотрел в чистое поле, где не было того, что он ожидал увидеть.

«По чему же стрелять, – размышлял он, – ничего же нет. Одна трава и впереди высокий холм, в который гарантированно попадут все пули, если просто в небо не шмалять».

Солдатам разрешили сесть в тень, что падала от стоящей одиноко наблюдательной будки, сложенной из бетонных плит и кирпича.

Забравшись на второй этаж, Мудрецкий окинул взглядом сектор, в котором будут производиться стрельбы. Потом снова спустился, для того чтобы продолжать пасти личный состав.

– Товарищ лейтенант, – обратился к нему Петрушевский, – а что будет тому, кто попадет во все три мишени с закрытыми глазами?

Кобзев, сидя за столом и что-то там черкая на бумажке, поднял голову.

– Знаешь, солдат, куда только можно с закрытыми глазами попасть? Да еще и в темноте, на ощупь?

Все заржали. Петрушевский и сам зашелся в приступе тупого хихиканья.

Начались стрельбы. Ложились по двое. Всего на каждого выдавалось двенадцать патронов. Три мишени: ближняя, дальняя и пулеметный расчет.

Валетов пошел стрелять вместе с сержантом Батраковым, так как солдат вызывали на огневой рубеж по алфавиту.

Ведущий стрельбы лейтенант Кобзев следил за обоими: не дай бог, кто-нибудь из них направил бы ствол куда-нибудь в сторону, еще хуже – на товарища.

– Сержант Батраков к бою готов! – доложил дед Женя.

– Ага, – согласился с ним Валетов.

И тут же на него набросился старший лейтенант Кобзев:

– Не «ага», солдат, а «рядовой Иванов к бою готов!».

– Рядовой Иванов к бою готов! – резво доложил Фрол, но тут же опомнился: – Рядовой Валетов к бою готов!

– Наконец вспомнил свою фамилию, да? – Кобзев поднял вверх левую руку, и неожиданно, во всяком случае для Валетова, в степи поднялись две ростовые фигуры.

– Тот, кто слева, – у того левая, тот, кто справа, – у того правая мишень, – сообщил злостный Кобзев, как будто не мог пораньше сказать.

Валетов уже выбрал ту, что понравилась ему больше. Оказывается, это мишень Батракова. Какой дурдом. Почему все время ему не везет? Он передвинул ствол чуть правее, так как и лежал справа, и выстрелил.

Три пули ушли одна за другой.

«Что ж так быстро-то, – подумал он, – так все патроны кончатся».

Попробовал попасть еще. Ничего не вышло.

Тем временем Батраков не стрелял. Открыв второй глаз, Валетов увидел, что сержанту стрелять уже некуда.

«Видимо, он попал в свою», – с завистью подумал Валетов.

Пока он думал, мишень закрылась, ушла вниз, и появилась другая, дальняя. Батраков уже выстрелил, а Фрол все еще шарил по полю глазами, выискивая, где ж там что появилось. Наконец-то он обнаружил две стоящие фигурки вдалеке и повернул свой ствол в нужном направлении.

Развернув оружие и прицелившись, он только хотел нажать на курок, как его мишень почему-то ушла вниз.

– Это что такое? – возмутился он. – Что-то не работает у вас тут.

– Это ты долго телишься, – прокомментировал Кобзев. – Вон, видишь? Смотри прямо, чуть левее. Рядом с кустом.

Валетов увидел. Две фанерки – мишень, называвшаяся «пулеметным расчетом», – были его последним препятствием перед тем, как закончится эта пытка. Он прицелился и решил не дробить оставшиеся патроны, приложился и нажал на курок.

Отдача повела оружие вниз, но он все-таки с радостью увидел, что мишень была поражена. Не дожидаясь того, как закончится упражнение, Валетов вскочил на ноги и закричал: «Попал!», при этом он радостно загоготал.

Лейтенант Кобзев, контролирующий стрельбы, как оказалось, был довольно-таки скор на расправу, к тому же дело касалось огнестрельного оружия. Он мгновенно, одним ударом сшиб с ног вскочившего Валетова, отобрал у ошалевшего солдата оружие, разрядил его и заставил лечь обратно на огневую позицию дожидаться, пока Батраков не закончит стрельбу.

