Михаил Задорнов - ПИРАМИДАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ (Мое путешествие в Египет) Страница 3

Как признался сам автор книжки, он измерял эти равноудаленности не по земле, нет, по глобусу, чуть ли не мягким швейным сантиметром. Это только российского человека могло осенить, даже, скорее, вступить ему в голову это сделать.

Я вообще думаю, что когда ученые скрупулезно накапливают много информации, они перестают что-то понимать, и тогда для открытия требуется дилетант. Ему легче фантазировать. Дилетант спокойно идет туда, куда ученый не пойдет, потому что его научили, что туда ходить не надо. Недаром именно дилетант открыл в девятнадцатом веке Трою. До него все уверены были, что мифы – это сказки. А Троянская война – это миф. Ему повезло. Его не приняли в общество археологов. Не признали, сказали – дилетант. Это был его успех. Он и без того был упорным, а стал еще упорнее. Несколько раз подряд внимательно перечитал Гомера, предположив, не без основания, что Гомер был не сочинителем, а летописцем. Не Радзинским, а Нестором. Изучил, как прилежный школьник, каким путем двигалось войско Агамемнона на Трою? Как светили этому войску звезды? Куда дули ветры? Справедливо рассудил, что в мире меняется всё: государства, народы, языки, традиции… А звезды светят, и ветры дуют всегда в одном направлении. И пошел он путем войска Агамемнона на Трою. И попал! Попал успешнее самого Агамемнона! И нашел то, что тот только мечтал найти. С тех пор археологи стали относиться к мифам не как к небылицам, а как к руководству, где копать! И начали перечитывать мифы, легенды с вниманием детей, которые читают приключенческие книжки о пиратах, где авторы точно рассказывают, где пираты зарыли сокровища.

Надо признаться, я сначала не поверил в такие необъяснимые совпадения равноудаленности при четырех шестерках. Я сам купил себе глобус. Да, я проверил, я же русский человек с пытливым умом. Мягкий сантиметр купил тоже, потому что линейкой по глобусу водить, вы же понимаете, измерять линейкой… Заперся в кабинете, как в детстве, когда тайком от родителей запирался, чтобы поглядеть альбом художника Рубенса. Для нас Рубенс тогда был эдакой бессовестной эротикой, теперь смешно вспоминать это. Ну и, естественно, начал измерять. Естественно, умножая на масштаб. Действительно, шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть! У меня было такое чувство, будто в открытом Космосе разгерметизировался скафандр и начали шевелиться волосы в невесомости.

В это время позвонил телефон. Звонил тот самый приятель, который советовал мне сойти с диеты.

– Что делаешь? – спросил он.

Находясь все еще в шоке, я ответил, не понимая, какую вызову реакцию:

– Измеряю глобус!

Приятель немножко помолчал и так осторожно спросил:

– И как?

– Все сошлось! – гордо ответил я за наших русских дилетантов-первооткрывателей.

Он молчал долго. После чего не нашел ничего лучше, чем спросить меня:

– А ты еще на диете?

– Да, а что?

– Вот сойдешь – перезвони. А до тех пор, прошу, не удручай меня больше ничем.

Короче, после всего прочитанного, мое воображение опухло. Оно не давало мне спать и так давило на мозг, как давит диафрагма после обжорства. Мне снились по ночам сириусенок Осирис, его внебрачный сын Александр Македонский, мать Александра, в прошлом воплощении богиня Изида, которая была сослана на Землю «на химию» собирать кукурузу, но хотела сбежать, а ее летающую тарелку в районе Бермудского треугольника съело Лохнесское чудовище с четырьмя шестерками на затылке, которое работало на пирамиде вертухаем.

ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Почему нас так тянет к загадкам истории? Потому что, поняв, что было в прошлом, мы можем понять, что случится с нами в будущем. Ведь история – это спираль, упирающаяся в бесконечность своей вершиной, по которой медленно, божьей коровкой карабкается человечество. Важно только определить, до какого витка эта букашка докарабкалась.

Надо признаться, я никогда не был особенно скромен. Поэтому, собираясь на свидание к первому чуду света, был уверен, что уж я-то разгадаю загадку загадок, тайну тайн, как только прикоснусь к ней взглядом, точнее, душой. Конечно, я не контактер и в астрал последний раз выпадал в студенческие годы и ненадолго.

Однако у пирамид меня ожидало разочарование. Народу в пустыне было не меньше, чем в советское время в ГУМе, когда выбрасывали в продажу польские кроссовки. Хотелось мировой души, а вокруг была мировая толпа.

Японцы крупой рассыпались по пустыне и повсюду фотографировались. На каждом доступном выступе каждой пирамиды, с охраной, с проводниками, стоя рядом с верблюдом, сидя на верблюде. Вообще, путешествуя по разным странам, я каждый раз удивлялся, сколько в мире путешествует японцев?! Как будто на земле перепроизводство их, а не китайцев. И все японцы увешаны своей фото-, видео-, киноаппаратурой, как новогодние елки подарками.

