Евгений Шестаков - Номерные сказки Страница 30

Шут схватил бренчащее молоточком создание, угомонил его и в рупор объявил, что время первого тайма кончилось. Команды, кряхтя и сморкаясь, пошли в раздевалки на перерыв. А над стадионом на минутку выглянуло яркое солнышко, приветствуя отличившегося сегодня венценосного бомбардира.

Сказка №43

Второй тайм начался с того, что его величество, с непостижимой скоростью переставляя ступни, сразу же понесся в атаку. Следом за ним бежал воевода, мужчина внушительных габаритов и немалого голоса, которым он, можно сказать, расчищал себе и царю дорогу.

— Затопчу! Забодаю! Языки закатайте, Боговы дети, а то нахрен начисто навсегда отдавлю! — густым, как козье молоко, басом стращал воевода и не отставал от царя ни на шаг. Это, собственно, и была главная домашняя заготовка, придуманная государем. Он где-то слышал, что применяемые на войне передвижные громкоговорящие установки подчас дают немалый эффект. Ноу же хау заключено было в том, чтобы соединить такую установку с боевым слоном. Рассчитывать на успех можно было только в том случае, если сочетать мгновенную атаку главного бомбардира с одновременной устрашающей акцией главного Квазимодо. То есть, двойной ферзевой блицкриг в чистом виде.

— Какая поразительная скорость перемещения по пересеченной местности! Какая высокая проходимость для столь малого клиренса! — вещал в рупор шут, в то же время раскачиваясь, вращая глазами и подпрыгивая, так как немалая часть зрительских глаз предпочитала следить за матчем по его поведению. Что же касается пересеченной местности, то он нисколько не преувеличивал, так как выступавшие в перерыве гиревые силовики своими тяжеловесными экзерсисами успели превратить футбольное поле в некое подобие издырявленного воронками артиллерийского полигона. Однако предусмотрительный государь , ныряя и взбегая, не терял направления, ибо одним глазом время от времени сверялся по маленькому ручному компасу.

Оборона "Петардо", сомневаясь в своих способностях, оглянулась на архимандрита. Тот продемонстрировал им отнюдь не пастырский кулачище и крикнул так, что игроков обдала тугая воздушная волна:

— Стоять насмерть! А то воздастся! Каждому по башке! — архимандрит, мужчина весьма дельный и опытный в людях, после кнута обратился также и к прянику. — Под себя ходи, но на месте стой! Вертикальней, вертикальней, сыны мои! Ежели отобьемся — каждому церковного крепленого бочонок малый! А ежели кто сквитает — на новой иконе в виде ангела увековечу!

За такие слова час назад его святородие сам бы казнил свой язык острыми цензорскими ножницами. Но в данную грозную минуту он был не елейным пастырем, который, умиляясь от подросткового песнопения, крестообразно водит рукою над покрытыми платочками незаблудшими душами, но духовным воителем. У которого сейчас единственная и многотрудная задача — не дрогнуть самому и вдохновить на победу весьма ограниченный по способностям контингент.

— Да, судари мои, это вам не больной котенок чихнул! Это вам не хрен в компот настрогали! Это лучший бомбардир прошлого и, сами можете судить, нынешнего сезонов! — шут до такой степени сжился со своей ролью, что не только говорил, но уже и курил в рупор, отчего его слова сопровождались клубами дыма. — А также непревзойденный мастер технических сюрпризов и межигрового анализа! Обратите внимание на его лапти. Они явно неспроста надеты левый на правой, а правый на левой ножке нашего великолепного прыгуна с мячом. Что это, как не озарение футбольного гения? Что это, как не проявление маршальской смекалки в бою? Запугать, запутать и заморочить — вот три главных "з" спортаковского капитана!

Шут сделал паузу для принятия внутрь четверти фляжки напитка, прочищающего голос и душу, и, сопроводив табачное облако огненным выдохом, продолжал:

— Но, как мы видим, команда соперников также настроена отнюдь не на позорную сдачу в плен. С поднятыми руками стоит только вратарь. Он же капеллан на линии. Он же, насколько я помню по турнирной таблице, лучший голкипер прошлого года. То есть мы с вами, дорогие друзья, с часу на час будем свидетелями единоборства сильнейших. Если, конечно, не произойдет досадного вмешательства обороны "Петардо". Которая, впрочем, настолько рассредоточена, что я ее просто не вижу. Возможно, это и есть их домашняя заготовка. Тем более что у них в раздевалке я видел три больших маскировочных сети. Что-ж... Посмотрим, дамы и господа, кто выйдет победителем : раб Божий с сетью или легионер с мячом. Впрочем, кажется, я заболтался, а тем временем нападающий "Спортака" вышел на дистанцию прямого выстрела и готовится поразить ворота! А где же защита "Петардо"? А вон она, защита "Петардо". Это же надо так ошибиться в расстановке игроков! Это же надо так доверять их собственному умению! Да, это не тот футбол "Петардо", который бы я хотел видеть... Это та самая подводная чехарда, которой я опасался...

