Петр Пинских - Петралаши, или Смешная книжка для отдыха Страница 4

Рот теперь приоткрылся у студента:

– Как, нет Меркенской АССР? А перевод? А…

– Вот, так вот, – говорю, – шутка это была. Хохма. Прикол.

– Как это, шутка! Как это, шутка! Да, я сегодня на ящик пива поспорил с ребятами, что есть такая АССР. Никто не верит! Я с ними по-меркенски разговаривал. Я им обещал живого меркенца привести! В доказательство. То есть, тебя. А теперь? Что? Ящик пива? Да?… О-о-о! Какой же, я – дурак, какой дурак!..

– А вот, это – правильно, – ответил я ему. – Акымак ты (ненормальный), настоящий – акымак. В переводе, с… меркенского.

Петралаш шестой. Истина – в вине?

Следующий петралаш – как бы, в продолжение предыдущей истории, но совершенно на другую тему.

Как выше упоминалось, в институт я не поступил. Надо было возвращаться домой. Естественно, поездом. В «предварительной» кассе билетов на ближайшие дни не оказалось. Оставался «Х»-вариант: «За час до отправления поезда».

На следующий день после того, как одного из представителей «малых народов», то есть – меня, «раскололи», а потом превратили снова в простого русского азиата (или – азиатского русского, как вам будет угодно), собрав свое скромное абитуриентское барахлишко, я отправился на вокзал.

Но: ни за час, ни за полчаса до отправления поезда, кроме места в купейном вагоне (50 руб.), ничего другого мне предложить не смогли. Я-то, устраивая в «Доме колхозника» «сабантуйчик», рассчитывал на билет в плацкартном вагоне (34 руб.). А тут…

Вот, это да! Влип! В кармане – ровно две бумажки (по 25 руб). И все! А как же: еда, курево? Как-никак, а целых трое суток идет поезд от Москвы до столицы Киргизии – Фрунзе. (Тогда, еще не Бишкеком она называлась). Во, – думаю, – «день рожденьице» у меня предстоит! (Как раз, на завтра у меня выходил День рождения). Это, что: на абсолютный «тощак» придется его отмечать?

Крепко тогда пришлось мне почесать свой затылок. Но чеши, ни чеши, а другого ничего не оставалось. Пришлось покупать билет в купейный вагон. На бегу, чуть ли не на последних минутах, все оформил и заскочил в вагон.

Купе оказалось – двухместное. Попутчица – миловидная женщина, на вид, лет на 5 – 10 старше меня. Не слишком общительная. Но туда-сюда, а на столике – уже и курица жаренная, и колбаска и овощи всякие. А у меня-то – ноль полнейший.

Под видом – покурить, вышел в тамбур (Женщины тогда, почти все, не курили). Тут еще… ужин начали разносить в судках, на огромных, таких, решетках, типа этажерки с ручками. Запахи!.. Желудок сам себя переваривать начал. Весь день, ведь, до этого толком не ел. Решил «задавить» голод куревом. Не проблема. «Стрельнул» в своем тамбуре, потом – в другом, третьем. Так, пару часов и «проваландался».

– Где вы, так долго были? Уже и ужин кончился. – Приветливо встретила меня попутчица.

– Да, я в вагоне-ресторане «ужинал», потом курил в тамбуре. – Ответил ей. А сам слюну глотаю – запах от остатков ужина еще не выветрился.

Дело, к ночи. О всяких, там, «дорожных романах» с попутчицами наслышан был предостаточно. Тем более моя попутчица начала слишком демонстративно, как мне показалось, готовиться ко сну. (Как потом оказалось, действительно – показалось).

Естественно, каким бы голодным я себя не чувствовал (как же можно было «ударить лицом в грязь», когда такой случай подвернулся), начал к ней «клеиться». Вот тут и началось…

Какой шум она подняла!.. Прибежали проводники. Менты откуда-то появились. Увели меня. А ментам – что, надо? Документы проверили, вещички. «Шнырь», «шнырь»… по карманам – «голяк» полный. Только переглядываются.

– Как же, – спрашивают, – студент ты – не состоявшийся, домой собираешься доехать? Без единой копейки? Воровать будешь?

Я им все по порядку и рассказал: про «меркенца», про «за час до отправления», и про «лицом в грязь», тоже. От души насмеялись все втроем. Подружились. Потом один ушел к проводникам договариваться. А тот, что остался, мне даже «трояк» сунул. (Среди них тоже, оказывается, люди бывают).

Вопрос мой разрешили даже слишком просто: меня подселили к мужчине лет, эдак – 45-ти, а молодую женщину, что была с ним, переселили к моей бывшей попутчице, так резко превратившейся из вполне миловидной в какую-то страхолюдину.

