Вуди Аллен - Сводя счеты (сборник) Страница 3

Посвящение в члены Мафии представляет собой довольно сложную церемонию. Предположительному новому члену завязывают глаза и вводят его в темную комнату. После того, как ему набивают карманы ломтями выращенной в Шотландии дыни, он должен немного попрыгать на одной ноге, издавая крики: “Волыню! Волыню!” Затем каждый член совета директоров, их еще называют “commissione”, оттягивает его верхнюю губу и отпускает, прислушиваясь к производимому ею щелчку, – некоторые проделывают это дважды. Потом ему сыплют на голову овсяную крупу. Если посвящаемый протестует, его дисквалифицируют. Если же он говорит: “Господи, как я люблю, когда на голове моей всходят овсы”, его тут же принимают в братство, для чего целуют в щеку и жмут ему руку. С этой минуты ему запрещается употреблять в пищу индийские приправы, развлекать друзей, изображая снесшую яичко курицу, а также убивать кого бы то ни было по имени Вито.

Выводы

Организованная преступность – это болезнь нашей страны. Многие молодые американцы соблазняются преступной карьерой, якобы обещающей легкую жизнь, и это несмотря на то, что большинству преступников приходится проводить на работе долгие часы, причем зачастую в помещениях без кондиционеров. Распознавать преступников каждому из нас надлежит самостоятельно. Обычно их легко узнать по крупным запонкам, а также по тому, что, когда на голову человека, сидящего рядом с ними в ресторане, падает наковальня, они продолжают жевать как ни в чем не бывало. Наилучшие способы борьбы с организованной преступностью таковы:

1. Сказать организованным преступникам, что вас нет дома.

2. Обнаружив, что в вашей прихожей собралось слишком много поющих хором работников Сицилийской прачечной, вызвать полицию.

3. Прослушивать телефонные разговоры.

Последний способ не допускает огульного применения, однако его эффективность иллюстрируется расшифровкой записанного ФБР разговора двух боссов нью-йоркской мафии:

Энтони. Алло? Рико?

Рико. Алло?

Энтони. Рико?

Рико. Алло.

Энтони. Рико?

Рико. Я тебя не слышу.

Энтони. Это ты, Рико? Я тебя не слышу.

Рико. Что?

Энтони. Ты меня слышишь?

Рико. Алло?

Энтони. Рико?

Рико. Что-то со связью.

Энтони. Ты меня слышишь?

Рико. Алло?

Энтони. Рико?

Рико. Алло?

Энтони. Оператор, у нас что-то со связью.

Оператор. Повесьте трубку, сэр, и наберите номер еще раз.

Рико. Алло?

Эта запись позволила вынести приговор Энтони (“Рыбе”) Ротунно и Рико Панцини, которые в настоящее время отбывают в Синг-Синге пятнадцатилетний срок за незаконное владение районом Бенсонхерст, что в Нью-Йорке.

Мемуары Шмида

Неиссякаемый, по всему судя, поток литературы, посвященной Третьему рейху, вскоре пополнится мемуарами Фридриха Шмида. Шмид, самый известный из парикмахеров Германии военной поры, обслуживал Гитлера и множество иных официальных лиц из правительственных и армейских кругов. Как было отмечено на Нюрнбергском процессе, Шмид не только всегда оказывался в нужное время на нужном месте, но и обладал, похоже, “фотографической памятью”, которая сделала его человеком, более чем способным детально описать тайное тайных нацистской Германии. Ниже приводятся краткие извлечения из его воспоминаний.

Весной 1940 года у дверей моей парикмахерской на Кёнигштрассе, 127, остановился большой “мерседес” и в парикмахерскую вошел Гитлер. “Чуть-чуть подровнять, – сказал он, – только не снимайте лишнего сверху”. Я объяснил, что ему придется немного подождать, потому что Риббентроп занял очередь первым. Гитлер сказал, что очень торопится, и попросил Риббентропа уступить ему очередь, но Риббентроп ответил, что, если он пойдет на уступки, Министерство иностранных дел Британии перестанет воспринимать его всерьез. В конце концов Гитлер позвонил по телефону, и после нескольких сказанных им коротких фраз Риббентропа перевели в Африканский корпус, а Гитлер постригся вне очереди. Такого рода соперничество никогда не ослабевало в нацистских кругах. Как-то раз полиция, науськанная Герингом, под надуманным предлогом задержала на улице Хейндриха, и в результате Геринг смог занять кресло у окна. Геринг вообще был человеком распущенным, он часто требовал, чтобы ему разрешили во время стрижки сидеть на коне-качалке. Высшее нацистское командование относилось к этому факту с возмущением, но против Геринга оно было бессильно. Однажды сам Гесс попытался воспротивиться Герингу, сказав:

– Сегодня, герр Фельдмаршал, сидеть на деревянном коне буду я.

– Не выйдет. Я заранее забронировал его, – рявкнул Геринг.

– А у меня приказ фюрера. В нем сказано, что я могу стричься, сидя на деревянном коне. – И Гесс вынул из кармана соответствующее письменное распоряжение Гитлера.

Геринг был вне себя от злости. Он никогда не простил этого Гессу и часто клялся, что рано или поздно доведет Гесса до того, что жена будет стричь его на дому, да еще и под горшок. Гитлер, услышав об этом, очень смеялся, но Геринг не шутил и, безусловно, добился бы своего, если бы министр вооружений не отверг его проект реквизиции ножниц для прореживания волос.

