Алекс Тарн - Протоколы Сионских Мудрецов Страница 4

В числе прочих прибыл туда и Слава Бельский с женой Катей и десятилетней дочерью Женькой. Впрочем, к моменту прибытия в Мерказуху его уже звали Шломо. Произошло это по причине пересыхания горла у чиновника министерства абсорбции, заполнявшего в аэропорту бланки славиных документов. Чиновник был лыс, прокурен и сер от бессменных ночных вахт — олимовские рейсы прибывали тогда с головокружительной частотой. Мучительно отпершиваясь, он потянулся к стоявшей перед ним чашке остывшего кофе и, глотнув разок-другой, откинулся на спинку стула, позволяя себе минутное расслабление. Теперь, после того, как он отключил свой канцелярский автопилот, в нем даже появилось что-то человеческое.

«Значит, Вячеслав Бельский, — протянул он, насмешливо глядя на Славу. — Ты что, из бояр? Это твой дедок с Иваном Грозным переписывался?».

«Нет, — жалобно ответил ему совершенно измученный и оттого также находившийся на автопилоте Слава. — Нет. Из Бельц мы, оттого и Бельские. А с Грозным Курбский переписывался… Курбский, а не Бельский.»

«О'кей, — прервал его израильтянин и вернул чашку на место. — Не переписывался и ладно. Да если и переписывался — не мое это дело. Максимум — ШАБАК спросит.» Он улыбнулся. «Пусть будет Бельский. Но «Слава» — это уже чересчур, особенно в сочетании с Бельским. Давай запишем тебя «Шломо», а? Самое то, по-моему… Ну?»

Рука его зависла над бланком. Слава мучительно соображал. Неясные клочки мыслей прыгали в его гудящей голове по полотну огромного плаката, на котором аршинными буквами значилось: «ХОЧУ СПАТЬ!!»

«Ну что, решайте! — нетерпеливо подогнал его чиновник, переходя отчего-то на «вы». — Люди ждут». Знакомая формула вывела Славу из ступора, и он послушно кивнул. Ручка коршуном упала на бланк. Новоиспеченный Шломо дурак-дураком вышел к жене и дочке. Сначала он комплексовал: как, мол, друзьям сказаться, то да се… А потом привык. Какая, в общем, разница? Хоть горшком назови, только в печь не ставь.

В печь — не в печь, а в Мерказуху-то он угодил. Да так в ней и остался. Все как-то недосуг было съезжать на съемную квартиру, да и денег лишних не наблюдалось. А как пошла на убыль Большая Волна, и цены на жилье подскочили чуть ли не втрое, тут и подкатились власти к уцелевшим обитателям Мерказухи с заманчивым предложением. Мол, не купить ли вам, люди добрые, занимаемые вами квартирки, да по бросовой цене? Подумал Шломо, подумал, да и согласился. И то — какая ни есть конура, а своя. Да и прижились они тут как-то, все вокруг привычное, каждый угол знакомой собакой пахнет. Люди вокруг все свои, родные — Софья Марковна, Гриша с Ксюшей, Сеня… да мало ли…

Шломо допил свой кефир и стал собираться.

Час пик уже миновал, дети загнаны на школьные лавки, но утро еще держалось на пустых улицах Гило во всей своей зимней прозрачной иерусалимской свежести. Шломо кивнул знакомому шоферу и сел у окошка. Пришепетывая пневматикой и припадая на передние колеса, автобус спускался с крутой гиловской горы в сторону Пата. Черный поджарый BMW-кабриолет, торопясь «украсть» светофор, резко обогнал их справа, срезал угол, взвизгнул, хлопнул и, накатив на перекресток в последнее желтое мгновение, исчез в направлении Малхи.

«Видал этого придурка? — сказал шофер, призывая Шломо в свидетели. — Совсем сдурели, ездят, как хотят. И полиции нет на него, обрати внимание. Стоят где-нибудь, маньяки, втюхивают почем зря рапорты честной шоферне…»

И досадливо замолчал, вспомнив сокровенное.

3

Бэрл торопился на встречу. На спуске с Гило какая-то дура тормозила его по левому ряду. Пришлось обгонять автобус справа. Срезав угол, он успел проскочить светофор почти вовремя и погнал дальше, в направлении Малхи.

Прошло уже почти 14 часов с момента его возвращения после амстердамского провала. Как и было предусмотрено чрезвычайной инструкцией, он расстался с «Ноа» до паспортного контроля, намеренно задержавшись, чтобы исключить любую возможность зрительного контакта со встречавшими ее людьми. Самого Бэрла не встречали. Взяв такси до Центрального Автовокзала в Тель-Авиве, он погулял там с четверть часа и рейсовым автобусом вернулся в Иерусалим. Когда он добрался, наконец, до своей постели в доме на улице Шамир, сил у него осталось ровно на то, чтобы скинуть ботинки. Он заснул, не раздеваясь, ему снилась вывороченная шея Махмуда, голая «Ноа» с бейсбольной битой в руке и незнакомый утопленник на дне амстердамского канала.

