Виктор Далёкий - Золотые ослы Страница 30

Сейчас ма спала. Он слышал ее спокойное дыхание. В комнате еще не проветрился запах спирта и вскрытых ампул, который остается после «Скорой помощи». Лицо ма выражало спокойствие. Ее ничто не беспокоило.

Он вспомнил первую ночь у Веры, когда они сблизились. И то, как удивился, когда его суть входила в нее и не могла войти. «Не получается, – подумал он. – Почему?» Он как бы остановился перед дверью ее квартиры и не понимал, что его сдерживает. Входил в нее и не мог войти. Не хотел причинить ей боль. Сделать что-то не так. И поэтому прошептал нежно: «Помоги». И Вера помогла ему. И он вошел… И узнал ее. И у него было странное ощущение. Она спросила его: «Ты ничего не заметил?» И он ответил: «Нет». Он не понял, о чем она его спрашивала и сказал: «Ты знаешь, я в этом ничего не понимаю». Под утро они снова соединились. Ее слова, сказанные тогда, сидели в нем и просили разобраться. Постепенно он начал понимать, что они означали через какие-то сомнения, догадки, впечатления. Только теперь он понял, что ее слова означали. И то, смутное, что не давало ему покоя, наконец, сейчас стало ясным и очевидным. «Первый… У нее до меня никого не было…» – подумал он. Его радовала приятная неизвестность открывшейся перспективы. И этого сейчас для него было вполне достаточно.

Веня тихо встал и спустил ноги в тапки.

– Я не сплю, – сказала ма.

– Как ты? – спросил Веня.

– Мне лучше. Не хотела шевелиться. Боялась, как бы сердце снова не разболелось. – Она подняла левую руку, подержала ее поднятой, словно проверяла свои способности и стала ей разглаживать правую, в которую делали внутривенный укол, как будто она онемела.

– Я сварю геркулесовой каши.

– Я сама… Полежу немного и сварю. Ты умывайся.

– Хорошо, – сказал Веня, чувствуя, что тяжесть нависшей беды отступила. Стало легче дышать.

Веня встал с софы и пошел на кухню. В цветочном магазине он купил удобрение для розы. Развел содержимое белого пакетика в стеклянной банке и полил розу. Умываясь в ванной, он слышал, как ма встала и пошла на кухню, где привычно начала звякать посуда. Звяканье прекратилось на некоторое время. «Ма увидела розу… – подумал Веня. – Ма так сроднилась с кухней, что вряд ли кому-то другому захочет уступить свое место, чтобы кто-то еще готовил мне еду. На кухне она находила свою необходимость в моей жизни». Он вышел из ванной освеженный с ощущением радости. Жизнь снова налаживалась. Через десять минут они сидели на кухне за столом и завтракали.

– Кому эти цветы? – спросила ма.

– Вере. У нее сегодня день рождения.

– Сначала я подумала мне. Потом поняла для кого, – сказала с некоторой ревностью ма.

Она не любила сорванные цветы. Они быстро увядали. Садовым цветам она предпочитала простые, луговые, которые цвели там, где выросли.

– Ты сегодня ничего не делай. Я сам уберу квартиру, – сказал Веня и посмотрел на розу.

– Не буду, – сказала ма.

– И посуду я помою.

– Я потихоньку сама. Ты протри пыль и пропылесось квартиру.

Веня протер пыль с мебели, протер подоконник и стал пылесосить. Он вспомнил Веру и подумал: «Ее бедра полны моей любови!» Он слышал, как ма моет посуду. Наступало жизненно важное, семейное равновесие. Это радовало настолько, что пылесос не отвлекал от радости, а, наоборот, становился в его руках участником его радости. Он даже его веселил. Он засосал с пола целлофановый пакет, подавился им и не хотел его отдавать. «Мой пылесос целует все подряд взасос….» – сочинил Веня первую строчку стихотворения. Вторая строчка так к нему и не пришла. И он понял, что стихотворение им закончено. Уже в конце, когда он пропылесосил напольный ковер и закончил пылесосить пол, собираясь перейти для уборки в коридор, у него зачесалась спина. Он выключил пылесос, задумался и уже через несколько секунд прочитал вполголоса экспромт:

– Если где-то зачесалось,

То не нужно долго ждать.

Нужно сразу встрепенуться,

Быстро взять и почесать!

– Да, – сказал сам себе Веня и почесал с удовольствием спину. – Вот, я и стал поэтом. Без всяких мук. Не то что Хаха, который все никак не может понять, что такое рифма.

От рифм, которые то и дело лезли в голову в процессе уборки ему захотелось смеяться. Он помыл пол в коридоре, на кухне, освежил влажной тряпкой на балконе перила, кафельный пол, столик и старенькую табуретку, которую помнил с детства. По всему телу проступила испарина. И перед тем, как начать собираться в зоопарк, ему захотелось принять душ.

– Ма, у нас есть поздравительная открытка? – спросил он.

