Тоон Теллеген - Две старые старушки Страница 4

А временами другая, натянув коротенькую юбчонку и подбоченившись, прикрывала глаза и говорила:

— Если бы ты сейчас могла обнять меня и подумать, только подумать: «Я люблю тебя…»

И первая бормотала:

— Ладно.

И дрожащими пальцами вцеплялась в плечи другой старушки.

По большей части это случалось с ними днем, когда лучи полуденного солнца проникали в оконце на крыше, и на их чердаке становилось тепло.

Они никогда толком не знали, как полагается заканчивать подобный поцелуй, и обычно говорили: «Спасибо тебе» или «Это было очень любезно с твоей стороны», и расходились по разные стороны стола.

И пока они так сидели, наступал вечер, и они не произносили ни слова, лишь тогда в полной мере ощущая, насколько сильно они любят друг друга. «Очень, — думали они. — Очень».

Они могли бы сказать друг другу об этом. Но им казалось, что о таких вещах лучше молчать и смаковать переживаемые ощущения в тишине. Смаковать переживаемые ощущения — вот что они находили самой восхитительной вещью на свете.

~~~

ДВЕ СТАРУШКИ жили в большом старом доме на краю города.

Прямо над ними жил жалкий-прежалкий старичок, помешавшийся от одиночества. У него был толстый затылок и маленькие глазки с красными, вывернутыми наружу веками.

Иногда он стучался в комнату к старушкам, и они вместе пили чай.

В один прекрасный день старичок сказал, напряженно уставившись в свою чашку:

— А знаете, со мной за всю мою жизнь ни разу ничего такого не приключилось.

— Ну да, и с нами тоже, — поддержали старушки, — тоже никогда ничего такого.

— Да нет, — сказал старичок, — я вовсе не это имею в виду.

— Ах вот как, — сказала одна старушка.

Старичок посмотрел в пол, провел руками по волосам и, запинаясь, выговорил:

— Я вот о чем. Я бы очень не прочь разок это самое…

— Это самое? — переспросила удивленно вторая старушка.

— Ну да, — сказал старичок.

— А что «это самое»?

— Ну это… с вами.

— С нами?

— Ну да, очень бы я был не прочь с вами это самое разок, ну, потрогать у вас кое-что, ну, в общем, вы понимаете, о чем я…

— Да, — сказали старушки. — Понятно.

Воцарилось молчание. Атмосфера накалялась.

Затем одна из старушек сказала:

— Нет, мы не хотим, нельзя.

Старик вскочил и крикнул:

— Ну что вы как дети, в самом-то деле! Ну просто как дети, и все тут!

И не успели старушки ничего сказать, как он, хлопнув дверью, выскочил из комнаты.

Старушки остались сидеть подавленные.

— Ну, это же ничего, что я так сказала? — спросила одна.

— Да нет, — сказала другая старушка. — Я вот как раз об этом и думаю.

Был полдень. Комнату заливало солнце.

Через некоторое время старушек начали одолевать сомнения. Они думали о том, как одинок этот старик, о том, что он, возможно, теперь бесконечно огорчен.

— У нас-то с тобой есть мы с тобой, — сказали они. Они подумали о том, что жизнь старика, вероятно, была сущим адом, что в нем бушевали инфернальные страсти, что ни один луч света не проникал в его душу — вполне вероятно.

Часом позже они взобрались по лестнице и постучались в дверь его мансарды.

— Кто там? — спросил он.

— Это мы, — сказали они. — Можно зайти?

— Нельзя.

— Вам можно… это самое.

— Нет, я больше не хочу.

— Ну… за коленку.

— Нет!

— Под юбки — хоть до каких пор…

— Нет! Убирайтесь! Прочь!

Они вернулись к себе.

Было уже за полдень. Солнце зашло, окрасив крыши красным. За окном возились стайки воробьев, слышался шум автомобилей, самолетов.

Они понуро взглянули друг на друга. Он бы мог проделать с нами все, подумали они. Все, что угодно.

Слышно было, как он топает ногами, хлопает дверьми.

~~~

ДВЕ СТАРУШКИ жили в комнатах с красными плюшевыми креслами, тяжелыми гардинами.

Они любили друг друга и за многие годы привыкли думать, что счастливы.

По ночам они осторожно целовались, гладили друг друга по увядшим плечам.

Но вот мало-помалу одна из старушек начала ощущать себя несчастной. Она и сама не знала, когда возникло это чувство и почему. Это было, как если бы она скользила с невысокой горки. Но катилась при этом она одна.

Как-то раз она сказала другой старушке:

— Не надо бы тебе меня больше любить.