Сержант выпустил оставшиеся пули на ветер, разрядил оружие, продемонстрировал затвор контролеру и затем только, сделав соответствующий доклад, поднялся.

Оба отошли в сторону. Батраков попал во все мишени, чем был доволен. Его тут же поздравили с хорошей стрельбой дембеля, молодые тоже что-то там одобрительно жужжали. Простаков не обращал на это внимания, он стоял и смотрел, в каком месте мишени поднимаются и сколько времени дается на выстрел.

Вскоре – а он был далеко не в первой паре – Алексей начал возмущаться в глубине души и наконец высказал наболевшее Мудрецкому:

– Товарищ лейтенант...

– Чего?

– А почему мишени в одном и том же месте поднимаются? Это что, у них сломалось что-нибудь? Что они, не ездят даже из стороны в сторону? И вверх-вниз не прыгают?

– Ты в эти-то попади, – ответил небрежно Мудрецкий, вспоминая свои собственные попытки выполнить это упражнение, когда они с офицерами ходили пострелять, что называется, немножко набить руку.

Пожав плечами, здоровый отошел в сторону и продолжил смотреть, как выполняют стрельбы его сослуживцы. Заодно он еще и выучил команды, что нужно сказать и когда. Наконец вызвали его и Петрушевского.

Вдвоем с ефрейтором Простаков проследовал на огневую позицию. Лег, зарядил оружие и доложил о своей готовности популять.

Как только появились мишени, Петрушевский начал транжирить патроны, и все без толку. Из двенадцати пуль ни одна не попала в мишень, и практически он теперь остался не у дел.

Простаков не отвлекался. Он только подивился такому безответственному подходу со стороны Петруся, а сам выпустил всего две пули, чего было вполне достаточно. Его мишень послушно закрылась.

Появились две дальние. Леха прицелился, взял повыше и завалил опять с двух выстрелов. Прошло некоторое время, оставшаяся непораженная мишень Петрушевского ушла. Появился пулеметный расчет. Леха и с ним справился всего с двух патронов и вопросительно посмотрел на Кобзева.

Тот одобрительно похлопал солдата по плечу:

– Давай, достреливай остальное.

Простаков выпустил патроны в воздух, разрядил оружие, поднялся и пошел к стоявшим и наблюдавшим за стрельбами солдатам.

Следом за Лехой стрелял Резинкин. Он был не дурнее Простакова и, наблюдая со стороны, все выучил. Единственное, что его смущало, так это его собственные возможности, так как стрелял он всего два раза в жизни из воздушки по банкам, и то, как он припоминал, неудачно.

Завалившись, Резина сразу сник и приготовился позориться, примерно так же, как и Фрол. Хотя нет, тот даже в пулеметный расчет попал.

Неожиданно для самого себя Витя завалил одиночную фигуру, появляющуюся первой, в дальнюю ни фига не попал, поберег патроны и даже немножко потревожил пулеметный расчет, под которым от его выстрелов пули вздымали вверх фонтанчики земли.

Когда он шел обратно с огневой позиции, то увидел, что майор Холодец что-то говорит Простакову, который гордо стоит перед майором и утвердительно кивает головой.

«Отличился! – позавидовал ему Резинкин. – Вот и здоровый вырос, и сильный, да еще и стреляет хорошо, урод!»

Выругавшись про себя от зависти, он продолжил наблюдать за стрельбами. Как и ожидалось, с шести пуль все три мишени больше, кроме Простакова, никто не закрыл. Еще только вот вслед за Батраковым и Лехой во все три попал Забейко, который был несказанно рад и после выполнения упражнения улыбался и бубнил:

– Учитесь, сыны, пока дедушка с вами рядом, а то вот уйду, и кто же вас щучить-то будет?

Забейко потратил на выполнение упражнения десять патронов и был доволен тому, что попал во все три. А насчет Простакова он выражался довольно-таки определенно: ему, мол, повезло, и такое иногда случается.