Виктор Шендерович - Изюм из булки. Том 2 Страница 26

— Вы на сколько дней приехали?

— На четыре.

— Что ж я вам сразу всю сумму выдаю? Вас же могут завтра убить, взять в плен…

Покачивая головой и поражаясь широте своей натуры, финансист отвесил корреспонденту полкило мятых афганей. Афгани эти стоили не дороже песка под ногами — в лавках их принимали на объем. На полученную Гольцем охапку дензнаков можно было пару раз поесть…

Наутро случился парад войск Наджибуллы. Рядом работали американские телевизионщики. И вот, улучшая позицию для съемки, вольные заокеанские журналисты зашли за черту, определенную афганской охраной…

Лишнего слова не говоря, обкуренные бойцы Наджибуллы набросились на нарушителей и начали метелить их прикладами.

Гольц с товарищем кинулись выручать коллег — и не без труда отбили их у классово близких дикарей.

Вечером американцы поили спасителей в своем корпункте, и избитый си-эн-эновец горько жаловался корреспондентам «Красной звезды» на свою несчастную жизнь:

— За какую-то долбанную тысячу баксов в день… — говорил он…

Масштаб удара

Дело было в Одессе, на «Юморине» какого-то девяносто-раннего года. В застолье рядом со Жванецким сидел немолодой молчаливый мужчина со звездой Героя Советского Союза на лацкане пиджака.

Это был капитан ядерной подлодки.

И какая-то женщина за столом, кокетничая, сказала своему соседу, указывая на капитана:

— Вот я сейчас пожалуюсь на вас Семену Ивановичу, и он вас убьет!

Герой-подводник сухо ответил:

— Я с людьми не воюю.

Ну да. Нужно будет стереть в пыль континент-другой — зовите.

Границы гостеприимства

В глубоко советские времена один ответственный партийный работник был послан с миссией в Иерусалим; обсуждались имущественные вопросы, связанные с владениями Русской православной церкви…

Но наш рассказ не о недвижимости, а в некотором смысле — совсем напротив.

Ужинает, стало быть, наш ответственный работник в монастыре, беседует с батюшкой на хозяйственные темы. И прислуживает им за столом монахиня таких женских статей, что имущественные вопросы быстро вылетают у гостя из головы.

Тут следует заметить, что герой этого рассказа в периоды, свободные от партийных поручений, был вполне практикующим мужчиной. Батюшка же при появлениях прислужницы сохранял полнейшее спокойствие, будучи, видимо, целиком погружен в православие.

Следует заметить, что за монастырским столом они не токмо ели, но и обильно пили, и отнюдь не святую воду, отчего быстро сблизились. Поэтому через какое-то время, уже ближе к ночи (а ночевать ответственный работник оставался в монастыре), наш герой, проводив прислужницу выразительным взглядом, поинтересовался:

— Батюшка, а как у вас насчет гостеприимства?

И батюшка ответил на это с христианской прямотой:

— Гостеприимство мое безгранично, но баба эта — моя.

Видный деятель РПЦ

…выпив, расслабленно рассуждал на любимую тему.

— Да, евреи распяли Христа, — сказал он меланхолично и вдруг смолк, формулируя что-то заветное. И сформулировал: — Ну а не распяли бы они его — и где бы я сейчас работал?

Взгляд снаружи

Крупный российский церковник, прилетев на Святую землю, приватно посетовал:

— Что-то вы, евреи, обращаетесь с арабами не по-христиански…

Как я рисковал жизнью

Весной 2004 года израильтяне убили шейха-террориста Ясина, забыв согласовать со мной дату этого мероприятия. А у меня как раз в эти дни планировалось выступление в Тель-Авиве.

ХАМАС пообещал немедленно залить Средиземное море еврейской кровью, и моя мама взмолилась, чтобы я не летел в Израиль.

Я-то, напротив, понимал, что как раз в эти дни в Тель-Авиве все будет под полным контролем, но мама твердо пообещала, что если я полечу, то вернусь на ее похороны…

А моя мама — это вам не ХАМАС: пообещала — сделает.

Выступление я отменил.

В Израиле в эти дни не случилось ровным счетом ничего. В Москве все тоже было в рамках нормы: несколько убийств, дюжина грабежей, два десятка хулиганских нападений…

И я сказал маме: смотри, как я из-за тебя рисковал жизнью!

Закон суров

В конце восьмидесятых пожилая благородная дама полетела в гости к родственнице в Израиль.

