Леонид Лиходеев - Я и мой автомобиль Страница 3

- А чего! Чего продолжать-то? Может, я тоже все видела, как она на него со всей скоростью...

 - Так ты, тетка, запишись в свидетели,- подначил парень в поро­лоновом ватничке.

 - И запишусь! Чего мне бояться!

 - Запишись! Запишись, тетка, прояви свой гражданский долг.

 - И проявлю! Пишите меня, товарищ милиционер! Пишите мой полный адрес! Надо им показать, как ездить!

Анютка просительно взглянула на парня в ватничке.

 - Я бы с удовольствием, - осклабился парень,- но у меня нет адреса, красотка. Я бы скорее взял ваш телефончик, но, наверно, вас долгое время не будет дома...

Милиционер записал женщину в платке и вдруг обернулся к парню:

 - Ваш документ...

Парень испуганно улыбнулся, стараясь держаться нахальнее:

- По-жа-луй-ста...

И полез за пазуху. Но милиционер не стал дожидаться документа:

 - Проходите, гражданин, нечего зубы скалить, проходите... Парень осмелел:

 - Я не могу быть свидетелем, я - заинтересованное лицо. С одной стороны, она мне нравится, а с другой стороны, она наехала на папашу с полным нарушением правил уличного движения. До свидания, крошка, тише едешь - дальше будешь.

И ушел.

 - Что! - закричала ему вслед тетка в оренбургском платке.- Испугался? Испугался, тунеядец! Стиляга!

 - Гражданка,- строго сказал милиционер, - успокойтесь, вас вызовут, продолжайте движение...

 - А чего мне продолжать? Я всякому скажу, как было дело. Вы, товарищ милиционер, напрасно его отпустили! У него, наверно, у самого машина есть - папочка купил! А еще издевается, паразит, телефончик ему! Она, бедная, жизни не рада, а он - телефончик! Кобель!

Инспектор составляет протокол.

Анютка прислонилась к машине, руки на дверцу, лоб на руках.

«Потерпевший был сбит в 4-х метрах от линии резервной зоны передней частью автомашины № 39-69».

Машина стояла одиноко, вокруг неслись другие машины - целенькие, свободные, не записанные в протокол.

Наконец милиционер предложил Анютке подписать бумагу. Она подписала не глядя. «Неужели отпустят?»

 - Ваши права задерживаем. Следуйте к месту жительства... Вас вызовут... Очнитесь, гражданка!

От автора

Если автомобиль не хочет заводиться, а его к этому принуждают - он сопротивляется. Он начинает защищаться. Он отбрыкивается в пределах самообороны.

Но почему он не хочет заводиться? Что понуждает его к сопротивлению? Какая тайна дремлет в его холодной металлической душе?

Я сунул в него ручку, но ему не до меня. Он оттолкнул меня раз, оттолкнул два, три... Он выплевывал из себя холодную невкусную ручку. Потухшие фары его укоризненно стыдили меня.

Что-то ожидает нас за воротами - не иначе. Что-то неотвратимое, неприятное, может быть, даже роковое. Но что?

Мимо, нас с автомобилем ковылял на негнущейся ноге спиною к ветру Яков Михайлович Сфинкс. Он остановился.

 - Сегодня ты обязательно попадешь в аварию.

Я взглянул в холодные фары. Они не выражали ничего, кроме укоризны. Но может быть, Сфинкс преувеличивает? Интересно проверить - оправдается ли его зловещее предсказание? Тем более он сам отрицает, что все предопределено. Тем более сегодня выходной. Тем более я ведь собирался ехать к одной знакомой...

Мне показалось, автомобиль изо всех сил старается предостеречь меня От несчастья. Он любил меня. Иначе нельзя было объяснить его поведение. Когда Сфинкс проковылял мимо, автомобиль поднатужился, содрогнулся, и я мгновенно почувствовал, как сноп искр влетел в кисть моей руки и вылетел из глаз.

Когда человеку предстоит сломать себе руку - он обязательно ее сломает.

Вероятно, искр было много и разлетелись они со сказочной скоростью и часть их догнала Сфинкса, который резко обернулся и за­кричал:

 - Что ты наделал?!

 - Яков Михайлович,- сказал я испуганно.- Я, кажется, совершил некрасивый антиобщественный поступок... Я сломал себе руку... Извините меня...

 - Держи перелом! - закричал Сфинкс и подскочил ко мне, взмахнув черными крыльями.

 - Замерзнет вода... Слейте воду из мотора, у меня заняты руки,- сказал я, послушно держа правую кисть.

Я заботился об автомобиле. Он вел себя как настоящий друг. Он спас меня от возможной аварии. Он сделал все что мог. Вместо того, чтобы платить за ремонт чужой машины, в которую мне предстояло вмазать, я автоматически поступал на государственное обеспечение, получив травму. В этом все-таки была разница. Автомобиль понимал, что лучше получать деньги сломанной рукой, чем отдавать их целой.

