Олег Солод - Партизаны. Судный день. Страница 4

— Ох, Костя, — забеспокоилась та, — как бы тебе с этим делом не пролететь.

— Успокойся, моя радость. Кто не рискует…

— Тот живет долго и счастливо, — закончила Люба. — Ладно. Что сделано — то сделано. Но смотри, Константин. Если не женишься…

— Люба, я же тебе руку на отсечение давал.

— Вот-вот. Сама и отсеку. И не руку.

— Перестань. Интуиция подсказывает мне: все будет хорошо. Только вот… ты уверена, что генерал запал на Катерину?

На этот раз уже Люба посмотрела на сообщника с чувством явного превосходства.

— Не знаю, как там твоя интуиция, но женское чутье меня еще ни разу не подводило.

Правота Любы выявилась довольно быстро. Но она об этом так и не узнала, потому что телефон зазвонил не в кабинете Константина, а дома у Синицыных.

Катя, собравшаяся было уже сама звонить Кипелову, сняла трубку и очень обрадовалась, услышав голос генерала.

— Юрий Борисович? Долго будете жить. Мы как раз о вас сейчас с Константином говорили.

— С Константином? — переспросил Кипелов с тревогой в голосе. — А он вам ничего не сказал?

Не далее как три дня тому назад, когда Люба под благовидным предлогом, ссылаясь на необходимость срочного заключения выгодного контракта, попыталась выведать у генерала, действительно ли Юрий скоро может оказаться дома, тот уклончиво ответил ей, что подобный исход крайне маловероятен. В действительности подобный исход был не маловероятен, а вовсе невозможен, ибо Юрий Борисович — страстный поклонник женской красоты — после первого же взгляда на жену Синицына воспылал нешуточной страстью. Привыкший к смелым решениям, Кипелов немедленно разработал операцию по захвату и завалу противника. Понятно, что скорое возвращение Юрия противоречило этим планам, а потому Юрий Борисович сразу же после ухода Кати позвонил военкому и потребовал проследить, чтобы в отношении лейтенанта запаса Синицына закон соблюдался строго и неукоснительно. Сегодняшний звонок Катерине был следующим этапом операции. Однако если Константин или его секретарша сказали ей о том, что Юрий в ближайшее время не вернется…

— Нет, — ответила Катя. — А что он должен был мне сказать?

Генерал незаметно перевел дух.

— Нет, ничего. Я думал, у него есть какая-то информация. По своим каналам.

— Да нет, пока ничего такого. А у вас? Есть какие-нибудь новости?

— Как вам сказать… — неопределенно протянул Юрий Борисович. — Идет работа.

Подобный ответ заметно разочаровал Катю.

— Я думала, это будет быстрее.

— Только не надо попусту расстраиваться, Екатерина Сергеевна, — в голосе генерала прозвучало искреннее сострадание. — Я звонил в часть, беседовал с командиром, — соврал он. — У вашего мужа все хорошо.

— Правда? — обрадовалась Катя.

— Голубушка, люди в моем положении не имеют права врать, — веско сказал Кипелов, а про себя подумал: «Но имеют большие возможности».

— А можно я тоже с ним поговорю? — попросила Катя. — Я недол…

— Нет-нет, — поспешно перебил ее генерал. — Это секретная служебная линия. Кстати, Екатерина Сергеевна, не могли бы вы подъехать ко мне сегодня? В любое время.

— К вам? В принципе, могу. А… зачем?

— Нужно будет привезти кое-какие документы.

— Документы? Какие?

— Какие? Прежде всего, свидетельство о рождении, — на ходу придумал Кипелов.

— Чье? — удивилась Катя.

Генерал покачал головой и тихо пробормотал:

— Старею… Я имел в виду свидетельство о браке, — поправился он. — О вашем браке с Юрием.

Катя не очень понимала, зачем для вызволения Юрия из военного плена нужно свидетельство о браке. Освобождают, кажется, только тех, у кого маленький ребенок. «Однако, — подумала Катя, — генералу виднее».

— Хорошо, — согласилась она.

— Так я могу рассчитывать, что вы подъедете? — уточнил Кипелов.

— Да, конечно.

— В таком случае, до встречи.

Юрий Борисович повесил трубку, некоторое время посидел с задумчивым видом, после чего довольно потер руками и сказал:

— Замечательно. Теперь нужно в деталях продумать план битвы.

Утром, разбросав самые срочные дела, которых, как всегда, накопилось сверх меры, подполковник Лобанов, командир отдельного мотострелкового батальона, расквартированного в Кривохуково, — тот самый, с которым якобы поговорил Юрий Борисович, — неожиданно вспомнил про «партизанов», отправленных несколько дней назад на заброшенную базу, чтобы не мешались под ногами. Вспомнив о них, он немедленно снял трубку телефона и набрал номер своего заместителя.

