Кристофер Бакли - Верховные судороги Страница 29

Мнение судьи Рихтер имело серьезные конституционные основания, однако в итоге рейтинг ее популярности упал так низко, что по городу ей теперь приходилось перемещаться в бронетранспортере, за которым следовал по небу боевой армейский вертолет. Понятно, что в последнее время она немного нервничала. Однажды утром — во время устных прений — кто-то из клерков, проходя коридором мимо совещательной комнаты, уронил на его мраморный пол увесистый том «Юнайтед стейтс рипортс».[53] Хлопок получился громкий, и Рут мигом нырнула под стол.

Ишигуро Майк Харо был первым в Верховном суде японцем американского происхождения, убедительным свидетельством того, что азиаты и вправду превосходят интеллектом все прочие расы. Хобби у него было такое: он решал головоломные кроссворды лондонской «Таймс» с завязанными глазами. Юридический факультет Стэнфордского университета он закончил в двадцать лет. К двадцати четырем стал адвокатом новых миллиардеров Силиконовой долины; в двадцать восемь — самым молодым членом федерального суда (Девятый округ). Подобно многим обладателям незаурядного ума, он проявлял некоторую нетерпимость по отношению к людям не столь блестящим и, не обинуясь, высказывал свои мнения: так, например, президента Трумэна, сбросившего атомную бомбу в том числе и на нескольких родственников Харо, он назвал (что было несколько опрометчиво ввиду присутствия рядом с ним человека с сотовым телефоном, снабженным видеокамерой) «помешанным на геноциде коротышкой-галантерейщиком». У судейских клерков Харо большой популярностью не пользовался — они изощрялись в каламбурах, построенных на сходстве его фамилии с азиатским произношением слова «хелло».

Судья Моррис «Мо» Готбаум был, прежде чем оказаться в Верховном суде, старшим сенатором от штата Нью-Йорк. Он славился мягкостью в том, что касалось отсрочек приведения смертного приговора в исполнение, — к настоящему времени за ним числилось таковых семьдесят восемь. И это породило некоторую натянутость в отношениях между ним и Сильвио, который был всегда рьяным приверженцем высшей меры наказания. Сильвио держал на своем рабочем столе приспособление для обрезки сигар, выполненное в виде маленькой гильотины, — чтобы детям посетителей, если они явятся с детьми, было во что поиграть (так он говорил). Мо не упускал ни одной возможности поддеть его. Однажды во время прений по делу об увольнении учителя бесплатной средней школы, позволившего себе одобрительно отозваться о теории Разумного замысла,[54] Мо спросил у адвоката учителя: «Если Разумный замысел и вправду имел место, чем вы можете объяснить существование Налогового кодекса США?»

В прочих же отношениях Мо был далеко не типичным нью-йоркским евреем-либералом. Главная страсть его жизни состояла в том, чтобы облачиться в черную кожу и понестись по стране на мотоцикле «Сузуки Рокет» — который он в частных разговорах именовал «Паховой ракетой» — вместе с женой Беллой, отчаянно цеплявшейся на заднем сиденье мотоцикла за жизнь. Он исправно посещал ежегодные съезды байкеров, происходившие в городе Стурджис, Южная Дакота, на которых что ни год произносил перед собравшимися пламенные, хорошо аргументированные речи, содержавшие призыв отменить для мотоциклов общегосударственные ограничения скорости. Когда ему случалось заскучать во время судебных прений, что бывало довольно часто, он начинал негромко напевать песню «Рожденный жить на воле».[55]

Криспус Галавантер был самым молодым, если не считать Пеппер, членом Верховного суда. Он занимал в суде «место для черных», впрочем, вслух это место так называли редко. Известности он достиг довольно необычным способом — взяв в качестве клиента лозунг веб-сайта, созданного в Интернете ку-клукс-кланом: «Нести белым христианам Америки послание надежды и избавления! Любви, а НЕ ненависти!»

Клан пожелал открыть магазинчик в пригородном торговом центре города Бойсе, штат Айдахо, где он мог бы продавать разного рода убранство и сувениры — мужские и женские церемониальные мантии и головные уборы, настольные подсвечники в виде горящего распятия, электрические выключатели в виде петли-удавки, памятные вещицы времен Третьего рейха — плюс новые выпуски «Протоколов сионских мудрецов», руководств по воспитанию питбулей и немецких овчарок и прочие греющие душу пустячки. Однако владельцы торгового центра, имевшие, по-видимому, завышенные представления о приличиях, в аренде помещения клану отказали.

