Олег Рой - Пятьдесят оттенков Серого волка, или Шапка Live Страница 4

По привычке Красная Шапочка открыла общую для нее и Плотвы собственную «библию», то есть книгу ЭЛ Джейн про тусклые оттенки на сцене знакомства героини и Серого, и припомнила одноименный фильм.

Вот это страсть! Вот это жизнь! Обзавидуешься!

– Что же мне теперь надеть кофточку бабушкиной расцветки в мелкий цветочек и обгрызть челку? – нахмурилась Красная Шапочка, оглядывая себя в зеркале в дверце шкафа. – Ну уж нет! Поеду как есть! В белом брючном костюме, так и быть, в балетках, а не на каблуках, с волосами, убранными в хвост, но в красной шляпе! Это мой персональный козырь!

Оленька читала, что у каждой девушки должна быть изюминка. Ее – это красная шапка. Правда, по размеру и яркости данная деталь тянула не на одну маленькую изюминку, а на целый фунт отборного изюма. Но так же лучше, не правда ли?..

– …Только не вздумай падать при первой встрече, как было в книге Джейн… – принялась поучать подругу Плотва. – Помнишь, как я пролетела с этой фишкой?

Оленька помнила. Плотве удалось выбить для себя интервью с молодым бизнесменом, занимающимся оптовыми поставками не то компьютеров, не то контрафактной свинины, и Эльвира ответственно подготовилась к встрече. Нашла в гардеробе своей мамы винтажное платьице из крепдешина болотного оттенка, убрала свои три волосинки в конский хвост и против обыкновения не стала накладывать черные тени до бровей. Только одно она никогда не меняла в своем имидже – туфли на каблуках в пятнадцать сантиметров. Их особенно любят носить девушки с длинными ногами формы палочек для суши.

Так вот, заявившись в офис, она увидела в кабинете сразу троих молодых красавцев в изумительно дорогих костюмах и немедленно эффектно рухнула к их ногам… Ее подняли, подали туфлю с оторванным каблуком, напоили кофе, посочувствовали, вызвали такси и проводили к выходу.

Но оказалось, что Плотва ошиблась этажом. Интервью пришлось брать по телефону, статья вышла слабенькой, а оторванный каблук никто не оплатил.

– Я в балетках еду, – быстро проговорила Красная Шапочка. – Кстати, – вдруг вспомнила она вопрос, который давным-давно собиралась задать подруге: – Слушай, скажи, а ты бы с Серым из фильма переспала?

– Шутишь? – Плотва жалобно хлюпнула.

– А со Шварценеггером? – продолжала Оленька травить свежие раны подруги.

Та с искренней грустью вздохнула.

– А с де Ниро? Ну, за миллион долларов? – настаивала Красная Шапочка.

– Откуда у меня такие деньги?! – взвыла Плотва с болью в голосе, соотносимой разве что с болью умирающего белого кита, пронзенного гарпуном безжалостного китобоя.

– Понятно… – Оленька вздохнула. – Ну извини, мне пора. Хорошего заплыва!

Водителя она долго ждать не заставила – к моменту, когда редакционная «Шкода» с нагло улыбчивым шофером появилась под подъездом, Красная Шапочка уже сама готова была не то что ехать – пешком бежать для того, чтобы взять интервью. Наша героиня всегда оказывалась легка на подъем, вспыхивала, словно сухая солома, а ее настроение менялось, как ветер в спальном районе.

В общем, в нужное время Красная Шапочка, одетая строго по рекомендациям апрельского Hell и сияющая, как вспышка у фотографа в Каннах, узревшего какую-нибудь Кристен Стюарт, была у ворот киностудии.

Глава 2. Киношная, ознакомительная, о том, как от смены настроения продюсера меняются судьбы… всех

– Ай ты гой-еси, добрый молодец, ай да попала твоя лебедица белая да в чужой дом злого дядюшки в наш жестокий двадцать первый век. А вот не исполнятся твои желания, пока не сразишься ты с врагами лютыми и не победишь силушку злую! – звучал из мониторов съемочной группы голос дородной тетки.

На экране, на фоне новостроек современного города, напевно «вещала» Сказительница лет пятидесяти с наведенным свеклой румянцем, в русском костюме, искренно сопереживая главному герою снимающегося фильма.

– Это была заставка рекламного трейлера сериала «Шапка Лайф», – бодро заявила обозревательница кинофорума «Кинопоиск. Ру».

– Нормально получилось, – решил Олег, помощник помрежа. – Громко заявились.

На зеленой траве, окропленной росой, лежал, беспомощно раскинув лапы, Серый Волк. Его янтарно-желтые глаза закрылись, чтобы больше никогда не видеть синего неба, припушенного легкими перистыми облачками. Его уши не слышали сладостного пения птиц, а в животе зияла страшная кровавая рана. Его смертельно ранили… В тридцать первый раз.

