Джером Джером - Большая коллекция рассказов Страница 24

Но тут голосок оборвался, чтобы через мгновение запеть что-то в роде колыбельной песенки.

Моя племянница – очень любознательная девочка, чем и изводит всю свою семью. Недавно мы установили для нее предельное число вопросов в день. Использовав это число и получив на свои вопросы более или менее удовлетворительные ответы, она выказывает поползновение повторить все число сначала; когда же мы убеждаем ее оставить нас, наконец, в покое, она уходит очень угнетенная и в дверях негодующе кричит:

– Зачем же вы назначили так мало вопросов? Могли бы назначить и побольше!

Любознательность этой девочки не ограничивается чем-нибудь одним, но касается всего, что творится в цивилизованном мире, начиная с богословских вопросов, жизни и обычаев новорожденных котят, неудачных супружеств и кончая шоколадными конфетками; относительно последних она особенно интересуется знать, почему их нельзя вынимать обратно изо рта и подвергать подробному рассмотрению в то время, когда они наполовину сжеваны.

О многих вещах она уже составила себе собственное мнение, которое и выражает со свободой, приводящей в ужас самых «либеральных» людей. Даже меня, тоже не отличающегося особенным консерватизмом, она иногда приводит в сильное смущение. Вообще эта девочка отличается слишком передовыми взглядами, которые могут встретить сочувствие со стороны общества разве только в будущем.

До сих пор она мало интересовалась вопросом о детях, то есть собственно о самых маленьких, так называемых бэби. Только в последние дни у нее проявился интерес к тем крошечным существам, одним из которых так еще недавно она была сама.

Дело в том… Право, не знаю, могу ли я коснуться этой щекотливой темы? Впрочем, что же, в сущности, в ней неприличного? Попробую сказать… Дело в том, что в доме моего шурина случилось одно очень обыденное событие, о котором, однако, принято говорить только обиняками, в особенности в присутствии детей, подростков и девиц, хотя бы и столетних. Говоря попросту, у моего шурина родился ребенок. Мэри – так зовут мою старшую племянницу – умеет всегда появляться там, где ее совсем не ожидают, то есть среди «интересных» разговоров старших между собою, и вдобавок постоянно делает такое невинное личико, что никогда нельзя знать, слышала она что-нибудь из того, чего не должна слышать, или нет.

По всей вероятности, она одновременно с нами узнала об «интересном» событии в доме моего шурина, но в течение нескольких дней ничем этого не выказывала. Мы уж думали, что ей ничего неизвестно, однако в прошлое воскресенье… Нужно вам сказать, что в это воскресенье весь день шел дождь, почему мы все оставались дома, и у нас был только Дик Четуайн, явившийся навестить свою невесту, мою свояченицу Эмили.

Я сидел в столовой за газетой. Эмили с Диком помещались рядом на диване и рассматривали швейцарские виды.

Моя племянница Мэри, или сокращенно Мэй, – как мы ее обыкновенно звали, – сидела на полу, на низенькой скамеечке, и расставляла на другой скамеечке кубики, из которых собиралась строить какой-то особенно замысловатый дом. Минут пять девочка сидела совершенно молча, и я уже готов был спросить ее, не болит ли у нее головка или животик, как вдруг, в то время как ручонки маленькой строительницы создали фантастическую башню, ее тоненький голосок поразил наш слух вопросом, брошенным как бы мимоходом и обращенным ко мне:

– Дядя, кого это Боженька дал тете Энн – маленького бэби-мальчика или маленькую бэби-девочку?

– О каких глупостях ты спрашиваешь, Мэй! – притворно сердитым тоном проговорил я и при другой обстановке непременно расхохотался бы. – Никаких бэби у тети Энн нет.

– А я бы хотела, чтобы была бэби-девочка, – нисколько не смущаясь, продолжала хитрая малышка. – Бэби-девочки лучше бэби-мальчиков. Не правда ли, дядя?

– Может быть… не знаю… строй свой домик и не спрашивай о том, чего никто не знает, – увещевал я ее. – Нехорошо это.

– Что нехорошо, дядя? Бэби?

– Да, да, бэби… Отстань от меня! Не мешай мне читать!

– И бэби-мальчики и бэби-девочки не хороши, дядя?

– Да, все никуда не годятся.

– Никуда не годятся?! Так зачем же их держать?

– Да что же ты не слушаешься меня, Мэй! Я тебе говорю, чтобы ты перестала болтать глупости, а ты все свое!.. Держат этих гадких бэби потому, что они посылаются Богом в наказание большим, чтобы тем поскорее надоела жизнь… Поняла?.. Нет?.. Ну, значит, ты глупенькая, а потому и не можешь понять.

Настала новая пауза. Затем из тех же розовых уст послышалось:

– А дядя Генри знает?.. Он сердится на тетю?