Правда, надо отдать японцам должное – самые дисциплинированные туристы в мире. Подъехал автобус, все рассыпались по достопримечательностям, сфотографировались и по команде, как пионеры, дружно всосались обратно в автобус. У старика Дурова был такой аттракцион – мышиная железная дорога. Мыши по его команде очередью заползали в вагоны поезда, поезд трогался, а удивленные мыши тихо глядели из окошек.

Японцы, как мышки. Японцы сдержанные и тихие, они так же смирно и внимательно смотрят из окошек туристических автобусов всего мира. Они никогда не кричат, как наши, через всю пустыню: «Ты чего, придурок, батарейки у фотоаппарата не поменял?» У японцев всегда поменяны батарейки. Всегда заряжены телефоны. Главная задача для них – сфотографироваться рядом с шедевром. Я видел, как в Лувре японец фотографировал свою жену на фоне Джоконды, а она его – прислонившимся к Аполлону Бельведерскому. Для них Лувр был чем-то вроде фотоателье. Но, в отличие от наших, они все-таки не пытаются в этом фотоателье обнять Венеру Милосскую, приставить к ней свои руки или попытаться высунуть голову к Нике Самофракийской.

Совсем другое дело итальянцы. Итальянцам не обязательно фотографироваться. У них и своего антикварного добра и развалин дома навалом, чтобы, как японцы, еще унижаться перед чужими. Поэтому итальянцы путешествуют по миру, чтобы шуметь. От переизбытка энергии, которую им некуда деть в своей маленькой стране-сапожке. Они больше всего похожи на нас по духу. Любят тусоваться, тоже разговаривают руками. Если, скажем, в Берлине или в Каннах ночью вы издали заметите шумную толпу, это или итальянцы, или русские. Если бы наших кавказцев одеть поприличнее и сильно подушить, получились бы итальянцы.

Англичане путешествуют мало. Похоже, у них за два столетия колониальных войн вообще истощилось желание таскаться по миру.

Меньше англичан путешествующих я видел только шведов. Им и так хорошо у себя в Швеции, как в пансионате для престарелых. Скандинавам вообще путешествовать незачем, у них и так своего пива достаточно.

Путешествующих испанцев, наоборот, много. Испанцы – почти итальянцы. Но одеты беднее. Они еще меньше любят работать. Самая длинная сиеста в мире в Испании. Им просто не хватает времени на производство хороших товаров. У них даже есть примета: если вступишь на улице ногой в собачью мину, то это к счастью. Им легче придумать примету, чем убрать на улице. Впрочем, нам это знакомо.

Китайцы по лицам похожи на японцев. В плавках на пляже китайца от японца отличить невозможно. Но это на первый взгляд. А вглядишься – у китайца значительно напряженнее спина. Чувствуется, за этой спиной исподтишка наблюдает Коммунистическая партия Китая. Самые напряженные лица и спины у северных корейцев. Но одеты корейцы так же, как вьетнамцы. То есть, как наши ученики в ПТУ. Кстати, путешествующих вьетнамцев я не видел нигде в мире, кроме как в аэропорту Шереметьево.

Немцы тоже любят пошуметь, но только после пива. То есть во второй половине дня. В первой немцы больше напоминают финнов. На пляже рядом с большой компанией немцев лучше не располагаться. Потому что на пляже они пьют пиво с утра и к обеду уже заглушают даже итальянцев. Немцы всегда одеты в спортивное, они рослые, и этим отличаются от таких же блондинистых финнов.

Финны в прошлом лесорубы, а лес всегда удобнее было рубить, будучи приземистым. Это у них в генетике. И в отличие от немцев финны напиваются сразу даже пивом и шумят недолго. Быстро обмякают и превращаются в полуаморфные тела. Им очень подходит кликуха, данная российскими путанами, – «Финики». Они мягкие и годные к употреблению. В Петербурге даже есть такое проклятие: «Чтобы тебе всю ночь в Москву в одном вагоне ехать с пьяными финнами».

Французов в путешествиях, как и японцев, почти не видно и не слышно. Они не унижаются, не самоутверждаются ни шумом, ни излишествами в моде. Они самые в мире гордые. Они просто презирают все остальные народы мира уже хотя бы потому, что у остальных нет Парижа. К тому же, у них, французов, было самое большое количество революций, Людовиков, Наполеонов. Они законодатели моды в вине, еде, одежде… У них самый, как они считают, сексуальный язык в мире. И еще они сумели внушить всему миру, что у них самая красивая в мире башня – Эйфелева! Хотя издали она похожа на гигантскую ногу для высоковольтной линии передач.