— Серебряные ложки везете? — строго спросил у нее таможенник.

Дама огорчилась:

— Я не знала, что нужно…

В шаге от славы

Мой коллега и приятель Саша Рыклин шел по Манхеттену и хотел курить. А там с этим строго. Прямо сказать, терроризируют людей.

И вот он видит: на углу у каких-то дверей тусуется группа молодежи, стоят, покуривают. Рыклин с облегчением пристроился рядышком и задымил в полной безопасности. Стоит, портит здоровье в свое удовольствие.

Тут к подъезду подкатывает тачка, из нее выходит человек и сквозь толпу идет к дверям. Взгляд его на секунду цепляется за Рыклина; почти не тормозя, человек с легким жестом руки бросает:

– Come on! — и исчезает в дверях.

Заинтригованный Рыклин, разумеется, сделал что сказали, то есть пошел следом.

Они поднялись на какой-то двузначный манхеттенский этаж, миновали просторную приемную с секретаршей и вошли в большой кабинет. Хозяин кабинета пригласил Рыклина сесть, секретарша принесла кофе, и некоторое время, доброжелательно улыбаясь, они вели бессмысленный американский разговор из цикла «how are you — fine».

Рыклин никуда не спешил, хозяин кабинета тоже.

Первый осмысленный вопрос был задан через несколько минут.

— Почему я вас не видел раньше? — спросил хозяин кабинета.

Рыклин затруднился с ответом, и хозяин кабинета уточнил вопрос:

— Где вы пели?

Это был кастинг для бродвейских шоу.

Пристроился покурить, называется.

Не сразу

— В Америке-то что творится! — сказала немолодая женщина, разносившая десерт.

Дело было в закрытом московском клубе. Мы сидели за столом — я и хозяйка клуба, видная бизнес-леди; мне предлагалось написать сценарий для какой-то церемонии.

С компотом в руке я лениво вышел в холл, к телевизору — посмотреть, что там произошло, в Америке. Думаю, опять какой-нибудь школьник расстрелял одноклассников. Или наводнение… Что у них там еще может случиться?

В большом телевизоре чадно горела башня. Я ее узнал, но не понял, что это значит. В соседнюю башню на моих глазах влетел самолет. Потом в окне отчаянно и долго махал чем-то белым человек. Потом башня начала оседать в клубах апокалиптической пыли…

Я видел логотип CNN, видел плашку «live» в углу экрана, я слышал голос диктора, но ничего не понимал.

Прошел почти час. Я уже ехал домой, но все еще ничего не понимал. Психика — ломкая вещь; на серьезные перемены реагирует медленно, впускает реальность внутрь осторожно, маленькими порциями…

Самое время

— Ты в порядке? — нервно спросила жена, дозвонившись мужу на мобильный.

— Конечно, дорогая, — спокойно ответил муж, — все хорошо, я на работе.

— А-а… Ну работай… — ядовито разрешила супруга и с облегчением повесила трубку.

Дело было в Нью-Йорке утром 11 сентября 2001 года; ничего не ведавший муж работал в тех самых «башнях-близнецах».

Мало кто сходил «налево» так вовремя!

На следующий день

…после трагедии с башнями-близнецами молодой эмигрант из России встретил на бостонской улице пожилую знакомую.

— Ну что, Яшенька, — сказала она, остановившись. — Опять не там живем?

Свой человек

Дело было в Штатах. У одного нашего (слабо говорившего по-английски, а по-американски не понимавшего вообще ни слова) прихватило сердце. Он набрал номер 911, о существовании которого знал по одноименному сериалу — и вскоре действительно приехала «скорая».

Больше жестами, чем словами, россиянин объяснил: сердце. Его отвезли в больницу, поставили капельницу… Весь в испарине, он лежал, не имея ни сил, ни возможности что-либо попросить.

И долежался.

Над каталкой склонился здоровенный негр в зеленом врачебном халате и на чистом русском спросил:

— Ну что, браток, хуево тебе?

«И я понял, что я умер», — описывал впоследствии свои ощущения оклемавшийся пациент.

Но это был не ангел, а медбрат, специально вызванный администрацией больницы для общения с русскоязычным пациентом.

Он закончил медучилище в Тамбове.

На Брайтон-бич

…есть кафе с людоедской ориентацией — «Татьяна гриль».

Смесь английских корней с русской грамматикой образует здесь коктейль немыслимой силы. Я лично беседовал с дамой, не желавшей больше «драйвать юзаный кар».