Меня часто спрашивают, ощущал ли я, выполняя мою работу, моральную сопричастность тому, что творили нацисты. Как я уже говорил на Нюрнбергском процессе, я не знал, что Гитлер был нацистом. Я-то всегда считал его простым служащим телефонной компании. Когда я в конце концов осознал, какое это чудовище, предпринимать что-либо было поздно, поскольку я уже внес первый взнос за купленную в рассрочку мебель. Впрочем, однажды, в самом конце войны, мне пришла в голову мысль немного ослабить салфетку, которой я повязывал шею Гитлера, чтобы несколько волосков упали ему на спину, однако в последнюю минуту у меня сдали нервы.

Как-то раз, уже на Берхтесгаден, Гитлер спросил меня: “Как по-вашему, пойдут мне бакенбарды?” Услышав этот вопрос, Шпеер рассмеялся, чем сильно обидел Гитлера. “Я более чем серьезен, герр Шпеер, – сказал он. – По-моему, бакенбарды мне будут к лицу”. Геринг, этот подобострастный шут, немедля вмешался в их разговор, сказав: “Фюрер в бакенбардах – какая великолепная мысль!” Однако Шпеер с ним не согласился. В сущности говоря, Шпеер был единственным человеком, которому хватало честности и прямоты для того, чтобы указывать фюреру на необходимость подстричься. “Слишком безвкусно, – сказал он в тот раз. – На мой взгляд, бакенбарды скорее подошли бы Черчиллю”. Гитлер пришел в ярость. Собирается ли Черчилль отрастить бакенбарды, пожелал узнать он, и если собирается, то сколько и когда? Немедленно вызвали Гиммлера, который, как все считали, отвечает за разведку. Геринг, раздраженный позицией Шпеера, прошептал ему на ухо: “Чего ты волну-то гонишь, а? Хочет бакенбарды, ну и пусть их получит”. Однако Шпеер, как правило, беспредельно тактичный, назвал Геринга лицемером и “куском соевого сыра в германском мундире”. Геринг поклялся, что так ему этого не оставит, и впоследствии поговаривали, будто он приказал охранникам из СС изрезать простыни Шпеера в мелкую лапшу.

Тут появился сходящий с ума от тревоги Гиммлер. Когда его вызвали по телефону на Берхтесгаден, он как раз брал урок чечетки. Гиммлер опасался, что его станут расспрашивать насчет неизвестно куда подевавшейся партии в несколько тысяч остроконечных партийных шляп, обещанных Роммелю на период зимней кампании. (Гиммлера, по причине его слабого зрения, редко приглашали обедать на Берхтесгаден, поскольку фюрер выходил из себя, видя, как Гиммлер подносит вилку с куском еды к самым глазам, а после тычет ею себе в щеку.) Гиммлер сразу понял, что дела обстоят скверно, поскольку Гитлер назвал его “Недомерком” – прозвище, к которому фюрер прибегал лишь в минуты крайнего раздражения. Безо всякого предупреждения Гитлер набросился на него с криком: “Собирается ли Черчилль отрастить бакенбарды?”

Гиммлер побагровел.

“Я жду ответа!”

Гиммлер промямлил, что будто бы такие разговоры ходили, но все это еще неофициально. Что касается размера и числа бакенбардов, пояснил он, то их будет, скорее всего, две, средней протяженности, однако говорить об этом с полной уверенностью никто не хочет, пока не обретет таковой. Гитлер визжал и лупил кулаком по столу. (Это был триумф Геринга над Шпеером.) Развернув на столе карту, Гитлер показал нам, как он намерен организовать блокаду, которая оставит Англию без горячих салфеток. Перекрыв Дарданеллы, Дениц сможет воспрепятствовать доставке салфеток на английское побережье, а оттуда – на встревоженно ожидающие их лица британцев. Остался, однако, нерешенным главный вопрос: сможет ли Гитлер опередить Черчилля по части отращивания бакенбард? Гиммлер твердил, что Черчилль начал первым и что догнать его, скорее всего, не удастся. Геринг, этот бессмысленный оптимист, сказал, что фюрер, возможно, успеет вырастить бакенбарды раньше Черчилля, в особенности если мы сможем бросить на выполнение этой задачи все силы немецкой нации. Фон Рундштедт, выступая на совещании Генерального штаба, заявил, что попытка отрастить бакенбарды на двух фронтах одновременно была бы ошибочной, и порекомендовал сосредоточить все наши усилия на одной щеке. Однако Гитлер твердил, что способен справиться с двумя щеками сразу. Роммель согласился с фон Рундштедтом. “Они никогда не получатся ровными, mein Fuhrer, – сказал он. – Особенно, если вы будете их подгонять”. Гитлер разгневался и ответил, что это касается только его самого и его парикмахера. Шпеер пообещал к наступлению осени утроить валовое производство крема для бритья, и Гитлер, услышав об этом, впал в восторженное состояние. Затем, зимой 1942 года, русские перешли в контрнаступление, вследствие чего бакенбарды у Гитлера расти перестали. Он впал в депрессию, опасаясь, что Черчилль вскоре приобретет роскошную внешность, между тем как он, Гитлер, так и останется “заурядным”, но тут поступило сообщение о том, что Черчилль отказался от идеи отрастить бакенбарды, сочтя ее осуществление слишком дорогостоящим. Таким образом, жизнь в который раз подтвердила правоту фюрера.