Пелам Вудхаус - Лорд Эмсворт и другие Страница 4

– Страдаете, мой милый, страдаете. Видимо, от перенапряжения.

– Кларенс!

– А что? Ты прекрасно знаешь сама. Вспомни о вазонах. Бакстер решил, что ты спрятала туда ожерелье.

– Я никогда…

– Решили, голубчик, решили. Вы просто не помните. А тогда швырялись в меня вазонами.

– Лорд Эмсворт, – выговорил Бакстер, обращаясь к хозяйке замка, – имеет в виду прискорбный случай с вашим бриллиантовым колье. Меня убедили в том, что вор спрятал его в цветочный горшок.

– Я помню, мистер Бакстер.

– Ну, как хотите, – сказал граф. – Нет, в жизни не забуду! Смотрю, из окна летят вазоны. Выглянул, а на траве – Бакстер в желтой пижаме. Вид дикий, глаза…

– Кларенс!

– Хорошо, хорошо. Я просто напомнил. Чем-чем, а галлюцинациями, мой милый, вы страдаете.

Леди Констанс повторила с материнской заботой:

– Нет, это не Джордж. Ружье все время было… О Господи! Кларенс!

– Да, моя дорогая?

– Мистер Бакстер, – сказала леди, – не оставите ли вы нас на минуту?

Оставшись вдвоем, брат и сестра помолчали. Потом злосчастный лорд попытался беспечно замурлыкать несложную мелодию.

– Кларенс! – повторила сестра.

– Да, моя дорогая?

– Это ты подстрелил Бакстера?

– Кто, я? Подстрелил? Ну, знаешь! С какой стати…

– Я спрашиваю: ты его подстрелил?

– Конечно, нет. Поразительно! В жизни не слышал такой чу…

– Ты никуда не уходил?

– При чем это здесь? Предположим, я вышел. Предположим, я хотел подстрелить его. Предположим, я об этом мечтал. Но как я мог, если не умею обращаться с этой штукой?

– Когда-то умел.

– Я многое умел, но…

– Что тут уметь? Я и сама могла бы…

– А я нет.

– Тогда объясни, как его подстрелили, если ружье все время было здесь.

Лорд Эмсворт воздел руки к небу.

– Почему «подстрелили»? Господи, Боже мой, как трудно разговаривать с женщинами! Откуда ты знаешь, что нет других… э-э… орудий? Да, может быть, замок ими кишит. Может быть, ружье есть у Биджа.

– Не думаю, что Бидж станет стрелять в Бакстера.

– Откуда ты знаешь? В детстве он любил стрелять. Сам же и сказал. Присмотрись к нему, я советую.

– Не смеши меня, Кларенс.

– Это ты меня смешишь. Зачем мне подстреливать людей? И вообще, с такого расстояния…

– С какого?

– Он стоял внизу, так? Я был здесь, наверху. Самый лучший стрелок, и тот… Кто я, по-твоему? Этот субъект с яблоком?

Доводы были весомы. Леди Констанс задумалась.

– Странно… Он убежден, что в него стреляли.

– Ничего странного. Я бы не удивился, если бы он считал себя репой. Или кроликом. Ты прекрасно знаешь, что он сумасшедший.

– Кларенс!

– Что «Кларенс»? Нет, что «Кларенс»?! Совершенно сумасшедший. Стоял он внизу в желтой пижаме? Швырял мне в окно вазоны? Во-от. Галлюцинация, моя дорогая. Больное воображение. Подстрелил! Это неслыханно! А теперь, – граф решительно встал, – пойду посмотрю, как там розы. Хотел почитать, подумать в тишине, но как? Ходят и ходят, туда-сюда, туда-сюда… То они выходят за Аберкромби, то их кто-то подстрелил, то я их подстрелил, и так далее. С таким же успехом можно читать на Пиккадилли. Ф-фу! – завершил свою речь несчастный лорд, подошедший достаточно близко к двери. – Ф-ф-фу! – И он исчез.

Однако его смятенный дух не обрел покоя. Если вы идете из библиотеки к выходу, вам приходится миновать зал. Слева от него расположена комната. А у этой комнаты стояла племянница лорда, Джейн.

– Эй! – крикнула она. – Дядя Кларенс!

Дяде было не до бесед. Джордж Аберкромби охотно побеседовал бы с этой девушкой, а может быть – и лорд Регет; но изможденному пэру была нужна тишина. Он жаждал одиночества. В тот день он видел столько женщин, что его напугала бы и Елена Прекрасная. Заприметив ее у комнатки, он только ускорил бы шаг.

Ускорил он его и теперь, бросив на ходу:

– Спешу, моя дорогая. Спешу.

– Какая чушь! – сказала Джейн, и лорд почувствовал в этих словах правду. Он резко остановился. Челюсть у него повисла, пенсне заплясало на шнурке, как листва под ветром.

– Меткий Томас, краса прерий, – прокомментировала Джейн, – бьет без промаха. Будьте добры, зайдите сюда. Хочу вам кое-что сказать.

Лорд покорно проследовал в комнатку и тщательно закрыл дверь.

– Ты… меня не видела? – выговорил он.

– Конечно, видела. Очень занимательное зрелище.

