Валерий Смирнов - Крошка Цахес Бабель Страница 26

Выражаясь одесским языком, ребе сам себе наступил на бейцалы, говоря за одесский языковой колорит, в котором он понимает, как и в истинно одесском юморе, по сию пору являющемся для неодесситов тайной за семью печатями. Все-таки не зря в Городе издавна было принято сказать: «То, что в Москве хохмят, в Одессе еле тянет на четверть адиёта».

Как бы между прочим, талмуд «Одесский юмор» издательство «Эксмо» выпустило в серии «Антология Сатиры и Юмора России ХХ века». Я и без подсказки издателей знал, что в прошлом веке сатира и юмор в России были исключительно с больших букв. Примечательно, что главный оплот национально озабоченных, то есть министерство иностранных дел Украины, отчего-то не разродилось очередным протестом, хотя Одесса — это вам не козий выгон Тузла. Насколько помню, ныне проклинаемые украинскими нациками гнусные коммуняки подарили Одессу Украине в начале ХХ века. Примечательно, что «Тамбовский», «Орловский» и прочий истинно российский юмор типа «Магаданского» в антологии пока не вышел. И, подозреваю, никогда не выйдет.

Кстати о птичках, в предисловии под названием «Об одесском юморе и не только о нем» составитель «Одесского юмора» известный юморист и отважный сатирик В. Хаит цитирует российского классика жанра М. Жванецкого: «Нет специального одесского юмора». Как говорят в Одессе, таки не понял юмора.

Еще задолго до развала Союза в Одессе было принято именовать россиян москвичами. Когда-то на пляже одна торговка домашними пирожками «Доживу ли до утра?» уверяла коллегу:

— Я тебя прошу! Москвичи что хочешь схавают.

Сомневаюсь, что сегодня такое возможно в системе общепита. Но не сомневаюсь, что москвичи захавают тот «Одесский юмор» и не поморщатся. И даже попросят добавки в виде допечатки тиража. Тем более что в роли одесских юмористов там выступают не только Верховский и Хаткина из Донецка, Гончарова из Черновцов, Гольдберг из страны Молдова, Уланова из Казани, Жук и Яснов из Санкт-Петербурга, Бару из Пущино-на-Оке, Сатин и Хозяинова из Москвы, Микунов из Киева, но и сам приезжий Хаит наперевес с Крошкой Цахесом Бабелем уже в качестве юмориста.

Подлинно одесский юмор не предназначен для продажи. Если не верите мне, привожу мнение сотрудницы Одесского Литературного музея Анны Мисюк: «Как бренд в свое время пытались продавать одесский юмор — не получилось. Тот сложный, неоднозначный, многослойный одесский юмор, когда-то понятный любому забулдыге с Молдаванки, сегодня не позволят себе даже солидные авторы с эстрады — не поймут». Зато псевдо-одесский юмор Хаита и его иногородней гоп-компании поймут забулдыга с Васильевского острова и даже профессор из Барнаула; я же обрадовался, увидев среди юмористов родом из Одессы Лену Каракину и Ивана Рядченко, вот это таки хохма.

Экспортный вариант нашего юмора не годится без вкрапления редких, но по-одесски соленых изюминок. Когда-то на пляжах главным деликатесом у туристов считалась знаменитая одесская пшенка: кукурузный початок, сдобренный маслом, с втертой между зернами солью. Но разве отдыхающие знали, что поставленный на поток сезонный товар варят чуть ли не в посуде, где нашел свое последние пристанище гофмановский Крошка Цахес? Как тут не вспомнить трудовые подвиги торговок времен победившего самого себя социализма.

Мадам Нестеренко вытерла со лба холодный пот, выступивший поверх и без того взмокшего под жарким солнцем лба. Так опростоволоситься, забыть дома соль…Кто станет жрать пшенку без соли? И теперь эта старая профура, мадам Цуггундер, которая варит пшенку чуть ли не в ночном горшке, продаст свой товар москвичам безо всякой конкуренции и с максимальной выгодой?! Мадам Нестеренко решительно промокнула натруженные ладони в волосах под мышками и стала втирать соленую влагу в первый, самый большой початок…

Подойдя ближе к кромке моря, мадам Нестеренко раскрыла свой фирменный рот на ширину плеч и заорала:

— Пшенка! Кому уже хорошо, таки по-одесски соленая пшенка?!

Первое блюдо под названием «уха» известно повсеместно. Но бестактно даже сравнивать вкус ухи из пресноводной и морской рыбы. Настоящая одесская уха из свежей морской рыбы невозможна без добавления нашей фирменной затирушки, основу которой составляет самостоятельно добытый сок из свежих помидор и чеснока. Перец и иные необходимые ингредиенты добавляются в сок в нужных пропорциях. Завершает приготовление затирушки тщательно протертая рыбья макса. Сколько ни добавляй затирушки в уху из пресноводных рыб, ее вкус все равно проиграет смаку настоящей черноморской ухи, породившей слово «жидкое» в качестве местного синонима русскоязычного «первого блюда». Жидкое, в котором плавают куски рыб и картошка — на самом деле не уха, а рыбный супчик, к которому питают пристрастие москвичи. Истинно одесский юмор никогда не походил на этот самый супчик. Утверждаю это как рыболов с огромным стажем.

