Джастин Халперн - Все тёлки мимо Страница 3

– Па-ап, ты же обещал разбудить меня рано-рано! – возмутился я.

– Брехня. Я четко помню, что обещал тебе прямо противоположное.

Я впопыхах собрался, но, когда мама довезла меня до школы и я, прижимая рюкзак к груди (думал, так выйдет быстрее), влетел в класс… О ужас: осталось всего три свободных места. Я замер у длинной зеленой доски, разглядывая три десятка парт, и призадумался, взвешивая все "за" и "против". Первое свободное место было в первом ряду, прямо перед столом миссис Вангард. Оно обрекло бы меня на полную изоляцию: учительского стола все будут избегать как чумы. Второе место было рядом с пухлым мальчишкой, у которого в первом классе на уроках дважды приключалась желудочная катастрофа. Оба раза приходил уборщик в медицинской маске и резиновых перчатках, пробовал отмыть стул из шланга, а потом, смирившись, выносил его на помойку.

Третье место было по соседству с незнакомой рыжей девочкой. Россыпь веснушек на лице, нос-пуговка – казалось, эту новенькую нарисовали на студии "Дисней". Но я не любил девчонок. Не подумайте, что я был юным женоненавистником. Примерно по той же причине я не любил носить трусы: считал, что пользы от них никакой, одна морока. Как и от девчонок. Однако парта рыжей показалась мне наименьшим из трех зол. Я плюхнул свой рюкзак на свободный стул. Соседка обернулась, улыбнулась мне, а я, сам не зная отчего, опешил. Хотел поздороваться, но мой мозг никак не мог выбрать между "привет" и "здорово".

– 3-з-зд… прив… ну, привет, – пробормотали.

– Привет, я Керри Томасон, – бодро ответила она.

В тот день она не сказала мне больше ни одного слова, но у меня перехватило дух. Мне отчего-то захотелось, чтобы Керри обратила на меня внимание. Я рассудил: самое лучшее – доводить ее по-всякому. Весело! В первую неделю я тыкал Керри в бок ластиком, воровал ее папку для тетрадей, на которой был нарисован "Мой маленький пони"… чего только не творил, только одна идея меня не посетила – заговорить с ней по-человечески. Но всю неделю я слышал от Керри только два слова: "Перестань, пожалуйста". И распалялся еще сильнее.

На третьей неделе я позволил себе слишком много. Принес в школу рисунок, на который извел полночи и целую коробку восковых мелков. Гордо положил его перед Керри. Она взглянула одним глазком и заревела в голос.

Миссис Вангард отвлеклась от своего завтрака (готового набора для соблюдающих диету), бросилась к Керри, спросила:

– Что случилось?

Но тут сама увидела рисунок и онемела от ужаса. А потом обернулась ко мне:

– Это ты нарисовал?

– Я… Ну-у… – перепугался я, начиная догадываться, что мой план вышел боком.

– Какая мерзость, – прошипела миссис Вангард. Схватила меня за руку повыше локтя – стиснула так, что пережала сосуды, – выволокла в коридор и потащила в директорский кабинет.

Я еще никогда не бывал в этом кабинете, но воображал какие-то королевские чертоги: трон, горы фруктов на блюдах и верный слуга – маленький уродец, выполняющий любой приказ властелина. А меня ввели в тесную, обшарпанную приемную. На стене висел плакат в раме: культурист силится поднять здоровенную штангу, а сверху надпись: "КТО ВЕРИТ В СЕБЯ, ТОМУ ВСЕ ПО ПЛЕЧУ!". Миссис Вангард швырнула меня на складной металлический стул перед столом, за которым сидела директорская секретарша – носатая дама лет шестидесяти с квадратной фигурой и необыкновенными, приплюснутыми, точно у старого профессионального боксера, ушами. Секретарша только взглянула на меня и покачала головой. Я понял, что здорово влип. Но кое-как держался, пока миссис Вангард не сказала:

– Джастин, сейчас мы позвоним твоим родителям.

– Нет! Не надо, пожалуйста! – заревел я, испуганно мотая головой. Точно умолял палача перед казнью.

Миссис Вангард ушла. Когда за ней закрылась дверь, воцарилась полная тишина, и я услышал стук собственного сердца: оно билось в унисон с тиканьем настенных часов. Секретарша покопалась в бумагах, подняла телефонную трубку, набрала номер: – Соедините меня, пожалуйста, с мистером Халперном. Это по поводу его сына.

Так начались, пожалуй, самые долгие два часа в моей жизни. Заслышав в коридоре шаги, я всякий раз думал: "Родители!", и каменел. Но, даже обмирая от страха, я ловил себя на мыслях о Керри. "Не надо, чтобы она видела мои слезы", – подумал я и вытер глаза ладонями, а сопли – рукавом рубашки. Я думал о том, как Керри улыбнулась мне в тот, первый день. А еще о том, какой у нее чудесный почерк – над буквами "г" она рисовала сердечки вместо точек – и как она презрительно фыркает, когда на выходе из туалета я подхожу к ней и спрашиваю: "Ну что, покакала?" В общем, мысли о Керри так меня занимали, что я почти позабыл свой страх перед родителями.

