Александр Скутин - Страна великого дракона, или Командировка в Китай Страница 24

Он повернулся ко мне и мы оба рассмеялись.

Это был Костя Маслов, инженер нашей лаборатории. Надо же, уехать в другую страну за тысячи верст от дома, чтобы встретить там своего товарища по работе, с которым каждый день встречаешься в НИИ. Вскоре подошел ещё один наш сотрудник из другой группы, наладчик Женя, а также их китайская переводчица, которая просила называть ее Машей.

Вскоре, уладив формальности, вошли в зал ожидания. Я вдруг вспомнил, что хотел купить своим дочкам что-нибудь сладенького. В магазине дьюти-фри купил разных вкусностей детям и бутылку хорошего китайского вина “Great Wall” для жены. И когда хотел расплатиться стодолларовой купюрой, возникла неожиданная проблема. Тогда только-только появились новые долларовые банкноты, несколько измененные по сравнению с предыдущими. Девушки-продавцы побежали выяснять у своего начальства вопрос подлинности моей купюры, попросив меня подождать. Блин-компот, и это за 15 минут до посадки на самолет. Как говорится в бородатом анекдоте: «Ох, ни хрена ж себе, сходил я за хлебцем!»

В пятнадцать минут девушки не уложились, они пришли лишь через двадцать минут, успокоив меня – все в порядке, купюра подлинная. На мое счастье, вылет самолета по неведомой мне причине тоже задержали на полчаса, так что на посадку я успел. Какими страшными словами я при этом ругался – не хочу даже вспоминать.

Взлетели, наконец. Я обратил внимание, что все пассажиры из России и Латвии сидели на последних рядах, в хвосте самолета. Видимо, представители финской авиакомпании «Финэйр» специально так выдавали билеты: финны и прочие европейцы отдельно, жители СНГ отдельно. Ну и ладно, я слышал, при аварийной посадке хвост самолета – самое безопасное место. В одном из кресел увидел того давешнего фирмача, с которым летел еще из Питера. Только лоск с него пооблетел: небритый, в помятой рубашке. Он кивнул мне, как давнему знакомому, но я сделал вид, что не узнал его. Неприятный осадок от него так и не прошел.

Мне и в этот раз досталось место вдали от окна. Это судьба такая, ничего не поделаешь. Я почесал живот, что-то есть захотелось. Утром в гостинице есть толком не хотелось, слишком рано встали, а вот сейчас, после всех волнений с посадкой, аппетит что-то разыгрался.

Но поесть мне пришлось не скоро, нас ожидали неприятности, из-за которых всем скоро стало совсем не до еды. По внутрисамолетной трансляции стюардесса любезно объявила по-английски:

– Леди и джентльмены, у нас небольшие технические проблемы, для устранения которых нам придется вернуться в Пекин.

Судя по карте на экранах мониторов, мы в это время пролетали над Монголией. Едва заметно накренилась земная поверхность в иллюминаторах, мы начали разворот на обратный курс. Уже над китайской территорией, унылыми продольными хребтами Внутренней Монголии, из какой трубы в крыле распушилась шикарная белая струя керосина.

Женщина, сидящая справа от меня, по виду – челнок, увидела это и заголосила:

– Ой, ой, смотрите, из крыла вода потекла!

– Это не вода, керосин, – успокоил я ее.

Ха, и это называется – успокоил. Она заголосила еще пуще:

– Ой, так у нас весь керосин вытечет, и мы упадем!?

– Никуда мы не упадем, – продолжил я безнадежные попытки утешить ее. – Это аварийный слив топлива перед вынужденной посадкой в Пекине, чтобы уменьшить посадочный вес самолета.

Ох, и зря я это сказал! Она побледнела от ужаса:

– Как авария? Как Пекин? Почему нам не сказали об этом?

– Да сказали же, – говорю, – по-английски объявили по трансляции.

– А по-русски почему не сказали? – возмутилась она.

– Так они и по-китайски тоже не сказали, – резонно возразил я. – Ведь это ж финский самолет. Хотите, я попрошу стюардессу, и она повторит вам это по-фински?

Тетка насупилась и отвернулась.

Итак, мы летим обратно в Пекин на неисправном самолете. Что с ним произошло – не сказали. Надеюсь, сядем благополучно, я очень на это надеюсь.

Говорят, что в такие мгновения, в минуты смертельной опасности, ярче всего проявляется истинная сущность человека. Если это так, то моя внутренняя сущность выглядела весьма и весьма неприглядна. В минуты, когда все напряженно ожидали вынужденной посадки на неисправном лайнере, первое, что пришло мне в голову – нет, не мысли о семье, и не «вся прожитая жизнь пролетела передо мной в одно мгновение», как пишут в романах, нет, первое, о чем я подумал тогда: «Если вернемся в Питер на день позже, то командировочные в валюте нам увеличат ещё на сорок один доллар. На них смогу купить что-нибудь жене и детям».

