Ллойд Осборн - Несусветный багаж Страница 25

— Очень хорошо, замечательно. Ты, конечно, права. У меня сегодня был очень трудный день в конторе.

— Что вы говорите? Да вы и близко к конторе сегодня не подходили.

— Ну, как же, я несколько раз заезжал на Флитстрит.

— Распутничали вы весь день, вот что! — язвительно объявила Тина. — Осторожно! Вы хрусталь разобьете! — вскрикнула она, когда адвокат чуть не уронил бокал со стола.

— Как он себя чувствует? — спросил Майкл.

— Как обычно, мистер Майкл, и видимо, так уж и будет до самого конца. Достойный человек. Но вы не первый, кто сегодня об этом спрашивает.

— Вот как? И кто же еще?

— Вы будете смеяться, — хмуро ответила Тина. — ваш кузен, мистер Моррис.

— Моррис! Что этому прохвосту было надо?

— Что надо? Хотел увидеться с ним, — экономка многозначительно указала пальцем вверх. — По крайней мере, так говорил, но у меня на этот счет свое мнение. Он хотел меня подкупить! Подумать только, подкупить! Меня! — повторила она с нескрываемым презрением. — Джентльмены так не поступают.

— В самом деле? — сказал Майкл. — Уверен, что много он не предложил.

— Вы не ошиблись. — И дальше никакими расспросами не удалось заставить ее назвать сумму, за которую прижимистый родственник хотел ее подкупить. — Но я ему сказала, чтобы не совал свой нос не в свои дела, — добавила Тина воинственно. — Не скоро он снова тут появится.

— Ты же знаешь, что нельзя позволить ему увидеться с моим отцом. У меня нет ни малейшего желания устраивать представление для этой скотины.

— Об этом можете не беспокоиться, — заверила его домохозяйка. — Но самое смешное в том, что… вы соус пролили, вот свежая салфетка… что он думает, будто ваш батюшка умер и вы это от него скрываете.

— На воре шапка горит.

— Вот-вот, я ему слово в слово то же самое сказала! — обрадовано воскликнула Тина.

— Он мне еще за это заплатит.

— А нельзя его каким-нибудь образом к суду привлечь?

— Нет, не думаю, да и не испытываю ни малейшей на то охоты. Только знаешь что, Тина, что-то красное вино не очень мне по вкусу. Это какая-то неудачная бутылка. Будь так добра, и дай мне рюмочку бренди.

Но Тина была непреклонна.

— В таком случае, — сердито заявил адвокат, — я больше есть не буду!

— Вы можете поступать так, как считаете нужным, — ответила невозмутимо экономка и принялась убирать со стола.

— Какая жалость, что Тина такая образцовая прислуга, — вздохнул Майкл, выходя на улицу.

Дождь перестал, ветер еще не успокоился, но теперь уже только приятно освежал. Город в вечерней темноте искрился уличными фонарями и блестел лужами. «Ну вот, так уже лучше», — подумал адвокат, направляясь к центру и не без удовольствия прислушиваясь к стуку колес по мостовой и миллионому эху шагов пешеходов.

На углу Кингс-роад он вспомнил о бренди и зашел в сверкающую витриной забегаловку. Посетителей было немного: кучер с близкой стоянки экипажей, несколько хронических безработных, джентльмен (в углу), желающий продать фотографии, укромно доставаемые из кожаной папки, другому очень молоденькому парнишке с рыжей бороденкой, а также (в другом углу) парочка влюбленных, оживленно о чем-то щебечущих. Но общее внимание привлекал к себе худосочный старичок в черном сюртуке, который явно был тут на новенького. Перед ним на мраморной плите стола возле сэндвича и кружки пива лежала сильно помятая фуражка. Он как раз поднял руку в ораторском жесте и голосом от природы писклявым, но настроенном сейчас на акустику лекционной залы, очаровывал своим искусством буфетчицу, четырех безработных и кучера.

— Я произвел инспекцию всех лондонских театров, — говорил старик, — и, измерив шагами ширину главных входов, установил, что они до смешного не соответствуют потребностям публики. Двери открываются не в ту сторону, сейчас не помню, в какую именно, но дома у меня записано. Часто во время представления они заперты на ключ, когда зрительный зал буквально забит публикой. У вас, очевидно, не было моих возможностей сравнить эту ситуацию с положением в других странах, но смею вас заверить, что там это давно уже главная забота уважающих себя властей. Неужели вы думаете, что в стране истинной демократии могли бы сохранится такие свидетельства властных злоупотреблений? Ваш здравый смысл, хоть и не подкрепленный образованием, подскажет вам, что нет. Возьмем, к примеру, Австралию — страну еще более подневольную, чем Англия. Я лично разговаривал с одной из жертв пожара на Ринге, и, хотя этот человек не очень бегло говорил по-немецки, мне удалось получить полное представление о его мнении на этот предмет. Но вас наверняка больше заинтересует вот эта вырезка, посвященная той же проблеме, из венской газеты, которую я вам сейчас прочитаю и тут же, с листа переведу. Как вы сами можете видеть, она напечатана готическим шрифтом, — при этих словах оратор предъявил слушателям означенную вырезку, чтобы они могли удостовериться собственными глазами, причем сделал это с видом фокусника, показывающего публике в первом ряду возникший из воздуха апельсин.