Есть время собирать камни и время прятать их за пазуху... Сфинкс, чертыхаясь, слил воду и потащил меня к себе - звонить по медицинским каналам.

- Мой ученик сломал себе руку! - кричал он в телефон.

Я сидел у него в коридоре на стульчике, и вокруг меня были книги. Они были на стенах, в шкафах, на полу, а иногда мне казалось, что и на потолке. Сфинкс звонил, разнося по свету новость, касающуюся лично меня. Он звонил, а я довольно остро чувствовал, что время держать рукой прошло и наступило время держать руку.

 - К следующему разу, - проворчал Сфинкс, бросая трубку,- я пройду по самоучителю краткий курс патологической анатомии. Пошли! В конце концов, такие новости лучше сообщать явочным порядком.

И он был прав, потому что в травматологическом пункте, куда он меня приволок, я попал в компанию лиц, от которых узнал много нового для себя, не сказав ничего нового о себе. Я присел рядом с человеком, чья голова была забинтована, а глаза лучились знанием предмета.

 - Правая? - спросил он. Я не скрывал.

 - Да,- знающе сказал сосед,- везет людям. А у меня - только голова, да и то не сильно...

- Как же это вы?

Он прокашлялся, как перед докладом.

- Ну, приехал я с ездки. Трое суток в дороге. Ну, конечно, тяпнул. А дальше не помню. Дальше помню, только врач говорит - хорошо, что тяпнул, а иначе было б плохо. Болевые ощущения были бы гораздо больше, говорит. Вот и поймите - хорошо пить или плохо. Бывает такое время, когда пить аккурат хорошо.

Да, да... Время пить и время не пить...

 - Но это если предвидеть, что случится,- заметил я.

 - Вот и я говорю,- согласился собеседник,- что хорошо предвидеть все заранее! У вас травма редкая, замечательная травма! Что вы! Правая рука, да в таком месте! Минимум два месяца в гипсе будете!

Я посмотрел на свою правую руку и почувствовал прилив честолюбия.

 - Вы застрахованы? - спросил сосед.

 - Увы,- сказал я.

 - Ну и что,- легко ответил он,- это не важно, была бы травма! Вот у меня знакомый есть, в Малаховке живет. Он всего только левую сломал. Так под это дело он себе крыльцо новое поставил и забор починил. Ей-богу! А у вас правая! Такое не часто случается! Нет, вы этого дела так не оставляйте!

 - Как же не оставлять,- неожиданно засуетилась сидящая рядом суровая старуха, которая держала свою руку несколько на отлете, как будто показывая рост Наполеона Бонапарта.- Как же не оставлять, ведь он же незастрахованный?

- Ну и что ж незастрахованный, - сказал сосед. - Откуда он знал, что ему такое привалит?

Суровая старуха прониклась ко мне особым сожалением. Ей, видимо, очень хотелось, чтоб я поставил себе новое крыльцо или, по крайней мере, починил забор.

 - Как же ему быть-то теперь? - спросила она соседа.

Сосед посмотрел на старуху понимающе и даже несколько пренебрежительно и сказал:

- А профсоюз на что, а организация на что, а родной коллектив на что? Травма же производственная!

Старуха стала участливо сомневаться. Как же, мол, производственная, если - выходной день? Но сосед не допускал ее до сомнения.

 - Всякая травма производственная, - твердо сказал он.- Всякая, если заявление, конечно, правильно написать. Можете заявление написать? А нет, так я вам помогу. Тем более что у вас правая рука. И докторша сегодня дежурит добрая - напишет, что производственная. Эх, как подфартило!

Дама, носившая нейлоновый чулок на левой руке, ждала и вдруг быстро-быстро заговорила:

 - У меня, видите ли, вторая группа инвалидности. Так что, понимаете ли, меня на работу могут и не взять, потому что обо мне заботятся и пенсию мне дают. А работать мне надо. Вот я работаю, а сама думаю, как бы не попасть на бюллетень, потому, если на бюллетень я попаду, меня вполне могут уволить, поскольку у меня вторая группа инвалидности. И тут я стала маяться чирьями. Ну, маюсь и молчу, потому что до пенсии-то мне еще три года доработать надо. А мне говорят - можем вполне уволить, потому что забота о вас уже есть, потому что у вас вторая группа инвалидности. Когда сижу я третьего дня и думаю, и думаю, как бы это чирья свести. И так мне мерещится, что по столу таракан бежит. Я за этим тараканом - раз, да рукой в чайник!

 - Какая степень ожога? - строго перебил сосед.

 - Третья, третья,- жалобно ответила дама.

 - Ерунда. И вам повезло! Неделька делов, до инвалидности дело не дойдет. А вам,- обратился ко мне сосед,- два месяца. Шутка, два месяца!