Григорий Горин - Трехрублевая опера Страница 4

– Почему без милиции? – возмутился Директор. – Они же разбегутся!

– Куда? – удивился Пичем. – Да я половину желающих на том берегу оставил!

– Так это не настоящие... нищие? – начал понимать Директор.

– А то какие же?! – обиделся Пичем. – Подбирали в театрах по теме: из Достоевского, из Диккенса.:.

– Но мэрия собиралась иначе, – начал было Директор, но его перебила возмущенная миссис Пичем:

– Собирались? В тюрьму им пора собираться! Жулье! Я им так и сказала: профессионалы всю жизнь ходят с протянутой рукой на сцене, а вы их хотите заменить на самодеятельность? Да в Америке актерский профсоюз вам бы голову оторвал!

И, схватив у мужа мегафон, крикнула:

– Коллеги! Выходи строиться! Проститутки – налево, нищие – направо, ворье – посредине!

Прибывшие, шлепая по воде босыми ногами, с шумом побежали на берег и начали строиться согласно установленному ранжиру...

Массовка выстроилась на помосте, как на плацу.

Режиссер, Директор и мистер Пичем обходили шеренги, разглядывая персонажей.

Те заискивающе смотрели на Режиссера.

Мистер Пичем давал пояснения:

– «Обитатели лондонских трущоб»... это – «петербургские»... «парижские клошары»... «московские босяки», из «На дне» которые... юродивый – из «Бориса Годунова»...

Юродивый вдруг рухнул на колени, протянул руку, заголосил:

– «Мальчишки копеечку отняли! Вели их казнить!..»

– Достаточно! – оборвал Режиссер и бросил юродивому монетку.

– Сцен не надо! Только обозначайте характер!..

Они двинулись дальше, подошли к группе девиц.

– Ну, это сами понимаете... – продолжал Пичем. – «Жрицы любви»! Жертвы социальной несправедливости...

«Жертвы» игриво заулыбались.

– Здесь и «Пышка»... мопассановская... и наши: от Сонечки Мармеладовой до «Соньки – золотой ручки»...

Девушки, каждая обозначив свой типаж, все вместе сделали довольно старомодный «книксен».

– А вот и ваша лихая компания, мистер Мэкки! – Пичем подвел к бандитскому строю. – Хотите – «Разбойники» Шиллера... хотите – налетчики Бени Крика!

Бандиты радостно поприветствовали Мэкки.

– А этот почему здесь? – Режиссер вдруг заметил среди музыкантов юношу в черных очках. Того самого, что сорвал съемку в павильоне. – Это что, «Слепой музыкант»? Короленко?!

– Я – Мышкин! – с достоинством произнес юноша и снял очки.

Секунду они смотрели друг другу в глаза – Режиссер – неприязненно, музыкант – отрешенно.

– Князь, вам бы встать рядом с Бароном из «На дне»! – посоветовал Пичем и добавил, обращаясь к Режиссеру: – Я разорившихся аристократов тоже позвал... Вдруг пригодятся?

– Все ясно!! – строго сказал Режиссер и взял в руки микрофон. – А теперь, коллеги, выслушайте меня все внимательно! Снимаем – «Оперу», но про нищих. И смета – соответственная! Самый большой гонорар – копеечка юродивому... Других денег нет! Поэтому желающим разбогатеть советую сразу же плыть отсюда вон на том катере... Подробности у нашего Директора, он умеет рифмовать!

Все понимающе промолчали. Никто из строя не вышел.

– Хорошо! – сказал Режиссер. – Тогда продолжим... Снимаем про нищих, но мюзикл!.. В мюзикле главное – кордебалет! В кордебалете главное – слаженность! Общий успех – твой успех! Кто считает иначе и будет тянуть в кадре на себя одеяло – счастливого пути!

И снова никто из строя не вышел.

– Тогда за работу! – Он сбросил пиджак, вскочил на помост, дал знак музыкантам. – Раз-два-три-четыре! Раз-два-три-четыре! Повторяем за мной! Легкий жанр – самый трудный! Петь, двигаться, улыбаться, не потеть! Четыре задачи по Станиславскому! Раз-два-три-четыре!

Режиссер начал показывать танцевальные движения. Массовка с трудом пыталась их повторять...

– Раз-два-три-четыре! – командовал Режиссер и участникам, которые не выдерживали ритма, приказывал: – Все! Спасибо! Переходите на второй план! Не мешать! Вы – отдыхайте! И вы!.. И вы!..

Часть массовки, среди которой оказался и юноша – уличный Музыкант, с выражением досады отходили в сторонку. Остальные старательно выполняли команды.

Темп стал усиливаться. С Режиссером осталась небольшая группа пластичных актеров. Их движения на глазах делались более слаженными, переходя в особый вокально-танцевальный

Музыкальный номер 6

Номер напоминал репетиции кордебалета из фильмов «Corus Lane» и «All that Jazz» Боба Фосса, и пелось в нем об удивительном жанре киномюзикла, когда диалог, вокал и танец неразрывны.

