Джером Джером - Досужие размышления досужего человека Страница 34

Спустя несколько часов, когда гости разъехались, он украдкой спустился в сад. Сидя на руинах своей мечты, он мучительно гадал о том, что стало причиной его поражения. Затем, вытащив из кармана коробок, снова поднес горящую спичку к опаленному концу ракеты. Пошел дым, ракета со свистом взмыла в небо и рассыпалась тысячами огней. Мальчик поджигал ракеты одну за одной, и все работали безотказно. Он попробовал поджечь панораму. Из темноты проступали части картины — за исключением мачты и капитана, — пока панорама не предстала перед ним во всем сияющем великолепии. Искры упали на сваленные в кучу бесполезные свечи, колеса и петарды, припорошенные ночным инеем, и они вспыхнули, будто проснувшийся вулкан. А единственный зритель стоял и смотрел на это великолепие, сжимая материнскую руку.

Происшедшее долго оставалось для мальчика загадкой. Впоследствии, лучше узнав жизнь, он научился видеть в той давней истории непреложный закон — на людях наши фейерверки никогда не взрываются.

Так, блестящий ответ приходит в голову, когда дверь за нами захлопывается и мы, как говорят французы, спускаемся по лестнице. Застольная речь, звучавшая столь проникновенно, когда мы репетировали ее перед зеркалом, теряет свою силу, когда произносится под звон бокалов. А страстное признание, которое мы готовились излить перед любимой, оказывается трескучим вздором, над которым она лишь посмеется.

Юный читатель, хорошо бы ты оценил истории, которые я только намерен написать. Ты судишь обо мне по уже написанным историям, хотя бы по той, что читаешь сейчас, но это несправедливо. Те истории, которые я не рассказал, которые еще расскажу, — вот по ним суди обо мне.

Они прекрасны, мои нерассказанные истории. Они приходят незваными, они настоятельно требуют внимания… а едва я беру перо, как они исчезают. Истории будто стесняются, будто говорят мне: «Ты, только ты один должен прочесть нас, но не смей писать, ибо мы слишком правдивые, слишком настоящие. Мы похожи на мысли, которые ты не решаешься доверить словам. Возможно, больше узнав о жизни, ты нас и напишешь».

Если бы я сочинял критическую статью о самом себе, я поставил бы написанные и ненаписанные рассказы в один ряд. Большинство ненаписанных весьма хороши, гораздо лучше тех, готовых. Когда-нибудь, читатель, я расскажу тебе завязку одной или двух историй, и ты убедишься, что я прав.

Хотя я всегда считал себя человеком здравомыслящим, среди трупиков моих мертворожденных рассказов, завалявшихся в дальнем углу буфета, немало историй о призраках. Нам, наследникам прошедших веков, нравится думать, что призраки существуют. Год за годом наука, вооружившись метлой и тряпкой, срывает изъеденные молью гобелены, распахивает двери в потайные комнаты, исследует скрытые лестницы и подземелья, но везде находит только пыль веков. Гулкие старинные замки, сказочный мир, который в детстве казался нам таким таинственным, утрачивает свое очарование, когда мы взрослеем. Древние короли не спят в глубинах холмов. Мы пробили туннели сквозь их каменные темницы, мы прогнали богов с Олимпа. В рощах, залитых лунным светом, путник уже не чает узреть смертоносный и нежный лик Афродиты. Не молот Тора грохочет среди гор, а поезд везет пассажиров на экскурсию. Мы очистили леса от фей, процедили море — и нимфы больше не живут в его глубинах. Даже призраки бегут от нас, преследуемые обществом ученых психологов.

Да и что толку о них жалеть? Надоедливая публика — только и знают, что греметь ржавыми цепями, стонать и вздыхать в темноте. Пусть убираются восвояси.

Впрочем, если бы призраки захотели, то могли бы поведать нам много занятного. Например, старый джентльмен в кольчуге, живший во времена короля Иоанна Безземельного, что был заколот в спину на опушке леса, который я вижу из окна. Тело сбросили в ров, его еще зовут Торовой могилой. В наши дни ров высох, крутые склоны облюбовали примулы, но в старину стоячая вода достигала двадцати футов в высоту. Зачем ему скакать по лесным тропинкам ночи напролет, до полусмерти пугая ребятишек и загулявшие парочки? Нет чтобы заглянуть ко мне, поболтать. Я всегда готов предложить старику удобное кресло, если пообещает не буянить.

Сколько историй он мне не поведает! Возможно, старик воевал в Первом крестовом походе, слышал чистый глас Петра Пустынника, видел воочию великого Готфрида Бульонского, стоял, сжимая рукоять меча, на лугу Раннимид. Разговор с таким призраком стоит целой библиотеки исторических романов! Как провел он восемь сотен посмертных лет? Где был? Что видел? Посетил Марс? Беседовал с неведомыми существами, которые обитают в жидком пламени Юпитера? Узнал ли он главный секрет мироздания? Постиг ли истину? Или, подобно мне, по-прежнему блуждает в поисках неведомого?