— Терентьев? Слушай, как там эти, которых мы на базу отправили? Все живы? Ты им продовольствие подвез?

— А как же, — не моргнув глазом, ответил заместитель, до этой минуты ни разу не вспоминавший о «партизанах». — Все в порядке. Осваиваются на новом месте.

— Понял. Ты их из виду не теряй. Люди гражданские, к жизни неподготовленные. Всякое может случиться.

— Разумеется, товарищ подполковник.

Успокоенный комбат повесил трубку, разом переключившись на следующие дела. Майор Терентьев был толковым офицером, и если он сказал, что все в порядке, значит, так оно и было. На ближайшее время о «партизанах» можно забыть.

Майор Терентьев, закончив разговор, смачно выругался.

«Как же это я так облажался? — подумал он. — Ведь записку себе писал».

Он осмотрел стенку, оклеенную канцелярскими бумажками. Бумажек было столько, что стена напоминала огромную рыбу с отставшей от неведомой болезни чешуей. Впрочем, ни на одной «чешуйке» ключевое слово «партизаны» не значилось. Майор не знал, что бумажка, которую он написал сам себе для напоминания, давно валяется под столом, сорванная порывом ветра.

«Впрочем, — успокоил себя Терентьев, — ничего страшного с ними за четыре дня случиться не могло. Сухой паек они с собой взяли. Вода в городке есть, а еда, если расходовать экономно…»

Тем не менее следовало срочно позаботиться о вверенном ему, пусть и против воли, личном составе. Правда, самому майору заниматься этим было совершенно недосуг. В данный момент он сочинял рапорт о проведении батальоном учений и раздумывал над тем, сколько единиц бронетехники подать, как нуждающихся в ремонте. По-настоящему, причем еще до всяких учений, в ремонте нуждалась примерно половина батальонного парка. Терентьев испытывал большой соблазн списать все на боевые потери. Но в этом случае получится, что вероятный противник вывел из строя колоссальное количество бронетехники. Возникал резонный вопрос: можно ли считать задачу батальона выполненной при таких потерях? С другой стороны, если о небоеспособных машинах не писать вовсе, они так и останутся небоеспособными. Денег на их ремонт никто не даст. Очевидно, следовало предпочесть золотую середину. Но золотая середина — это сколько? Майор как раз бился над этим вопросом, когда позвонил комбат. Понятно, что «партизаны» со своими проблемами пришлись очень некстати. И все же забывать о них не следовало. Майор снял трубку телефона и набрал номер.

— Склад?

— Так точно, — отрапортовал здоровый усатый мужик, восседавший за столом в канцелярии воинского склада.

— Майор Терентьев. С кем я говорю?

— Прапорщик Хохленко, товарищ майор.

— Значит, слушай сюда, Хохленко. У нас на базе, которая в лесу, три «партизана» сидят. — Майор знал, что на базе находится больше людей, но остальные «партизаны» были приписаны к другой части, командир которой аналогичным образом избавился от ненужной обузы. — Возьми в гараже «ЗИЛ», загрузи туда продовольствия на неделю и отправь на базу. Все понял?

— Так точно, товарищ майор, — подтвердил Хохленко.

Майор повесил трубку. Прапорщик Хохленко дело знал, и о дальнейшей судьбе «партизанов» можно было не беспокоиться. В случае чего — доложит.

Прапорщик Хохленко действительно знал свое дело. Знал он и о том, что «ЗИЛ» никуда поехать не может, поскольку не далее как вчера молодой водитель из последнего пополнения, с отличием окончивший на гражданке школу водителей, въехал на нем в телеграфный столб и пробил радиатор. Майору об этом Хохленко докладывать не стал, потому как радиатор худо-бедно заварят — чего беспокоить начальство по пустякам? Водитель пострадал больше: нервный шок и увечья. Нервный шок был получен после аварии, а увечья — после разбора результатов езды водителем-наставником. Впрочем, об этом Хохленко майору тоже не докладывал. Принял меры сам. Знал прапорщик еще и о том, что, будь даже «ЗИЛ» на ходу, до базы на нем все равно не доедешь — дорога давно заросла. Значит, продукты надо тащить на своем горбу, а на такое дураков нет. Правда, крути — не крути, продукты нужно отправлять. Поэтому мудрый прапорщик Хохленко снял трубку телефона и позвонил в соседнюю летную часть своему приятелю прапорщику Москаленко.