Он знал, что у ма есть много разных открыток на все случаи жизни.

– Есть.

Подбери мне что-нибудь получше.

– Сейчас. – Ма открыла шкаф и из ящика достала пакет с открытками. – Выбирай.

– Можно я эту с цветами возьму.

– Бери.

Веня взял открытку и сел ее подписывать. В голове у него крутилось: «Я преподношу тебе эту розу в знак нашей любви. Эта роза и есть «роза нашей любви». Она – это я и ты. Поливай ее и ухаживай за ней так, как если бы это был я сам…» Он подумал, подписал открытку и пошел принимать душ.

Ма ему помогала собираться на работу.

– Гена тоже идет?

– Нет, он сегодня не может. Где мои голубые брюки? – спросил он, выйдя из ванной комнаты.

– В шкафу. Ты побрейся, я сейчас достану и поглажу…

– Гладить не нужно. Они и так на мне хорошо сидят.

– Помой ботинки.

– Я сам поглажу ботинки и помою брюки, – торопливо сказал Веня, понял, что сказал что-то не то и улыбнулся.

– Ничего, сынок, мне сегодня лучше… – сказала Ма.

Веня не понимал, зачем нужно часто мыть и чистить ботинки, которые сразу запылятся, едва выйдешь из дома. Но Веня решил, что сделает это для ма. И брюки он погладит для нее.

В голубых брюках, бежевой рубашке с коротким рукавом он стоял в прихожей, готовый уйти.

– Причешись, – сказала ма.

– Ветер причешет, – как обычно ответил он и улыбнулся.

– Причешись, – подала она расческу.

Он взял расческу и, глядя в зеркало, расчесал волосы на пробор так, чтобы они легли надо лбом волной.

Ма стояла рядом, смотрела на него и впитывала каждое его движение.

– Ты к ней идешь? – спросила ма.

– В зоопарк к животным. Там мы встретимся и пойдем гулять, – сказал Веня.

– Скажи мне, у тебя с ней все-таки что-то было? – спросила ма.

Веня не хотел слышать этот вопрос. Ма не должна была его об этом спрашиваться.

– Нет, – ответил он быстро, – ты же знаешь, что я отдаю предпочтение платоническим чувствам, – добавил он и рассмеялся.

– Цветок!.. Ты забыл цветок, – спохватилась ма, поспешила на кухню и принесла ему сумку с цветком.

– Я пошел.

– Иди с Богом, – сказала ма с терпением. Она видела его насквозь. Ее внутреннее зрение, чутье, улавливание его мыслей движения тонких материй было феноменальным. Она перекрестила его, как делала это часто. – Пусть у тебя все будет хорошо. Дай тебе Бог… Не обижай ее…

Веня понял, что она его простила за вранье и как самый близкий человек хочет его понять, и желает только лучшего ему и Вере. «Она слишком расчувствовалась. Ей это не нужно», – подумал он и посмотрел на розу в сумке. Она была прекрасна.

– Ма, – сказал Веня, увидев скопившуюся у нее в уголках глаз влагу.

– Ничего-ничего, сынок. Это я так… – сказала ма. – Не обращай внимание.

Ма потянулась к нему вверх, обняла за шею и прижалась мягкой щекой к его щеке. Он почувствовал ее тепло, теплые губы. Так трепетно нежно заботливо могла целовать только она, заслоняя в этот момент собой от всех, от всего мира. И на этот поцелуй ей нельзя было не ответить.

– Ты ничего не делай… Я приду и сам все сделаю.

– Иди, сынок. Я на балконе посижу.

Веня вышел из дома, поднял голову и посмотрел вверх. Не увидев ее, забеспокоился. Он продолжал смотреть вверх и думал: «Может ей стало плохо? Может, она обиделась?» Ему захотелось вернуться. И тут он увидел ма. Она вышла к перилам и посмотрела вниз. На голове – белый платок домиком с узелком под подбородком. «Все хорошо, – подумал он и помахал ей рукой. – Я сентиментален, как музыка Антонио Вивальди. И это все из-за ма. Это от нее. Но так же нельзя… – думал Веня, поворачивая за угол дома. – Бесшабашность, самодурство, бахвальство, страсть погулять и повеселиться, которые он в себе ненавидел, ему явно достались от папаши. Если б не самоирония ему со всем этим было бы трудно справляться.

Веня уходил от дома. И он снова казался ему белым двенадцати палубным кораблем. Среди девятиэтажных домов из серого и розоватого кирпича его панельный дом выглядел легким и подвижным. Впереди него вскипали зеленой волной черемуха, сирень и жасмин. Дорога от метро подходила к его дому под косым углом. И, когда Веня к нему подходил по переулкам, дом словно начинал надвигаться на него и волна зелени перед ним будто бурлила. Сейчас он уходил от него, и дом как будто разворачивался и уплывал.

В зоопарке Веня решил сначала пойти в слоновник, повидать слонов и потом зайти за Верой в обезьянник.