Мудрец позвонил в половине девятого.

«Шалом, Бэрл, — сказал он, сильно картавя и растягивая гласные. — Как Ваша голова?»

«Не страшно, Хаим, — ответил Бэрл. — Мальчишки всегда набивают шишки. Но вы не волнуйтесь: мамочка прикладывает к моим синякам холодные пятаки и жалеет своего бедного крошку.»

Мудрец хмыкнул: «Я так понимаю, что большую порцию жалости вы получили еще там.»

Бэрл промолчал. С другого конца провода донесся неприятный смешок: «Э-э, да дело, видимо, серьезнее, чем я полагал…»

«Послушайте, Хаим, — сказал Бэрл, слегка выведенный из равновесия. — У меня нет ни малейшего понятия, о чем именно вы сейчас говорите. Этот факт, вкупе с некоторыми другими недавними событиями, наводит меня на мысль о том, что не вредно было бы нам с Вами потолковать о том — о сем… и как можно скорее.»

«Конечно, конечно, Бэреле, — заторопился Мудрец. — собственно, затем-то я и звоню…»

«Тогда какого же болта ты мне сейчас мозги компостируешь, старый ты мудозвон?!» — мысленно заорал Бэрл, но вовремя сдержался. Нет уж, жирно будет, такого удовольствия старому хрену он не доставит…

Он перевел дыхание и спросил: «Через час вас устроит?»

«Договорились,» — ответил Мудрец несколько разочарованно.

Когда Бэрл подъехал к террасе ресторанчика в промышленной зоне на Хар-ха-Хоцвим, Мудрец уже сидел там, меланхолически двигая по столу стакан тыквенного сока. Бэрл сел и заказал «Хейникен». Рассказ его занял не более десяти минут. Закончив, он залпом допил пиво и махнул повторить.

Мудрец молчал, изредка смачивая губы в своем стакане, маленький плюгавый старичок лет семидесяти, с венчиком пегих волос, окаймляющих обширную лысину. На седловине мясистого кривоватого носа плотно сидели массивные очки с неправдоподобно толстыми стеклами. Стекла были какие-то особенные, фигурные, с дополнительными накладками, и оттого спрятанные за ними глаза Мудреца превращались в далекие неуловимые точки, прыгающие туда-сюда в рамке роговой оправы.

«Вы знаете, Бэрл, — сказал он наконец. — Мы-таки имеем не маленькую проблему. Вас в Амстердаме ждали, а это означает, что кто-то дал им информацию. Это во-первых.»

Мудрец снял очки и потер переносицу. Обнаружились карие глаза навыкате. Лишенные многослойной стеклянной брони, они выглядели по-детски беззащитными.

«Во-вторых, — продолжил Мудрец, — Вас не убили сразу, значит, рассчитывали вытрясти из вас кое-что новое. О чем это говорит?»

Он вернул очки на привычную позицию, и теперь его зрачки снова суетились, как две сумасшедшие белки. Бэрл молчал. Он вообще предпочитал не отвечать на дурацкие вопросы. Общение с Мудрецами требовало немалого терпения и выдержки, прежде всего из-за их преклонного возраста. Бэрл вздохнул и присосался к горлышку бутылки, всем своим видом показывая, что сотрудничать он не намерен. Не дождавшись ответа, Мудрец с неудовольствием хмыкнул.

«Я скажу вам, молодой человек, о чем это говорит. Это говорит о том, что утечка произошла во внешнем круге. Разумеется, возможно, затронуто и внутреннее кольцо, но вероятность этого невелика. Иначе вы бы уже плавали в Амстеле лицом вниз.» Последнюю фразу старик произнес с видимым удовольствием.

«Фу, как мелко,» — подумал Бэрл. Он зевнул и посмотрел на небо. «К вечеру дождь обещали, — рассеянно заметил он. — У вас как — кости не ломит? Я слышал, что к девяноста годам старики чувствуют изменение погоды лучше любого барометра…»

«Боюсь, что вам не суждено удостовериться в этом на личном опыте, — парировал Мудрец и обиженно нахохлился. — Вы и до моих-то шестидесяти семи не дотянете.»

«Врет, собака, — подумал Бэрл. — наверняка ему под семьдесят пять.» Внезапно ему стало смешно — нашел с кем заводиться. Он примиряюще улыбнулся. «Ладно, Хаим, не будем ссориться. Давайте-ка лучше прямо к делу, чего там петлять вокруг да около.»

Мудрец погрустнел еще больше. «Видите ли, Бэрл, — произнес он, потупившись и глядя в сторону. — Дело и в самом деле неприятное. С одной стороны, вовлечено не так уж много людей. Во внешнем круге операция касалась всего пятерых, из них двое — исполнители…»

«Кстати, что со вторым?» — прервал его Бэрл.

«Мертв, как и следовало ожидать, — кивнул старик. — Сегодня утром полиция обнаружила тело.»