Борис Привалов - Надпись на сердце Страница 27

Деда уважают. Он за свою храбрость еще во время первой мировой войны георгиевским кавалером стал. За какой конкретный подвиг — этого никто не знал. Одни говорили, что он единолично роту врагов в плен взял, другие — что роту из окружения вывел, от плена спас. Зато все знали, почему у деда рядом с георгиевской ленточкой орден Славы красуется. Эту награду дед, можно сказать, на глазах всех колхозников заслужил во время войны с гитлеровцами, в партизанском отряде. Смекалистый старик придумал хитрый способ борьбы с врагом. Он бродил, прося подаяние, по дорогам и, улучив момент, переставлял немецкие указки направлений. Если, к примеру, указка показывала, что в село Никольское дорога идет направо, а налево — болото, то дед Непосед переворачивал ее, и село Никольское оказывалось слева. Много крови испортил дед фашистам!

— У меня, — смеялся дед, — особая специальность: указчик!

За то время, пока партизанил, Николай Евграфович отрастил роскошную бороду. Большая, по пояс, темно-коричневая, с проседью, она была известна всему району и считалась колхозной достопримечательностью.

— Ох, и хороша! — смеялись девчата. — Лучше любой чернобурки!

— Вот когда внучка моя меньшая будет свадьбу играть, — отвечал дед, — я ей эту бороду на воротник подарю!

Борода характером вся в деда — с норовом, ни минуты себя спокойно не ведет. Когда дед садится есть, борода пытается попробовать еду раньше ложки. Если Евграфыч хочет поцеловать подвернувшегося под руку внука, то борода, словно ревнуя, начинает так щекотать малыша, что тот не может устоять на месте и, захлебываясь от смеха, убегает. А однажды, когда дед Непосед пришел на занятие кружка юных пожарных и пытался надеть противогаз... Впрочем, об этой эпопее надо рассказывать отдельно. Кстати, в колхозе, да и в районе, пожалуй, не найдется человека, который бы не хотел рассказать про деда Непоседа какой-нибудь занимательной истории. Поэтому, когда я встретил недавно заведующего клубом из Верховья, он мне первым делом сообщил, что Евграфыч овладел новой профессией — стал экскурсоводом.

Дело было так: в колхоз заехали иностранные туристы. Состав группы был разнородным: и рабочие, и крестьяне, и представители буржуазии. Недоброжелательностью отличался один состоятельный старичок неизвестной партийной принадлежности. Его другие туристы так и прозвали: «Типичный скептик». И вот этот скептик ходил по колхозу и ехидно улыбался. Все время жевал — так ему московские конфеты «Золотой ключик» понравились, что американскую резинку, на которой он, так сказать, воспитан был, сменял на наши ириски, — посмеивался и только одно слово, как попугай, повторял: «Пропаганда!» Гидростанцию увидел — «пропаганда»; плотину на реке Дзыбе — «пропаганда»; ясли, школу, больницу, радиоузел — «пропаганда».

Вечером после осмотра колхоза гости пришли в правление. Ужин, конечно, чаек, то да се, началась общая беседа. Разговор сразу повелся на таких скоростях, что переводчика в жар вогнали. И в самый разгар этой дружеской беседы скептик говорит:

— Все, что мы видели сегодня, самая типичная коммунистическая пропаганда, как говорится у вас: «Своим глазам не верь». Я могу доказать это! Прошу минуту внимания!

И достает из своего кармана старый путеводитель издания 1930 года для туристов, едущих в СССР, написанный каким-то англичанином.

— Нам сказали, что мы находимся в селе Верховье, — продолжал старичок, жуя очередную ириску. — А на самом деле это село никакого отношения к настоящему Верховью не имеет. Это одно из тех рекламных сел, которые специально показывают туристам и каждый раз называют по-другому.

Даже переводчик, видавший на своем веку немало иностранцев такого типа, и тот опешил. А колхозники просто дара речи лишились, услышав такие нехорошие слова.

Первым пришел в себя дед Непосед. Он подсел к переводчику и сказал:

— Вы ему переведите: пусть отвечает за свои слова, доказательства представит...

Тут и туристы, которые из рабочих и крестьян, потребовали от своего соотечественника доказательства.

— Пожалуйста, — сказал скептик и ехидно улыбнулся. — Скажите, ваше село именуется официально Верховье Дзыбинского района?

— Да, — ответил Сергей Иванович Гарбузов, председатель правления колхоза.