Криспус, в ту пору молодой местный адвокат, вызвался помочь клану — разумеется, «не задаром». Предложение его клан поначалу ошеломило, однако, потратив некоторое время на почесывание затылков и перебранки, его руководители решили — какого черта? Если они наймут смышленого «цветного» законника, то произведут неплохое впечатление на суд, — и сказали: ладно, при условии, конечно, что им не придется есть с ним за одним столом и пользоваться одной уборной, ну и разумеется, он должен забыть о свиданиях с их дочерьми. «Это мне труда не составит, — ответил Криспус. — Можете не волноваться. Несите себе белым христианам Америки послание любви, не отвлекайтесь, а мне предоставьте заниматься узколобыми владельцами торгового центра».

Пресса пригвоздила его за старания помочь клану штата Айдахо к позорному столбу, она обвиняла Криспуса в возмутительной «игре на публику» и уж какие только ярлыки на него не вешала — самым мягким из них был «Черный Иуда». Криспус только улыбался, в споры не ввязывался и прилежно отстаивал правоту своего клиента. Он подал иск о нарушении гражданских прав и довел дело до Верховного суда штата Айдахо.

Выступая перед высшим судом штата, Криспус с изрядным красноречием защищал взгляды своего клиента на превосходство белой расы, говорил о контроле евреев над средствами массовой информации, международной банковской системой и расфасовкой питьевой воды по бутылкам; говорил о тайной сделке Ватикана и НАСА, цель которой состояла в том, чтобы высадить на Марсе католика; о введенных Управлением охраны труда правилах, требующих заполнения бесконечных анкет и никчемной бумажной возни, без которой невозможно запалить на государственной земле самый простенький крест. К тому времени, когда Криспус завершил свою речь, все члены суда стонали, скрючившись, от смеха. Решение было принято в пользу торгового центра, кроме того, суд обязал клан оплатить владельцам центра судебные издержки. После чего Криспус улыбнулся еще раз и представил клану счет, сумма которого по странному совпадению была в точности, до доллара, равна той, что лежала на банковском счете клана. И клану пришлось объявить себя банкротом.

Когда Криспуса спрашивали, было ли представление им интересов клана совместимым с обязанностью адвоката всеми силами добиваться победы своего клиента, Криспус отвечал, что предъявил суду точь-в-точь те аргументы, какие желал предъявить клан, и что запрошенный им гонорар был вполне разумным. Что же касается клана, ему следовало трезво оценить свои «права требования», поскольку погубило его прежде всего «юридически действительное встречное удовлетворение».

Криспуса назначили федеральным судьей, а через несколько лет перевели в суд более высокий. Время от времени он играл в гольф с «Тигром» Вудсом.[56]

Глава 15

За три года до описываемых здесь событий некто по имени Джимми Джеймс Суэйл вошел в сберегательный и трастовый банк «Бурная река» (город Хотбридж, Южная Дакота) и протянул кассиру записку, составленную в несуразно вежливых выражениях. «Пожалуста, дайте ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ, а то мне придетца пострелять бедных клиентов. Прастите за неудобства. Торопитесь ладно».

Кассир, как и следовало, нажал на кнопку тревожной сигнализации и начал набирать требуемую сумму бумажками достоинством в один и пять долларов, извинившись с не меньшей, чем продемонстрированная мистером Суэйлом, вежливостью за то, что купюрами более крупными он не располагает. В скором времени в банк вошел, держа в руке револьвер, помощник шерифа Эдвард Фогарти, потребовавший, чтобы мистер Суэйл бросил оружие и лег лицом вниз на пол. Мистер Суэйл наставил пистолет на помощника шерифа Фогарти и нажал на курок. Пистолет — девятимиллиметровый, полуавтоматический, производства компании «Римский», — дал осечку. Помощник шерифа Фогарти приблизился к мистеру Суэйлу, с вполне понятным ожесточением двинул его револьвером по физиономии и оттащил, обеспамятевшего, в тюрягу.

В ходе непродолжительного судебного разбирательства Джимми Джеймс Суэйл был признан виновным в попытках вооруженного ограбления и убийства и получил двадцать пять лет. И если бы не гениальная изощренность американской системы правосудия, мы могли бы с уверенностью сказать, что его малопримечательная преступная карьера пришла к тихому завершению. Однако…