Джером Джером - Досужие размышления досужего человека Страница 26

Память обладает удивительным даром воскрешать призраки. Подобно замку с привидениями, в ее стенах вечно отдаются эхом шаги невидимых ног. Сквозь разбитые оконные переплеты мы видим мимолетные тени мертвых, и самые печальные из них — наши собственные.

Ах, эти юные свежие лица, на которых отражаются честь, истина, чистые благородные мысли и мечтания, с каким укором они смотрят на нас ясными глазами!

Бедняги, боюсь, у них есть серьезные причины для печали. Со дней безусой юности в наши сердца проникли ложь, лукавство и неверие — а мы-то мечтали стать великими и безупречными.

Хорошо, что нам не дано заглянуть в будущее. Мало кто из тех, кому сегодня четырнадцать, не будет стыдиться себя, когда им исполнится сорок.

Я люблю иногда поговорить с тем странным мальчиком, которым я был много лет назад. Я думаю, ему это тоже нравится, потому что он частенько заглядывает ко мне вечерами, когда я сижу наедине со своей трубкой, прислушиваясь к шепоту огня в камине. Я вижу его серьезное личико сквозь поднимающиеся вверх клубы табачного дыма и улыбаюсь ему, а он улыбается в ответ, серьезной и старомодной улыбкой. Мы болтаем о прошлом, и время от времени он берет меня за руку, и мы проскальзываем сквозь почерневшие прутья каминной решетки в дымные раскаленные пещеры той страны, что лежит за огнем камина. Там мы находим былые дни и вместе бродим по ним, а по дороге он рассказывает мне о том, что думает и чувствует. Иногда я посмеиваюсь над ним, а потом жалею об этом: он так серьезен, что мне стыдно вести себя легкомысленно. Кроме того, следует выказывать должное уважение к тому, кто старше тебя, а ведь он был мной задолго до того, как я стал самим собой.

Поначалу мы не столько разговариваем, сколько разглядываем друг друга. Я поглядываю сверху вниз на его кудрявые волосы и синий бантик, а он смотрит на меня искоса, поспешая рядом. И почему-то мне кажется, что застенчивые глазенки не совсем одобряют то, что видят, и он слегка вздыхает, как будто разочарован. Однако чуть позже его застенчивость исчезает, и он принимается болтать без умолку. Он рассказывает мне свои любимые сказки, и что у него есть морская свинка, и что папа говорит, будто в сказках все придумано — представляете, какая жалость? Ведь он так хотел стать рыцарем, и биться с драконом, и жениться на прекрасной принцессе. К семи годам он смотрит на жизнь более практично и мечтает стать лодочником и заработать много денег. Может быть, это следствие любви, которую он теперь испытывает к юной леди из молочной лавки. (Благослови Господь ее маленькие ножки, какого бы размера они ни были сейчас!) Похоже, он очень привязан к ней, ведь он подарил ей свое главное сокровище, а именно огромный карманный ножик с четырьмя ржавыми лезвиями и штопором, который каким-то невероятным образом все время выворачивается наружу и норовит воткнуться в ногу своему обладателю. Юная леди, обладая нежной натурой, обнимает его за шею и целует, не сходя с места, прямо у лавки. Однако глупый мир (в лице мальчишки из соседней табачной лавки) насмехается над такими проявлениями любви. И тогда мой юный друг, как и положено, собирается дать в глаз мальчишке из табачной лавки, но терпит неудачу и сам получает в глаз от мальчишки из табачной лавки.

А потом наступают школьные годы с их горькими огорчениями и восторженными воплями, с их веселыми проказами и горючими слезами, орошающими противные учебники латыни и дурацкие старые тетради. Я твердо уверен, что именно в школе мой юный друг наносит своему здоровью непоправимый вред, пытаясь овладеть немецким произношением, и именно в школе он узнает, насколько важны для французов перья, чернила и бумага, ведь первый вопрос, с которым французы обращаются друг к другу при встрече, — «У вас есть перья, чернила и бумага?». Как правило, ни того, ни другого, ни третьего не оказывается, и второй француз отвечает, что все это есть у дяди его брата. Однако первого нисколько не интересует дядя брата, и он хочет знать, есть ли требуемое у соседа матери второго? «У соседа моей матери нет ни перьев, ни чернил, ни бумаги», — отвечает второй, слегка раздражаясь. «А у ребенка твоей садовницы есть перья, чернила и бумага?» — этим вопросом первый ставит второго в тупик. Когда все устанут искать перья, чернила и бумагу, выясняется, что у ребенка садовницы их тоже нет. Подобное открытие заставило бы замолчать любого, но только не составителя упражнений по французскому языку — это бесстыдное создание такими мелочами не проймешь. Ему и в голову не приходит принести извинения, зато он сообщает, что у его тети есть горчица.