— Приветствую уважаемого дядюшку! Что за встреча! — воскликнул Майкл, положив руку на плечо говорившего.

Тот испуганно обернулся и перед Майклом предстала физиономия дяди Джозефа.

— Это ты, Майкл? Ты один? С тобой никого нет?

— Один, — ответил Майкл, — никого со мной нет. А вы кого ожидали?

— Я имел в виду Морриса или Джона, — с видимым облегчением пояснил старик.

— А с какого счастья мне с ними разгуливать? — спросил племянник.

— В общем-то правильно, — признал Джозеф. — Тебе я могу довериться. Надеюсь, ты мне поможешь.

— Не понимаю пока, о чем вы говорите, дядя, — сказал адвокат, — но если вам нужны деньги, то предупреждаю, что я на нуле.

— Ах, не в этом дело, мой мальчик, — ответил дядя, крепко стискивая племяннику руку, — я потом тебе объясню.

— Вот и хорошо. Я угощаю, что вам заказать?

— В таком случае попрошу еще один сэндвич. Допускаю, что ты немного удивлен, встретив меня в подобном месте, но дело в том, что я поступаю в соответствии с моим твердым, но малоизвестным принципом…

— Не такой уж он малоизвестный, — усмехнулся Майкл, потягивая бренди, — я сам ему следую, когда вдруг захочется выпить.

Старик, которому хотелось как можно больше расположить к себе Майкла, грустно улыбнулся в ответ.

— Ты всегда такой веселый, — сказал он, — и признаюсь, что это мне, вообще-то, в тебе нравится. А что касается упомянутого принципа, то он заключается в том, что надо приспосабливаться к обычаям той страны (хоть бы и самой захудалой), где человек находится. Во Франции, например, все ходят завтракать в кафе; в Америке же главный пункт питания — так называемые бары самообслуживания; ну а в Англии тот, кто желает быстро перекусить, направляется вот в такой кабачок. Довольствуясь парой сэндвичей, чаем, ну и иногда кружкой пива, человек может в Лондоне неплохо пропитаться на четырнадцать фунтов и двенадцать шиллингов в год.

— Знаю, знаю, — ответил Майкл, — не считая одежды, стирки и обуви. Все вместе, включая сигары и нерегулярную выпивку, лично мне обходится в семьдесят и более.

Этой фразой Майклу удалось в последний раз прервать поток речей дяди Джозефа. Далее он покорно и снисходительно внимал разглагольствованиям дяди, который тут же переключился на политические реформы, с них — на теорию барометра, которую украсило описание ветра бора на Адриатике, после чего речь зашла о наилучшем методе обучения глухонемых арифметике. Немного погодя, парочка двинулась по Кингс-роад.

— Майкл! — перешел, наконец, к делу дядя Джозеф. — Причиной того, что я здесь оказался, является моя ссора с племянниками. Они стали невыносимы.

— Я вас понимаю, дядя, — признал Майкл. — Сам не способен выносить их больше двух минут.

— Они не разрешали мне выступать, — излагал свои обиды старик. — Запирали меня на ключ, да еще всякие грубые слова говорили. Считали, сколько я карандашей трачу для своих увлекательных заметок; газеты от меня прятали, как младенца от диких зверей. Ты же меня знаешь, Майкл. Я живу этими моими расчетами, тем, что имею свой взгляд на мир, такой разнообразный и переменчивый. Перо, бумага и пресса значат для меня не меньше, чем еда и питье. Такая жизнь стала совсем невмоготу, и тут, в неразберихе после железнодорожной катастрофы под Браундином, мне удалось скрыться. Они, наверное, думают, что я погиб, и попытаются обманом завладеть тонтиной.

— А как выглядит ваша финансовая ситуация? — вежливо спросил Майкл.

— В финансовом отношении я просто богат, — радостно ответил старик. — Сейчас я могу себе позволить расходы до ста фунтов в год. Перьев и карандашей у меня в неограниченном количестве. В моем распоряжении Британский Музей с его книгами, а также любые газеты, какие только пожелаю. Странная, однако, вещь, насколько мало человеку в моем возрасте нужно забивать себе голову книжными премудростями. Достаточно газет, в них есть все выводы в готовом виде.