Вспоминаю 1980 год. По песку идет торговка и предлагает весьма любимое гостями города пляжное лакомство: самодельные конфеты-леденцы в виде петушков на палочках. Конфеты в виде пистолетов и шаров почти не расходились и их перестали изготавливать. Торговля идет бойко, анекдот рождается сам собой:

— Мара Соломоновна, а почему вы не торгуете другим говном на палочке?

— Потому что эти пидоры предпочитают петушков.

Вспомнил именно этот свой далеко не лучший анекдот не случайно. Он не был предназначен для продажи, ибо в те времена его нельзя было ни опубликовать, ни озвучить со сцены. Да и сегодня — тоже. Отнюдь не по причине того, что никто кроме настоящего одессита, не схавает трех смысловых нагрузок, спрятанных под лингвистической одежкой давней хохмы.

Если вы полагаете, что с одесским языком не вытворяют того же самого, что и с одесским юмором для московского потребления, то глубоко и обстоятельно ошибаетесь. Ныне вместо петушков на палочках туристам предпочитают втирать сувенирную продукцию. Потому на лотках, заваленных мицами, брелками с надписью «Одесса» и статуэтками Дюка, вы легко обнаружите не только банки с одесским воздухом, но и такого же языка в виде книжной продукции, созданной по методу пшенки от мадам Нестеренко. Хотите сами запалить нечто подобное? Без проблем: берете любой словарь воровского жаргона, переписываете его, как вам моча в голову стукнет, выводите на обложке типа «Клевые слова одесского языка» — и все будет, как в аптеке. Можно, конечно, пойти более сложным путем: сперва опохмелиться, а уже затем передрать через пень-колоду действительно какой-то словарь одесского языка. Но даже если вы тщеславный человек, ни в коем случае не указывайте свое имя на обложке, чтобы не нарушать традиции выпуска книжно-сувенирной продукции, предназначенной исключительно для легковерных туристов. Гарантирую: одесситов на свой дрэк вы не купите, но приезжие будут хавать сотворенный инкогнито товар за милую вашему сердцу лоховскую душу, не слабее, чем тот одесский юмор в больших кавычках.

В прошлом году в Одессе побывала писательница Елена Скульская, воспринимающая одесский юмор не в качестве хаиты времен незабвенного Бабеля. Впоследствии она написала: «Всякий раз, когда я приезжаю в Одессу, мне говорят, что прежнего города уже нет, что золотоносная руда юмора совершенно истощилась…И всякий раз меня по счастью обманывают. Нет, одесский юмор никогда не иссякнет, и игра в слова будет здесь всегда главной азартной игрой. И два самых патриотичных таллиннских одессита Райво Райдам и Виталий Зиниченко, которые практически убедили меня в том, что русский язык есть один из диалектов одесского языка, могут быть спокойны за литературную часть своего любимого города».

Для меня остается непостижимой загадкой: каким образом одесситам по сию пору удалось сохранить подлинную Одессу вместо городка, сочиненного действительно хорошим писателем, превращенного в Крошку Цахеса Бабеля непрошенными доброхотами, вот уже почти двадцать лет исполняющих плач Израиля над декоративными руинами некогда великого Города?

ПЛАЧ ИЗРАЙЛЯ РАЗДАВАЛСЯ, ЭТО НЫДАЛ СЛАВНЫЙ РОСС

Я прочел об одесском языке все, что можно и нельзя. После чего явственно представил себе одесский язык в виде прижавшегося к стене синагоги зашмирганного припоцанного аидыше халамидника с ржавым от частого употребления свинорезом и допотопным шпаером.

«Наш знаменитый «одесский язык» — это ни что иное, как попытка необразованного одесского еврея, общающегося большей частью с такими же необразованными евреями, высказать на не очень хорошо ему известном русском языке свои мысли, которые он внутри себя думает, на родном ему идиш», — написал недавно на чисто русском языке, с его точки зрения, один крепко образованный пацан. Но какие могут быть к нему претензии, если этого молодого человека год за годом приучали к такой мысли сильно взрослые дяди и тети? Типа: «Одесский жаргон — это ни что иное, как идиш, плохо переведенный на русский». «Одесский жаргон, состоящий преимущественно из производных идиша…». «После революции 1917 года евреи в большинстве своем стали говорить по-русски, коверкая его с идиш. И вот этот воляпюк стали называть одесским жаргоном», — просвещает даже иностранец Н. Сагальский. «Почти исчез «одесский язык»: «тот» одесский говор брал акцент и конструкции из идиша, а почти все, кто знал идиш уехали или умерли», — пропагандирует живущий в Городе П. Ковалев.