Просеменив к креслу, пэр опустился в него, остолбенело глядя на Джейн. Чикагский делец новой школы прекрасно понял бы его и даже пожалел. Жизнь этих дельцов отравляет смутная мысль о том, что методы их все же опасны. Начнешь спор с соперником при помощи пулемета, и как-то выходит, что кто-нибудь да пройдет мимо. Вот и крутись…

– Можно сказать, сидела в первом ряду, – продолжала племянница. – Поговорив с вами, я ушла плакать в заросли. Плачу, – и вижу вас в окне с этим самым ружьем. Взгляд хитрый, подлый просто. Только я собралась швырнуть в вас камень, как вы прицелились. Выстрел, вопль, Бакстер в крови… А я стою и думаю: что бы сказала тетя Констанс?

Граф издал низкий, клекочущий звук, словно та несчастная утка, с которой его сравнила сестра.

– Ты… ей не расскажешь?

– Почему бы не рассказать?

Граф содрогнулся.

– Не надо, моя дорогая. Ты же ее знаешь. Она меня замучает.

– Да?

– Ну конечно!

– Оч-чень хорошо. Вы это заслужили.

– Что ты говоришь!

– То. Посудите сами. Разрушили мне жизнь, как бобер какой-нибудь. Методично и прилежно.

– Я не хотел ее разрушать!

– Да-а? Тогда идите к столу и пишите Джорджу, насчет работы.

– Но…

– Что вы сказали?

– Я сказал: «Но».

– И хватит. К делу, дядя, к делу. Готовы? Хорошо. Итак, «Дорогой мистер Аберкромби…»

– Как это пишется?

– Говорю по буквам: астра, базилик, ежевика, роза, кувшинка, снова роза, омела, мимоза, снова базилик, ирис. Все вместе – «Аберкромби». Это фамилия человека, которого я люблю.

– Понял, – мрачно произнес граф.

– Тогда – к делу. «Дорогой мистер Аберкромби! В соответствии с нашей недавней беседой («соответствии» – два «о» подряд), рад сообщить, что предлагаю Вам место управляющего. Можете приступить к работе. Искренне Ваш Эмсворт». Эпос, мимоза, сирень…

Граф застонал. Джейн взяла письмо, нежно промокнула его пресс-папье и положила в недра одежды.

– Так, – сказала она. – Спасибо большое. Грех искуплен. Начали вы плохо, но покрыли свои беззакония.

Поцеловав его, она исчезла, а несчастный пэр постарался не думать о леди Констанс. Это ему не удалось. Да, размышлял он, нехорошо сжиматься в шарик из-за какой-то сестры. Обычно для этого требуется жена. Но так повелось с детства. Теперь поздно, не изменишься.

Утешало одно – могло быть хуже. Что-что, а тайна в сохранности. Конни никогда не узнает, чья рука сделала роковой выстрел. Подозревать она может, узнать – нет. А Бакстер вообще ничего не заподозрит. Он станет седым, очкастым чучелом, но этого секрета не разгадает. Как удачно, что он не слышал недавней беседы! Мог ведь стоять за дверью…

Позади раздался странный звук. Граф посмотрел туда и подпрыгнул. Из окна, словно призрак из могилы, торчали голова и плечи бывшего секретаря. Вечернее солнце сверкнуло в его очках, и графу показалось, что перед ним глаза дракона.

Да, Руперт Бакстер не стоял за дверью. В сущности, зачем? Прямо под окнами есть скамейка, на которой он и сидел с начала и до конца знаменательного разговора. Находясь в комнате, он слышал бы лучше, но ненамного.

Когда лицом к лицу находятся два человека, один из которых недавно стрелял в другого, разговор обычно не клеится. Один испытывает то, что французы называют gene[1]; и лорд Эмсворт только хмыкал или прочищал горло. Быть может, так бы и длилось, если бы Бакстер не сдвинулся с места, словно собираясь нырнуть вниз.

– Бакстер! – воззвал лорд, обретая дар речи.

Нечасто стремился он удержать былого секретаря, но сейчас он хотел успокоить его, объясниться. Что там, он был готов предложить ему прежнее место.

– Бакстер! – повторил он. – Мой дорогой!

Тенор его достиг самых высоких нот, и это проняло даже Бакстера. Тот застыл, граф, подбежав к окну, с радостью отметил, что он – в пределах досягаемости.

– Э-э… – произнес несчастный пэр. – Не уделите ли минутку?

Очки холодно сверкнули.

– Вы хотите со мной поговорить, лорд Эмсворт?

– Вот именно! – ответил граф, радуясь точному слову. – Именно поговорить. – Он снова прочистил горло. – Скажите, мой дорогой, вы все время там сидели?

– Да.

– Вы, случайно, не слышали нашей беседы?

– Слышал.

– Несомненно… То есть бесспорно… в общем, конечно… она вас удивила?

– Поразила.

Граф еще раз откашлялся.

– Сейчас я все объясню.

– Да?

– Да. Очень… э-э… рад такой возможности. Вероятно, вы не поняли, о чем говорит моя племянница.

– Понял.

– То есть превратно истолковали.

– Нет.

– Могло показаться, что ей… э-э… показалось, что я в вас стрелял.