– Дубль тридцать второй! Камера. Мотор. Начали! – прокричала худенькая Леночка, непохожая на трехголовую гидру, однако исполняющая на съемочной площадке сразу три функции.

Эффектная киногероиня – Люда-Шапка напрягла глаза так, словно перед ней выстроились в одну шеренгу все олигархи мира и хором предложили участие в акции «три в одном»: пентхаус, руку и сердце за короткое «да». Не моргая Люда-Шапка нежным, хорошо поставленным голосом произнесла «Вот и сказке конец…» и наконец-таки выдавила из себя долгожданную слезу. Для достижения большего драматического эффекта шмыгнула носом, не удержалась – чихнула, покраснела и, чтобы скрыть неловкость, полезла в карман за кружевным розовым платочком.

– Чертовщина! Сколько раз просил использовать водостойкую тушь и носовой платок белого цвета! – пробурчал себе под нос режиссер, Лев Львович. – У нас острейшая современная социальная драма-сказка, и важна каждая деталь. А белый платочек – один из намеков на целомудрие Красной Шапочки. Хотя кому я об этом говорю?!

Режиссер был вдвое ниже Люды Шапки и обладал повышенной шерстистостью, при этом оставаясь обаятельным, а многие актрисы считали, что и харизматичным.

Коренастый крепыш с массивной челюстью, трехдневной небритостью и стрижкой, которой позавидовал бы любой итальянский мафиози. Одет режиссер был неброско, но дорого – хорошие джинсы, красный пуловер, коричневая байкерская куртка и при этом дорогие замшевые ботинки, в общем, стиль «это были лихие девяностые, мы выживали, как могли, плюс ковбойская шляпа с загнутыми полями».

Слегка прихрамывая, Лев Львович мерил шагами небольшое пространство между двумя работающими камерами. Не вынимая трубку изо рта, он выпускал из носа колечки дыма.

Люда-Шапка снова хлюпнула носом и заморгала, еще сильнее размазывая тушь. Она всегда выполняла указания режиссеров. Из-за этого и была приглашема на роли, а благодаря спонсору фильма урвала главную. Люда понимала – от режиссера, ну и от оператора, зависит вся ее дальнейшая карьера, а может, и сама жизнь.

Еще за месяц до начала съемок девушка продумала свой сценический гардероб, вплоть до пуговиц, даже заказала портнихе вышить на белом платке красными нитками инициалы Л. Ш. Но сегодня случилось страшное! Платочка в гримерке не обнаружилось!

Чувствуя себя собакой Баскервилей, вышедшей на след Шерлока Холмса, Люда приступила к поискам. Сначала она опросила всю съемочную бригаду, затем переворошила свою сумку, вывернула наизнанку карманы, включая потайные, но тщетно! И тогда она сказала себе: «Элементарно, Люда! Я чувствую здесь руку одного из моих поклонников!» И действительно, чем больше Люда думалала об этом, тем больше уверялась, что платок украли поклонники. Как их там называют? Фетишисты, кажется. Это ее успокоило.

Люда-Шапка вспомнила, как пару дней назад в топе новостей появилось сообщение о том, что фанат украл у Виктории Бекхем ее розовые трусики. «А ведь отличный информационный повод!» – сообразила Шапка. Она была девушкой весьма практичной.

– Вот и сказке конец, – проговорила она в камеру, на этот раз гораздо более искренно, имея в виду возможность провала своей сценической карьеры.

– Молодец! Снято! – Лев Львович вяло поаплодировал.

Лежащий на траве Волк скосился в сторону актрисы и сжал зубы, боясь выказать отвращение к бездарной игре.

И тут позади Люды-Шапки, которой проще было изобразить утюг, чем передать горе, раздался вой – нечто среднее между воем пожарной сирены и знаменитым плачем Ярославны. Обычно так громко, с надрывом, исполняют свою работу плакальщицы.

– Ох, горе-горе! Не видать нам теперь счастья. Кормилец наш, вожатый! Да что там вожатый, глава семейства! Герой!.. – завывала Сказительница, обращаясь к неподвижно лежащему Волку.

Совсем мертвому, если, конечно, не обращать внимание на подергивающийся от нервного тика правый глаз.

Вся мировая боль, вся тоска не победившего пролетариата слились в мощном крещендо оператора.

– Сказительница, суть ты моя народная, подбородок чуть выше! Молодец! И второй, и третий тоже, а то жертву не видно! – прокомментировал тридцатилетний серьезный Потапыч, наблюдавший за всем этим действом в объектив камеры.

Сказительница, услышав столь оскорбительное для женщины замечание, заплакала искренней, да так, словно одновременно провожала молодость и «Титаник» в последний путь.