В мюзикле все условно! И все по-настоящему, как в жизни...

Во время этого номера массовка, как бы исполняя и роль декораторов, выстроила на наших глазах «Улицу Лондона» и все необходимое, что нужно было для съемок фильма о похождениях капитана Макхита.

Поздно вечером на берегу залива разожгли костры.

У костров расположилась часть киногруппы.

Ужинали. Пили вино. Отдыхали. Слушали песню заезжего гостя – возможно, А. Розенбаума или А. Макаревича.

Возле Директора сидела Корреспондентка с магнитофоном.

Чуть поодаль – юноша, уличный Музыкант. Рядом лежала скрипка в футляре.

Музыкант листал режиссерский сценарий, но сам иногда посматривал на актрису, играющую Полли.

Та, в свою очередь, бросала косые взгляды на Режиссера и Поленьку Синичкину, о чем-то тихо беседовавших в сторонке...

Корреспондентка брала у Директора интервью:

– Это про что будет фильм?

– Ну, как сказать... Про бандитов, проституток... много песен, много шуток! – привычно срифмовал Директор. – В общем, музыкальное кино... по пьесе... Джон Гей. Писатель был такой, английский. Прочтите!

– Да некогда! – вздохнула Корреспондентка. – Мне материал завтра сдавать... Вы вкратце...

– Ну, если вкратце... Мэкки-нож бандитом был... Разных девушек любил... Жил довольно весело... В конце его повесили...

– Не фига себе, сюжетик! – ахнула Корреспондентка. – Интересно!

Музыкант не выдержал, вмешался в разговор:

– Вы извините... Мне кажется, это не совсем так! Опера – высокий жанр. Там все глубже и серьезней...

– Уйдите, князь! – сказал Директор. – Не возникайте!..

Юноша вздохнул, снова полистал сценарий, потом подошел к Полли:

– Извините... Вы меня не помните?

– Нет! – сухо ответила Полли. Она была уже довольно известной актрисой и к назойливым приставаниям поклонников привыкла.

– Я – музыкант! Я вам съемку еще сорвал в павильоне... Не нарочно...

– Очень приятно! И что?

– Да вот спросить хочу: сцену свадьбы Полли и Макхита снимают завтра?

– Опять сорвать думаете?

– Наоборот! – не поняв шутки, ответил Музыкант. – Я в консерватории учусь! – пояснил юноша. – Музыку сочиняю. У меня есть настоящий свадебный хорал. Хотел вам показать...

– Мне зачем? Режиссеру покажите!..

– Пытался! – вздохнул юноша. – Он всегда занят!..

В это время Режиссер взял Синичкину за руку, направился к морю.

– Он всегда занят! – повторила Полли, сердито глядя им вслед. – А вы – решительней! В кино надо быть пробивным! Вот идите сейчас и покажите... Он будет рад!

– Вы так думаете? – юноша посмотрел на Полли, затем направился вслед за Режиссером и Синичкиной.

Догнал их на дорожке...

Полли вглядывалась в темноту... Увидела, как юноша что-то говорил Режиссеру, тот нетерпеливо слушал, потом громко спросил:

– Ваша фамилия – не Мендельсон? Нет? Тогда исчезните! Другой музыки для свадьбы не требуется!

После чего Режиссер решительно взял Синичкину за руку, и они скрылись в темноте...

Музыкант вернулся к Полли.

– Не понравился хорал? – вздохнула Полли, кивнув в сторону ушедшего Режиссера.

– Он – грубый! – сказал Музыкант.

– Он – гангстер! – сказала Полли.

– Вжился в образ! – согласился Музыкант. – Только поэтому я его прощаю! Иначе бы – застрелил...

Полли вздрогнула, впервые с любопытством глянула на Музыканта.

– Как это «застрелил»?.. В каком смысле?

– На дуэли! – пояснил Музыкант.

– А... Ну, другое дело! – успокоилась Полли. – А я подумала – всерьез. Слышала, вы князя Мышкина играли?

– Почему «играл»? Я и есть – Мышкин, – спокойно ответил юноша. – Хотя, может быть... и князь. У Достоевского не зря наша фамилия использована. У меня, знаете, иногда бывает такое аристократическое бешенство... Страшно!

Полли снова с испугом глянула на Музыканта и чуть отсела:

– А на съемки как попали?

– Я вам объяснил: музыку сочиняю. В том числе и оперную... Но пробиться трудно. А здесь все-таки – опера. Про нищих, но – опера! Высокий жанр! И автор – Джон Гей, аристократ... Он понимал! Не только принизить власть, но и возвысить неимущих – вот была его цель! Это уж потом Брехт все опошлил своей марксистской философией... А в подлиннике – восемнадцатый век! Я изучал. Впрочем, лучше я вам сыграю, если позволите?