– Что такое, Мэй?.. О чем знает дядя Генри и за что он может сердиться на тетю? – спросил я, делая вид, что не понимаю этих вопросов и пытаясь увильнуть от прямого ответа.

– Знает дядя Генри о том, что тетя Энн завела себе бэби? – уже определеннее формулировала девочка свой вопрос.

– Ну, конечно, знает, если живет в одном доме с тетей, – ответил я, совершенно забыв, что только что отрицал появление бэби у тети Энн.

– И он за это очень сердится на тетю Энн?

– За что? За то, что она захотела завести себе бэби?

– Да, именно за то. Ведь дядя Генри должен будет заплатить за бэби?

– Да, конечно, – подтвердил я почти машинально, придумывая, как бы половчее прекратить эту неудобную беседу.

– Так я и знала… Да, много нужно денег на то, чтобы покупать бэби, очень много. Все так говорят, – с самым серьезным видом продолжала рассуждать девочка, по-видимому, повторяя то, что недавно слышала среди взрослых.

– Да, немало, – снова машинально подтвердил я, занятый своей мыслью.

– А сколько? Два шиллинга?

– Нет, побольше.

– Побольше?.. Да, говорят, бэби стоят очень-очень дорого… Значит, мне нельзя завести себе бэби, дядя?

– Отчего же? Можно… хоть двух зараз! – с досадой воскликнул я, не придумав более умного ответа.

– Двух? – протянула девочка, сделав большие глаза. – Нет, в самом, деле, дядя? Когда же мне их дадут? Ко дню моего рождения? И кто мне их купит: ты или…

– Ах, будет же тебе вздор молоть, Мэй! – перебил наконец я. – Бэби не куклы; они не покупаются, а сами приходят… Когда ты будешь такая же большая, как твоя мама и как тети, то, может быть, они придут и к тебе.

– Ну, хорошо, когда я буду большой, ты велишь бэби прийти ко мне? – не унималась девочка.

– Хорошо, если ты будешь умная и выйдешь замуж.

– А что значить выйти «замуж»? Тетя Энн замужем?.. И мама тоже?

– Да…

– И тетя Эмили и дядя Дик тоже хотят выйти замуж?

– Да, да… Но вот что, Мэй, если ты сейчас же не замолчишь, то…

– А разве нельзя иметь бэби тем, которые не хотят выходить замуж?

– Нельзя! Но я тебе говорю…

– Значит, у тети Эмили тоже будет…

– Мэй, собирай свои кубики и уходи к маме! Ты надоела мне!.. Ну, живее!.. Никогда ты сразу не слушаешься, гадкая девочка!.. Иди же.

– Ну, что ж, и уйду… Расспрошу о бэби маму… Она мне все скажет, если ты не хочешь сказать. Прощай, злой дядя!

И, вся негодующая, она поспешно выбежала из комнаты.

Вот и скрывайте что-нибудь от детей.

Однако о чем я начал писать этот очерк?.. Ах да, о «чайниках»… Гм… Начал с чайников, а закончил детской болтовней на щекотливые темы.

Впрочем, не беда: в следующий раз начну с детской пытливости и закончу чайниками.

ТРОГАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Однажды, в середине июля, я заглянул к редактору-издателю «Еженедельника».

– Вот и отлично, что вы пожаловали сами и избавили меня от труда писать вам! – воскликнул издатель, видимо, обрадованный моему появлению. – Напишите мне, пожалуйста, какую-нибудь трогательную историю для рождественского номера… Томас хочет дать что-то смешное. Он недавно слышал об одном курьезном приключении и намерен «размазать» его для наших читателей. Ничего, пусть «размазывает» страниц на десять… Миге обещал пройтись «по части милосердия». Он на это мастер, в особенности, если надеется получить хороший гонорар… Что же касается «критической» части, то мы пустим в ход Скитлза. Никто лучше него не умеет «прохаживаться» насчет праздничной суетни, бессмысленных расходов, чрезмерной еды, несварения желудка и прочих праздничных «удовольствий»… Но мне хотелось бы, так сказать, для контраста, поместить что-нибудь и трогательное… Например, историю о человеке, которого считали умершим, а он вдруг является целым и невредимым в самый разгар елочного веселья и тут же обручается с девицей, только что собиравшейся с горя по нему отравиться или… выйти за другого. К трогательному не мешает подпустить и некоторую дозу юмора; а на это из всех наших сотрудников самый способный, бесспорно, вы, – польстил мне издатель.

Признаюсь, предложение это застало меня врасплох. Я вовсе не за тем зашел в редакцию «Еженедельника», где хотя и сотрудничал, но очень немного. Тем не менее лестное предложение редактора… Впрочем, сначала я должен сделать небольшое отступление от главной темы; такая уж у меня несчастная привычка, с которой приходится считаться, ничего не поделаешь.