Габриэль Шевалье - Клошмерль Страница 3

А между тем величественный закат предвещает прекраснейший из осенних вечеров. Безбрежное спокойствие нисходит с небес, заполненных пронзительным птичьим гамом; легкая голубизна мягко переходит в розоватые тона, надвигаются великолепные сумерки. Солнце исчезает за горами Азерга, освещая отдельные вершины, ещё выступающие над океаном безмятежных полей. А вдалеке, в долине Соны, последние лучи заката сливаются в световые озёра. Урожай в этом году удался, вино будет отличным. У жителей этого уголка Божоле есть все основания веселиться. Клошмерль гремит от грохота перекатываемых бочек. А когда каштаны трепещут от лёгкого северовосточного бриза, свежий кисловатый запах вина, исходящий от погребов, проносится через всю площадь. Весь город забрызган виноградным соком, а из выжимок уже гонят водку.

На краю террасы мэр и учитель созерцают умиротворяющий закат. Величавость, венчающая лето, кажется им счастливым предзнаменованием. И вдруг Тафардель не без торжественности спрашивает:

– Кстати, господин мэр, а где мы поставим наш маленький монумент? Вы об этом подумали?

Мэр многозначительно улыбается всеми морщинами своего лица. Улыбка его весела и в то же время коварна. Она вполне может служить иллюстрацией к знаменитому политическому афоризму: «Управлять – значит предвидеть». Кроме того, она говорит ещё и о том, что Бартелеми Пьешю счастлив от сознания своей силы, от того, что его боятся, от того, что он приобрёл недурные владения под солнцем, подвалы с самыми лучшими винами, какие только родятся на склонах между западными ущельями и предгорьем Бруйи. Этой победоносной улыбкой, вскормленной реальными достижениями, он обволакивает тщедушного Тафарделя – беднягу, не имеющего ни клочка земли, ни кустика винограда. В этой улыбке сквозит жалость, которую люди действия испытывают к писакам и чудакам, тратящим время на всяческую чепуху. К счастью, благородный пыл и вера в освободительные идеи защищают учителя от какой бы то ни было иронии. Ничто не может затронуть или обидеть Тафарделя, кроме необъяснимого бегства собеседника от его едких афоризмов. Поэтому присутствие мэра наполняет сердце учителя ободряющим теплом и поддерживает в нём священный огонь самоуважения. В эту минуту он ждёт ответа от человека, о котором жители Клошмерля говорят: «Наш Пьешю слов на ветер не бросает». Мэр и на сей раз был сдержан.

– Пойдёмте, Тафардель, сейчас вы увидите это место, – сказал он просто, направляясь к главной улице.

Великие слова! Слова человека, всё предусмотревшего. Слова, которые можно сравнить с теми, что произнёс Наполеон, скача по полям Аустерлица: «Здесь я дам сраженье».

2

КЛОШМЕРЛЬ-АН-БОЖОЛЕ

Мы предполагаем, что читатель не так спешит, как Тафардель, увидеть место, где Бартелеми Пьешю собирается воздвигнуть строгое архитектурное сооружение, напоминающее о пышных римских образцах, хотя наш мэр и считает себя первооткрывателем. (Он, вероятно, полагает, что писсуары родились с революцией.) Предоставим этим двум господам неторопливо шествовать к месту, где будет заложено строение, связанное с именем императора Веспасиана,[4] строение, возможно, предназначенное не столько для блага мужского населения Клошмерля, сколько для того, чтобы привести в замешательство баронессу Альфонсину де Куртебиш, кюре Поносса, нотариуса Жиродо и прочих приспешников реакции. Вскоре мы догоним мэра и учителя, идущих медленным шагом. А пока займёмся описанием провинции Божоле.

К западу от шоссейной дороги номер шесть, соединяющей Лион с Парижем, между Анзом и окрестностями Макона, простирается приблизительно на сорок пять километров край, который делит с Бургундией, Борделе, Анжу, Кот-дю-Рон славу поставщика самых знаменитых вин страны. Вина из Бруйи, Моргона, Флери, Жюльена и других тамошних мест прославили провинцию Божоле. Впрочем, наряду с этими марками, есть и другие, не столь известные, но обладающие не меньшими достоинствами. Одной из таких марок, обойдённых несправедливой молвой, можно считать вино «Клошмерль-ан-Божоле».

Кстати, объясним это название – Клошмерль. В XII веке, когда виноград здесь ещё не возделывался, эта местность, принадлежавшая сеньорам де Боже, была покрыта густыми лесами. На месте нынешнего города было расположено аббатство, а монахи, заметим попутно, знали, где строить. От церкви этого аббатства, впоследствии перестроенной, сохранился старинный портал, прелестная колоколенка, несколько романских сводов и массивные стены. Церковь была окружена высокими деревьями, на которых гнездились дрозды. Когда начинал звонить колокол, дрозды улетали, и тогдашние крестьяне называли его «клош-а-мерль».[5]

Это название закрепилось.