Вот такие шкурные мысли одолевали меня в эти трагические минуты.

Все пассажиры уже знали, что нас ожидает, никто не паниковал, не вопил, не метался, все сидели в креслах и напряженно ожидали своей судьбы.

В минуты опасности у меня проявляется странная особенность – на меня нападает беспричинный, припадочный смех. Все вдруг меня веселит, по поводу и без повода, все кажется необыкновенно смешным. Так и сейчас было.

Когда из крыла самолета перестал выливаться керосин, один парень, сидящий передо мной (из Колпино, как я потом узнал), заметил:

– Весь керосин слили, как дальше лететь будем?

Я тут же ответил:

– Руками будем толкать самолет до заправки.

Мы тут же заржали нервным, отрывисто-напряженным смехом, несколько человек, сидящих рядом, тоже подержали нас судорожным ржанием.

Наконец, самолет стал снижаться, впереди показалась взлетно-посадочная полоса Пекинского аэропорта. Наш «Дуглас» в последний раз заложил вираж, вышел на посадочный курс, выпустил шасси и стал приземляться. Пассажиры сидели, замерев, почти не дыша.

В этот момент я ляпнул:

– По-моему, мы сегодня уже проезжали эту остановку.

Раздался взрыв истеричного хохота соседей, стюардессы недовольно выглянули в проход: что там могло развеселить этих ненормальных русских?

Женщина, сидящая рядом со мной, всю дорогу молилась и целовала нательный крестик. После моей последней выходки она посмотрела на меня сердито и сказала:

– Что вы ржете все время, как ненормальный? Вы хоть понимаете, что мы все сейчас можем погибнуть?

Я ответил ей спокойно и серьезно.

– Понимаю, сударыня, прекрасно все понимаю. Видите ли, ну – не задалась у нас жизнь, не все получилось, не всего, чего мы хотели, добились, возможно, уже и не успеем. Так давайте хоть умрем достойно, с улыбкой. Самое главное – это не то, что случится, а то, чтобы человеком при этом остаться. Так что не бойтесь ничего, и не молитесь понапрасну, сейчас все зависит от пилота и от везения.

Во, задвинул, мощно, даже сам от себя не ожидал.

Тем временем мы увидели на взлетно-посадочной полосе дивную картину: вдоль нее стояли пожарные машины, скорые, и еще какие-то технические летучки всех размеров и конструкций, от маленьких, почти легковых, до огромных четырехосных, размером с ракетный тягач. Такое я видел только в фильме «Экипаж», и думал, что подобный эскорт из аварийных машин – выдумка режиссера. Оказывается, так на самом деле встречают аварийные самолеты.

Наконец, шасси коснулись бетонки, раздался шорох покрышек, самолет побежал по полосе, теряя скорость.

У всех разом свалился камень с души – сели! Пассажиры стали аплодировать и кричать:

– Браво! Браво!

В этот момент я снова ляпнул:

– Мужики, а ведь пилоту неслабО и на «бис» повторить.

Новый взрыв хохота. Финские стюардессы еще раз безнадежно посмотрели на нас, как на законченных неизлечимых кретинов.

Сели наконец. Тягач затащил наш самолет куда-то на боковую площадку. Интересно, куда нас денут? Обратно в Китай выпустить не могут, мы уже прошли пограничный контроль и виза закрыта. Значит, в аэропортовской гостинице переждем, пока починят наш самолет или посадят на другой? Но я слишком хорошо думал о финнах. Все шесть часов, что ремонтировали самолет, мы так и сидели в нем. За это время нам один раз дали по бутерброду и стакану сока. С учетом того, что до этого нас в самолете не успели покормить, то маловато будет, я уже основательно проголодался от волнений.

Все это время, что мы в ожидании изнывали в салоне самолета, в иллюминатор было видно, как усиленно работает механизация крыла: выдвижные закрылки, элероны, щитки, где-то над головой (мы сидели в хвосте) было слышно, как перекладывается руль направления. Из чего я сделал неутешительный вывод, что неисправность самолета была связана с системой управления. Страшно подумать, что могло бы случиться, если бы в полете заклинило элерон или руль направления. Да, конечно, современные авиалайнеры имеют многократное резервирование всех самолетных систем и все такое, да только не зря же мы возвращались обратно.

Над Пекином уже почти стемнело, когда мы, наконец-то, взлетели и взяли курс через Монголию и Сибирь на Хельсинки.

Дальше все было просто и обыденно: нас наконец-то покормили горячим (еще раз убедился, что китайская кухня намного лучше), я выпил предложенный стюардессой джин и заснул беспробудно, до самого Хельсинки.