И тут открылась дверь и вошел папа. Вообще-то я умолял судьбу, чтобы первой приехала мама, но папа всегда был пунктуальнее. Папа нес в руке свой коричневый кожаный портфель. Папины брови вздыбились почти вертикально – прямо-таки стрелки, указывающие на нос. Иначе говоря, настроение у него было не очень.

– Ну ладно, вот он я. Что стряслось? Какого черта меня вызвали? – спросил он, глядя то на меня, то на директорскую секретаршу.

Я молча уставился в пол, отводя глаза.

– Здравствуйте, мистер Халперн. Спасибо, что приехали, – сказала секретарша.

– Да без проблем. Всего тридцать пять миль проехал, сорвался в разгаре рабочего дня. То еще наслаждение.

Секретарша покосилась на меня, беззвучно зовя на помощь. Я снова уставился в пол: пусть сама выпутывается.

– Эгм… видите ли… Джастин на уроке повел себя неприлично, просто невозможно поверить, что он выкинул, и учительница была вынуждена выставить его из класса, – сказала секретарша.

– Ага. Ну так что он натворил? Расстегнул штаны и показал кому-то свой пенис? – спросил папа.

– Э-э… нет-нет, – нервно засопела секретарша. Поспешила добавить: – Сейчас придет его учительница и все объяснит.

Папа плюхнулся на стул прямо напротив меня, чтобы беспрепятственно испепелять меня взглядом.

Произнес одними губами: "Тебе кранты". И уставился на меня. Клянусь, он даже ни разу не моргнул.

Еще через несколько минут в тесную комнату вошла мама. Секретарша встала из-за стола, распахнула дверь и проводила нас в мой класс. С каждым шагом к горлу все сильнее подступал противный комок. Правда, уже началась большая перемена, ребята вышли поиграть во двор; хорошо еще, что Керри не будет свидетельницей моего унижения. Мы вошли в класс. Миссис Вангард сидела за своим большим деревянным столом. Жестом пригласила нас сесть напротив. Мы с мамой тихо уселись. Папа долго пытался пристроиться на сиденье детского стула. Потом буркнул: "Ну и нафиг". Присел на краешке стола.

– Мистер и миссис Халперн, сегодня утром Джастин дал своей соседке по парте вот этот рисунок. Он сам это нарисовал, – сказала учительница и пододвинула моим родителям лист линованной бумаги.

Мама тут же отвела глаза и печально вздохнула. Папа наклонился, всмотрелся:

– Ну и ну, что за хрень тут намалевана?

На листке был криво нарисован человечек – палка, палка, огуречик – с рыжими волосами и в футболке с надписью "Керри". Выше, над головой у Керри располагалась желтая собака. Эти две фигуры выглядели, разумеется, совершенно безобидно. Но, увы, на рисунке было еще кое-что: большие коричневые комья вываливались из задницы собаки и падали на лицо Керри. И на тот случай, если зритель вдруг не понял реакции Керри, из ее рта вылетал "пузырь", как в комиксах, со словами "Мне это нравится".

– Крайне тревожный симптом, – сказала учительница.

– Почему у нее над головой болтается собака? – задумался вслух папа. – Чушь какая-то. Как собака попала в небо над ее головой? – обернулся он ко мне.

– Не знаю, – пискнул я.

– Под собакой надо нарисовать холм, например. Собаки не могут просто так парить в атмосфере и срать людям на головы. Нет, я знаю, что тебе… сколько тебе там… вроде шесть… или семь… но это же элементарная физика.

– Мистер Халперн, проблема в другом, – вмешалась учительница.

– Не знаю, не знаю, по-моему, это проблема серьезная. По крайней мере теперь мы знаем: художник из него точно не получится, – пробурчал папа.

– Сэм, дай ей договорить, – строго сказала мама. Папа расправил плечи, еще раз буркнул: "Проблема в другом? Дудки", но умолк. Я слушал, а миссие Вангард рассказывала родителям, как я обращался с Керри последние две недели. Она сочла, что мое поведение граничит с домогательствами. Если меня должным образом не наказать, заключила учительница, моя агрессия может принять опасный оборот.

Я вообще-то сам не понимал, какие чувства вызывает у меня Керри, но слова миссис Вангард напомнили мне, как я довел Керри до слез. И у меня стало совсем скверно на душе – какой я нехороший!

– Простите, – перебила учительницу моя мама, – но, мне кажется, вы неверно истолковали ситуацию. Думаю, мне ясно, в чем причина.

– И в чем же, по-вашему? – спросила миссис Вангард.