— А вот в этой книге, — показывая на путеводитель по СССР, продолжал скептик, — есть фотография села Верховье Дзыбинского района и описание его окрестностей. Там сказано следующее: «Село лежит в живописной долине, изрезанной оврагами, на берегу речки Дзыби». Что же нам показали сегодня? Как у вас говорится: «А у наших у ворот идет все наоборот». Стоящее на холме село, без оврагов, и никакой живописной долины... Реки и той нет. Вы же не посмеете утверждать, что озеро, которое граничит с селом, это и есть речка Дзыба, хе-хе-хе... А расположение села? На фотографии мы видим одно, на самом деле — совсем другое. Если даже учесть, что выстроено семьдесят пять процентов новых построек за эти двадцать пять лет, то и тогда должно же сохраниться что-то из старого. А из тех сорока домов, которые можно разглядеть на фотографии, мы ни одного не видели...

Колхозники посмотрели на фотографию в английском путеводителе и рассмеялись.

— Да это же снято с чердака мельника Гриценко, — сказал председатель колхоза Гарбузов Сергей Иванович. — Оттуда такой вид открывался!

— Точно! — подтвердил дед Непосед. — Я считаю, товарищи, что гостям надо показать старое Верховье, а то мы за эти годы таких дел натворили, что действительно поверить трудновато...

— Ну вот, — захихикал скептик, чуть не подавившись ириской, — слышите? Теперь нам, господа, собираются показать настоящее Верховье! Следовательно, то, что мы сегодня смотрели, как я и доказал, было не действительностью, а пропагандой! Как это у вас пословица: «Я как в воду глядел», а?

— Сегодня вы осмотрели Верховье, — сказал дед, — и завтра, если будет ясный безветренный день, тоже увидите Верховье. То и другое — настоящее, в чем вы сможете убедиться. Я буду вашим экскурсоводом! Предъявлю вам, граждане и господа, так сказать, вещественные доказательства...

— Начинаются русские сказки, — усмехнулся скептически настроенный старичок. — За одну ночь нам выстроят старую деревню! Вот что значит знаменитое русское гостеприимство — все для гостя! Но предупреждаю вас, господа, это будет пропагандой скоростного строительства — и только! Нас не сагитируешь такими штучками!

Председатель колхоза Сергей Иванович толкнул деда Непоседа под столом ногой: мол, думай, что говоришь! Но дед только бороду погладил да глазом моргнул успокаивающе: дескать, все будет в порядке, скептик будет посрамлен!

...Утром, к величайшему сожалению ехидного старичка, никаких «старорусских» построек на селе обнаружено не было. Все было по-новому, как прежде. Кончился завтрак, пришел дед Непосед в новом пиджаке, при всех регалиях. Он повел гостей на пристань Дзыбинского водохранилища, или, как называли его в районе, Дзыбинского моря. Там туристов ждали две моторные лодки и три баркаса. Посадка экскурсантов прошла по всем дипломатическим правилам — в обстановке взаимопонимания и обоюдного доверия, — после чего флот «отдал концы» и вышел в открытое море.

Евграфыч лежал на носу флагманской моторки и смотрел на дно. Черно-бурая борода деда время от времени касалась водной поверхности.

Кругом на солнце сверкала водная гладь, чайки кружились вокруг баркасов, нежный, ласковый ветерок скользил над морем, такой ласковый, что вода оставалась невозмутимой, ни единой складочки не появлялось на ее голубовато-зеленом челе.

— Стоп! — приказал Евграфыч. — Глуши моторы! Экскурсия начинается!

Дед сел на носу своей моторки. С бороды капали крупные, как горошины, капли и, сверкнув на солнце, падали в лодку. Глаза у деда были веселые-веселые — казалось, они искрятся.

— Так вот, дорогие гости, насчет старины нынче стало трудно... Ее на дне морском искать приходится — вот, прошу смотреть вниз, под воду, стало быть. Перед вами, вернее — под вами, село Верховье, каким оно было двадцать лет назад!.. То есть до постройки плотины на реке Дзыбе, в результате чего и получилось это водохранилище. Вы, товарищ переводчик, там по пути подшлифовывайте меня, а то, сами понимаете, я еще экскурсовод молодой... так сказать, экскурсовод-ученик...

Переводчик улыбнулся.

— Вы себя недооцениваете, Николай Евграфович! — сказал он. — Продолжайте действовать в том же духе!

И Евграфыч продолжал:

— Село мы вновь построили, конечно, с помощью государства, на новом месте, — там, где вы его видели, а старое Верховье — то, что у вас под ногами, — осталось на дне да в путеводителе вашем. Если бы нам сейчас еще раз переезжать, мы бы с собой почти все теперешнее хозяйство забрали, вот как на Цимлянском водохранилище переезжали станицы или во времена создания Московского моря... А тогда нам не было смысла в новую жизнь старье тащить — избенки да хибары древние: к чему они? То, что могло в хозяйстве пригодиться, захватили, а остальное — рыбам...