А ты, несчастная монашка в сером одеянии? Говорят, твое бледное лицо возникает в окне разрушенной колокольни, когда внизу, среди кедров, слышен лязг мечей. Я знаю, тебе есть о чем печалиться, милая. Оба твоих возлюбленных пали от руки друг друга, и ты удалилась в монастырь. Я искренне тебе сочувствую… но каждую ночь изводить себя, воскрешая давние образы? Бог мой, сударыня, вообразите, если бы мы, живые, только и делали, что причитали и заламывали руки, сожалея о наших детских ошибках? Все это в прошлом. А если бы ваш любимый выжил и взял вас в жены? Вы уверены, что были бы счастливы? Увы, браки, основанные на искренних чувствах, зачастую оканчиваются крахом.

Послушайтесь моего совета. Поговорите с обоими юношами начистоту. Убедите их помириться. Приходите ко мне, все трое, и мы славно побеседуем.

Зачем вы так упорно пытаетесь испугать нас, бедные призраки? Разве мы не ваши дети? Так будьте нам мудрыми наставниками! Расскажите, как любили юноши в те далекие дни, как отвечали девушки на их любовь. Сильно ли изменился с тех пор мир? Неужели женщины и тогда отличались своенравием, а девушки так же ненавидели пяльцы? Жилось ли хуже слугам ваших отцов, чем нынешним свободным гражданам из трущоб Ист-Энда, которые шьют тапочки по четырнадцать часов в день за жалкие девять шиллингов в неделю? Стало ли лучше общество за последнюю тысячу лет, или изменились только слова? Расскажите мне, что вы успели понять за долгие годы.

Впрочем, слишком тесное общение с призраками способно утомить.

Вообразите, что некто провел весь день на охоте и мечтает об одном — поскорее добраться до постели. Но не успел он открыть дверь спальни, как из-за полога доносится замогильный хохот, и усталый охотник испускает стон, готовясь к долгой — часа на два-три — беседе со старым задирой сэром Ланвалем, тем самым, с копьем. Мы наизусть помним все его истории, однако закаленного буяна не унять, знай себе орет во всю глотку, не считаясь с тем, что час поздний, а за стенкой чутко спит тетушка, на наследство которой мы имеем виды. Для Круглого стола эти истории в самый раз, но вряд ли они придутся по нраву старой даме, особенно та, про сэра Агравейна и жену бочара, а уж старый распутник ее не пропустит, так и знайте.

Или представьте, что входит служанка и говорит:

— К вам дама под вуалью, сэр.

— Опять? — восклицает ваша жена, поднимая глаза от пялец.

— Да, мэм. Отвести ее в спальню?

— Спроси хозяина, — следует ответ супруги, и ее тон обещает вам неприятные пять минут после того, как дама под вуалью исчезнет.

— Да-да, отведи, — велите вы служанке и закрываете за ней дверь.

Жена встает, собирает работу.

— Куда ты?

— Сегодня я буду спать с детьми.

— Не сердись. Это ее бывшая комната, она издавна там появляется.

— Любопытно, — ядовито отвечает ваша половина, — что она всегда появляется, когда ты дома, а когда ты в городе, бродит невесть где.

— Что за глупости, Элизабет! — возмущенно восклицаете вы. — Я просто вежлив.

— У мужчин странные представления о вежливости, — замечает жена. — Но не будем ссориться. Я не желаю быть третьей лишней.

И с этими словами она уходит.

А дама под вуалью все еще наверху. Интересно, надолго ли она, и чего вам ждать после ее ухода?

Помните, как к Гайавате явились призраки ушедших любимых? Он молил, чтобы они вернулись и утешили его, и однажды они вернулись, «чрез порог переступили, проскользнули по вигваму, в самый дальний, темный угол, сели там и притаились»[15].

Вам нет места в нашем мире, бедные, бедные призраки! Не тревожьте нас. Дайте нам забыть. Вы, грузная матрона, чьи жидкие волосы поседели, глаза потускнели, подбородок расплылся, а голос стал грубым от брани и причитаний, прошу вас, уйдите. Я любил вас живой. Какой милой и нежной вы были когда-то! Я помню вас в белом платье посреди цветущего яблоневого сада… Вы умерли, а ваш призрак продолжает тревожить мои сны.

Ты, хмурый старик, смотрящий на меня из зеркала, когда я бреюсь, почему ты не оставишь меня? Ты — призрак того весельчака, которого я хорошо знал когда-то. Останься он в живых, он бы многого добился, я всегда в него верил. Зачем ты приходишь ко мне? Лучше бы я вспоминал о нем тогдашнем, чем видеть, каким жалким призраком он стал ныне.