Так и проходит юность, за приобретением более или менее бесполезных познаний, которые вскоре с облегчением забыты. Школьное здание из красного кирпича постепенно исчезает из виду, и мы выходим на главную улицу мира. Мой маленький друг уже не маленький. Короткая курточка превратилась во фрак; помятая кепка, весьма полезная в качестве носового платка, чашки и орудия нападения, стала высоким блестящим цилиндром; вместо карандаша во рту сигарета, дым от которой ему мешает, попадая в нос. Чуть позже, чтобы выглядеть более стильно, он пытается курить сигару — большую черную гаванскую сигару. Попытка не идет ему на пользу, потому что впоследствии я обнаруживаю своего юного друга склонившимся над ведром на кухне и торжественно обещающим себе никогда в жизни не курить.

А теперь его усики становятся почти заметны невооруженным глазом, поэтому он немедленно принимается заказывать бренди с содовой и воображает себя мужчиной. Он говорит о «двух к одному против фаворита», называет актрис «малышка Эмми», «Кейт» и «крошка», бормочет о «проигрыше в карты вчера вечером» таким тоном, будто спустил тысячи фунтов, хотя на самом деле речь скорее всего идет о сумме в шиллинг и два пенса. А также, если мне не изменяет зрение — в стране воспоминаний всегда царит полумрак, — он надевает монокль и в результате спотыкается на каждом шагу.

Его родственницы женского пола, весьма обеспокоенные подобным поведением, молятся за него (благослови Господь их добрые сердца!) и предвидят судебные заседания и казнь через повешение в качестве единственно возможного результата столь безрассудного и разгульного образа жизни; предсказание первого учителя о том, что этот мальчик плохо кончит, достигает размеров священного пророчества.

В этом возрасте мой юный друг смотрит на представительниц противоположного пола с высокомерным презрением, полон уверенности в себе и снисходителен ко всем пожилым друзьям семьи. Надо признаться, что в целом он доставляет окружающим немало хлопот.

Впрочем, так продолжается недолго. Вскоре влюбленность лишает его самоуверенности. Я вижу, что теперь он носит слишком тесные ботинки и тщательно укладывает прическу. Он гораздо чаще читает стихи и держит словарь рифм в изголовье кровати. Каждое утро служанка находит на полу клочки бумаги, на которых написано «любовью он жестоко уязвлен», «твой кроткий взгляд — любовный яд» и прочие давным-давно спетые песни, которые юноши так любят петь, а девушки — слушать, изящно потряхивая головкой и притворяясь, что ничего не слышали.

С любовью, похоже, все не так гладко, поскольку мой бедный юный друг начинает больше гулять пешком и меньше спать, что не идет ему на пользу, а на его лице читается что угодно, кроме свадебного пира и счастья на всю оставшуюся жизнь.

И на этом он исчезает: тот маленький мальчик, который вырос, пока мы гуляли вместе, ушел.

Я остался один, и дорога покрыта мраком. Спотыкаясь на каждом шагу, я кое-как иду вперед — не все ли равно, как идти и куда, если путь никуда не ведет и в темноте не разглядеть дороги?..

Впрочем, наконец наступает утро, и я обнаруживаю, что вырос в самого себя.

© Перевод О. Василенко

И снова досужие размышления

Об искусстве принятия решений

— Итак, что посоветуешь, дорогая? Видишь ли, с красным я не смогу носить шляпку цвета фуксии.

— Тогда возьми серый.

— Ты права, серый гораздо практичнее.

— Хорошая материя.

— И оттенок приятный. Обычно серый такой скучный цвет!

— Зато спокойный.

— И все же в красном теплее, особенно в холодный день, верно, дорогая?

— Тогда бери красный. Красный тебе к лицу.

— В самом деле?

— Особенно когда раскраснеешься на морозе.

— Ах, это существенный недостаток. Думаю, серый все же приличнее.

— Остановились на сером, мадам?

— Наверное. А ты что скажешь, дорогая?

— По мне так серый хорош.

— И носится лучше, а в сочетании с… Постойте, вы режете?

— Собираюсь, мадам.

— Нет-нет, не спешите! Дайте еще раз взглянуть на красный. А знаешь, дорогая, что мне пришло в голову? Моя шиншилла будет превосходно смотреться на красном фоне.

— Согласна.