Это заявление было такой неожиданностью для второй старушки, что она упала и больно ушибла спину.

— Больше не любить тебя? — сказала она. — Что же мне тогда делать?

— Презирать меня, — сказала первая старушка.

Вторая старушка не смогла ничего на это ответить из-за перехватившего горло тяжелого чувства горечи, прежде ей незнакомого.

Неделю за неделей первая старушка продолжала твердить одно и то же: «Ты не должна больше меня любить» или «Ты в самом деле должна меня презирать». У нее было чувство, что она все быстрее и быстрее летит с горы. Навстречу пропасти.

Вторую старушку это утомило, и она постепенно начала испытывать отвращение к первой старушке, к ее словам, к ее унылым объятиям.

«Она права, — в конце концов с горечью подумала она про себя, — презирать ее надо, и все».

Они решили, что не станут больше прикасаться друг к другу и говорить о любви и страсти.

Они жили еще несколько лет в окружении своей мебели, картинок на стенах и фотографий давно прошедших лет, когда они ездили в Италию, катались на лошадях, были свидетельницами на свадьбах.

Никто не замечал в них никаких перемен.

— До чего же они симпатичные, эти старушки! — говорили соседи.

Пропасть, в которую они, наконец, упали, была мягкой, выстеленной пухом, но пахла отвратительно.

Они умерли, одна вскоре после другой.

~~~

ДВЕ СТАРУШКИ.

Жила-была одинокая старушка; она всю жизнь была одинока.

И вот ей позвонила другая старушка.

— Можно мне к вам зайти? — спросила она.

— Откуда вы меня знаете? — спросила первая старушка.

— Так, слыхала.

— От кого?

— Да уже не помню.

— Ах так.

Некоторое время спустя они вместе пили чай. Был поздний полдень. Смеркалось.

— А занимались вы любовью когда-нибудь? — спросила старушка, что пришла в гости.

— Нет.

— А знаете, как это делается?

— Нет, вообще говоря, не знаю.

Они разделись и забрались в постель, две старые, покрытые морщинами старушки.

Они лежали, укрывшись одеялом, и гладили друг друга.

— А получится ли у нас как надо? — спросила одна.

— Да получилось уж, в лучшем виде, — сказала другая.

— Да, я тоже так думаю.

Немного спустя одна старушка спросила:

— Ну а вообще-то, читали вы что-нибудь про это дело?

— Да нет, ничего такого.

— И я нет.

Они целовались, время от времени хихикали, потом уснули.

Посреди ночи первая старушка проснулась. «Ох, — подумала она, — вообразить только, что некоторые люди никогда ничего подобного не испытывали». Ее мысли все время возвращались к бутерброду с ломтиком выдержанного сыра: ничего вкуснее, по ее мнению, придумать было невозможно.

Вторая старушка заворочалась в постели и пробормотала:

— Здорово все же было, а?

— Ага.

Обе они думали: вот, бывает же такое… а если бы мы были помоложе, это было бы еще лучше? Неужели!

Они поразмышляли о слонах, взрывах и загадочных убийствах и снова уснули.

На следующее утро первая старушка сказала:

— Ну, теперь тебе пора.

— Нет, — сказала вторая.

— То есть как это нет? Это мой дом!

— Ах нет, никуда я не пойду. Я люблю тебя.

— Это совершенно неважно.

— Это очень важно.

— Ничуть!

— А я все-таки не уйду!

Первая старушка схватила вторую за плечи.

— Уходи! — завопила она. — Убирайся! Вон!

— Нет! Ни за что! — сказала другая старушка. — Я больше никогда не уйду. Я люблю тебя. Я буду тебе верна. Ты увидишь!

Борясь и толкаясь, они постепенно приблизились к двери. Там они повалились на буфет. За стеклянными дверцами послышался звон бьющейся вдребезги посуды. Старушки тяжело дышали.

Наконец, обессиленные, они рухнули на пол.

— Кошмар, — сказала одна старушка. — Ужас, ужас.

— Никогда не думала, что способна так сильно кого-нибудь любить, — сказала вторая старушка. — Только представь себе: ведь почти всю жизнь прожила! Бывает же такое!

Первая старушка ничего больше не сказала, чувствуя, как колотится ее сердце, и до того закашлялась, что ей пришлось приподняться и сесть.

Вторая старушка спросила:

— Может, тебе воды?

Первая старушка кивнула.

— Ну, давай воды… — сказала она.

~~~

ДВЕ СТАРУШКИ.

Две старушки жили в маленьком домике. Рассудок их постепенно слабел. И мало-помалу ими начал овладевать страх, что они больше не любят друг друга.