И впрямь, запутавшееся в ракурсах и азимутах архимандритово воинство уже давно играло само с собой. И не столько в игру, названную так шутом из-за начавшегося дождика, сколько в лотерею — кому повезет попасться под ноги атакующему царю.

Который стремительно атаковал, таки да. Которого, да Боже ж мой, неотступно сопровождал на бегу самый ужасный из всех герольдов. Могучая парочка при абсолютном бездействии обороны приблизилась к штрафной площадке, обвела для разнообразия провинциального батюшку, который как игрок славен был лишь тем, что в прошлом сезоне во время тренировки одним ударом выбил два стекла в раздевалке, приблизилась к воротам и...

Государь всегда почитал архимандрита как отличного профессионала. Частенько посещал его службы. Еще чаще — пасеку, которой архимандрит уделял столь большое внимание, что она со временем стала официальной его резиденцией. Подолгу просиживали святородие и величество, пробуя на губу, на язык, на запах и вкус замечательные меды, в изготовлении которых пчелы, предводительствуемые архимандритом, проявляли чудесную изобретательность и сноровку. Медали, полученные за эти меды на выставках, соперничали своим множеством с находящейся в обращении монетной денежной массой. Однако ж как вратаря государь ценил архимандрита гораздо ниже. На что прямой и простой в обращении владыка отвечал ему в глаза тем же. Их споры о техническом существе игры и о личных в ней способностях каждого были одной из основных тем, обсуждавшихся в устной народной прессе. Вот и сейчас его величество, мельком наблюдая за застывшей в воротах фигурой, озаботился не только тем, чтобы забить в них мяч, но и также в большой степени тем, чтобы озорным манером пообщаться с соперником.

— Здорово ночевал, батюшка! Пустые мячики принимаем? — голос его величества был хрипл, но ехиден. Бежавший одесную воевода, выполнив свою задачу, помалкивал. — В левый уголок или в правый будет угодно? Ножкой ли, головкой желаете? Охти, мне, мирскому, духовному-то личику грех какой забивать! Не замолю ить потом! Ни подношением, ни радением!

— Ох, уста лясоточивые! — не выдержал архимандрит. И, вместо того, чтоб растопыриться, подбоченился. — Слышу, слышу глас твой, премного зычный! Да только, задний-то глас, слышу, зычнее будет! Не лепо откушать изволил государь, али по природе таков? То-то, сказывают, сейчас в беге много фальстартов стало. А это ты, физкультурист превеликий, кажный раз события передишь! То есть, опержаешь! Завидую тебе. Не с одной, как все, а с обеих сторон одухотворен бысть изволишь.

— ... этого суперпоединка гиперспортсменов, которые стоят не только друг друга, но и обеих своих команд каждый! — голосил из кабинки шут, прерываемый в своих воплях воплями стадиона. — Кто же, кто же, о Боже, выйдет победителем из этого массового сражения?! Да-да, я не оговорился, дорогие друзья, именно массового! Ибо за вратарем "Петардо" — Святая троица с ангелы и архангелы! А за форвардом "Спортака" — фамильное древо с государи и императоры! Ах, как не завидую я ни тому, ни другому! Малейшая оплошность — и тебе остается только биться лбом о железные ворота своего счастья! Ах, как завидую я обоим! Одно точное движение — и судьбе остается только поцеловать тебя в лоб и надеть венок! Ах, какие...

Пока шут сгущал краски сквозь рупор, обе высокие стороны , не придя к единому мнению насчет спортивных качеств друг друга, решили, наконец, одна метко пробить, а другая цепко схватить.

— Дикси. Физкультури тэ салютант! — коротко сказал царь и замахнулся на мячик ножкой.

— Вонми глас. Укрепи мя, преслабого! — успел обратиться архимандрит и развернулся в воротах во всю свою ширь и высь.

— Уда... — пропищал своим уже слегка сорванным голосом шут, не сумев прорычать последнюю букву слова... И — воспоследовало... Так же неожиданно, как и закономерно. Так же сильно, как и обычно, но страшнее, потому что одновременно. Звон будильника, случайно усиленного нечаянно подставленным рупором, совпал с первым, самым мощным раскатом грома. И с самым мощным выплеском небесных хлябей. Зрители и спортсмены, обративши кверху лица свои с разинутыми ртами, тотчас же получили в последние месячную норму пресной воды. Следующий удар грома был достаточно ужасен, чтобы обе команды и обе трибуны в едином порыве ломанулись к воротам. Которые, по Господней же уравновешивающей доброте, оказались достаточно широки, чтобы никого особенно не помяли...