Мы ставим перед собой задачу историка: воссоздать события, которые наделали шума в 1923 году и иногда проникали в прессу того времени под заголовком: «Скандалы в Клошмерле». К этой задаче следует подойти со всей серьёзностью и осторожностью. Только такой подход позволит нам извлечь уроки из событий, мало изученных и готовых кануть в Лету. Если бы в Клошмерле не проживали честолюбивый мэр и усохшая старая дева, по имени Жюстина Пюте, едкая, как уксус, от вынужденной добродетели, и если бы она не следила с жестокой, ничего не прощающей бдительностью за каждым шагом своих ближних, этот благословенный край, вероятно, не знал бы ни святотатства, ни кровопролития – не говоря уже о множестве второстепенных бед, которые хоть и не получили широкой огласки, однако перевернули некоторые человеческие жизни, казалось, надёжно защищённые от ударов судьбы.

Теперь читатель поймёт, почему нижеследующие события достигли небывалого размаха, хотя и начались с мелких, весьма незначительных фактов. В игру вмешались страсти – с яростью, свойственной провинции. Они долго дремлют за нехваткой повода, но рано или поздно обнаруживают свою извечную силу, доводящую людей до крайностей, зачастую не соразмерных с причинами. Ибо в данном случае причины могут показаться смехотворными в сравнении с масштабом последствий. Но сначала следует описать провинцию Божоле, где зародились беспорядки, которые, несмотря на почти шутовский повод, имели даже известное влияние на судьбы государства.

Одно очевидно: провинция Божоле и её вина ещё недостаточно известны туристам и гурманам. Последние считают марку Божоле простым придатком к бургонскому, чем-то вроде хвоста кометы. Вдали от Роны обыкновенно думают, что «Моргон» – слабая имитация «Кортона».[6] Непростительное и грубое заблуждение людей, пьющих без разбора, доверяя наклейкам или сомнительным заверениям метрдотелей. Только немногие знатоки способны отличить настоящее от поддельного, прикрытого ложными этикетками. В самом деле, вино Божоле обладает достоинствами, присущими ему одному, и ароматом, который не спутаешь с букетом другого вина.

Основная часть туристов минует этот виноградный край. Виной тому его географическое положение. В то время как холмы Бургундии лежат по обе стороны шоссейной дороги, провинция Божоле расположена вдали от больших дорог и состоит в основном из гор, густо покрытых виноградниками на высоте двухсот – пятисот метров. Самые высокие вершины достигают тысячи метров и прикрывают Божоле от западных ветров. Защищённые горной грядой, дышат целебным воздухом божолезские городки, в своём замкнутом существовании до сих пор сохранившие что-то от былых феодальных времён.

Но близорукий турист пересекает приветливую долину Соны, не подозревая, что всего в нескольких километрах отсюда он прозевал один из самых живописных и солнечных уголков Франции. Неосведомлённость лишает его редкого удовольствия: сидя за рулём, изумляться и восторгаться нашим Божоле. Таким образом, эта провинция сделалась пристанищем редких любителей, которые ищут здесь покоя и хотят полюбоваться разнообразным ландшафтом, в то время как воскресные автомобилисты гонят во всю прыть, надрывая моторы, и, в конце концов, попадают в одни и те же гостиницы, переполненные людьми.

Если среди наших читателей найдутся туристы, не потерявшие ещё интереса к открытиям, мы дадим им добрый совет. Приблизительно в трёх километрах к северу от Вильфранша-на-Соне они найдут скрещение дорог, обычно не замечаемое автомобилистами, от которого берёт начало просёлочная дорога 15-бис. Двигаясь вперёд, нужно достигнуть дороги № 20 и свернуть на неё. Она приведёт в глубокую долину, прохладную и тенистую, украшенную красивыми старинными домами, похожими на деревенские усадьбы. Их окна выходят на густо засаженные эспланады и на террасы, с которых можно любоваться восходами и закатами. Дорога незаметно поднимается, затем опускается, делая широкие петли. Долины и повороты следуют друг за другом. Всё новые и новые подъёмы, крутые виражи, мимо проплывают тихие деревеньки, нависшие над ущельями, внезапно возникают и встают во весь рост тёмные громады лесов, по которым змеятся дороги, ведущие на далёкий перевал. Каждая покорённая высота – это победа над горизонтом, замкнутым вдали горными цепями Альп и Юры. Так проезжаешь многие километры. Наконец, последний поворот открывает вид на нашу долину. За изгибом дороги видишь прямо перед собой большое скопление домов, расположенных на середине другого склона, приблизительно на высоте четырёхсот метров. Это Клошмерль-ан-Божоле. Над его домами возвышается романская колокольня, свидетельница иных времён, отягощённая бременем девяти веков.