Мужчина этот оказался поляком, кое-как, больше «на пальцах», объяснявшимся на русском. Чуть позже, когда мы начали друг друга понимать, выяснилось, что ехал он в Киргизию к дочке, которая вышла замуж за русского парня, служившего в Польше пару лет назад.

Кое-как, тоже «на пальцах», я ему объяснил причину «великого переселения». Он в ответ, крепко пожал мне руку. И похвалил похлопыванием по плечу. И особенным, нашим русским оттопыриванием большого пальца руки – вверх. Мол: «Во!» «Во!». Сунул «червонец» и отправил в вагон-ресторан за коньяком. Обмыть, так сказать, поступок настоящего мужчины, то бишь, меня. Все плечи мне обтрепал со словами: Мужик – «Во!»

И понеслось… все трое суток (!!!) он вообще, (Вообще!) не дал мне даже просто сомкнуть глаза. Если быть совсем точным – двое с половиной суток. Потому что после первого же («с горкой») стакана коньяка, я свалился «замертво». (Ведь, совершенно на голодный желудок!). Успев перед «отключкой» кое-как ему объяснить, что у «меня завтра – День рождения».

Рано утром разбудил меня тоже коньячный запах, но уже более приятный, какого-то другого элитного коньяка. Под самым носом. С некоторым усилием продрав глаза, первое, что я увидел перед своим взором – стакан, до краев наполненный коньяком, и кусочек хлеба с толстым слоем черной икры сверху.

– Дждзень рожження! Дждзень рожження! – Передо мной стоит этот поляк, улыбаясь во весь рот, кивком головы показывает на празднично накрытый столик и сует мне в руки стакан с коньяком и хлеб с черной икрой.

Боже! Такого «вкусного» Дня рождения, больше, у меня никогда не было за всю мою жизнь! Тут тебе: икра черная, икра красная, балычок, сервелаты разных сортов, какие-то заморские баночки с непонятной для меня снедью, напитки всякие, импортный коньяк, в какой-то пузатой бутылке! А – тортик!.. М-м-м!!! И все это – в начале семидесятых! Когда, даже просто слово – «сервелат» для меня, сельского жителя «из глубинки», было незнакомым.

Где-то к середине дня, когда к выпитому коньячку добавилась тоже неизвестная мне водка «Кремлевская» и еще какие-то деликатесы, мы оба почувствовали, что начинаем понимать друг друга. Хотя он разговаривал, вроде как, по-польски, а я – по-русски.

Для примера. Снимаю брюки, одеваю трико. Он мне:

– Шо ты, «бжутшцы» други «тшаджешь»?

Я спокойно объясняю:

– Брюки уже помялись, а трико – как раз, для дороги. В ресторан – что, в трико нельзя сбегать?

Это я к тому, что мои «забеги» в вагон-ресторан стали потом постоянными. Сунет он мне пару-тройку «червонцев», похлопает по плечу: смотри, мол, сам. Я – туда и обратно. Сдачу с «червонцев», какую мне иногда давали, поляк не брал, а все теребил за плечи (мужик – Во!) и хлопал по моим карманам. (Раньше в трико карманы были – не то, что сейчас!).

То, что у меня «дждзень рожження», вскоре разнеслось по всему вагону. Какой же русский (да и киргиз, тоже) пройдет мимо «халявы»? И потянулись к нам…

Станция «Аральское море». Купил поляк РЫБИНУ! Станция «Арысь» – АРБУЗ! Соответственно… и «под РЫБИНУ», и «под АРБУЗ». (Проводники и отдельные пассажиры, считай, «прописались» у нас в купе). А я – был переводчиком! Представьте себе: ни хрена не зная польского, я – его понимал! Толи, действительно, спиртное ломает какие-то языковые барьеры, толи, где-то в подкорковом слое у меня какие-то гены расшевелились. (В фамилии моей, явно, прослеживаются польские корни). Но ведь, на самом деле!

…Какое-то время уже после этой истории я, пусть с натяжкой, «врубался» в польскую речь. Как раз, по телевидению показывали польский сериал «Четыре танкиста и собака» с синхронным переводом. Я спокойно мог смотреть этот фильм без какого-либо перевода. Совсем недавно этот фильм повторяли. Попытался сейчас «врубиться» в польский. Нет. Не получилось.

А тогда…

Вот, едем по бескрайним казахстанским степям. Он, глядя в окно, что-то бжиекает, пшиекает про пустующую «дзжемлю» (ну, не помню, что конкретно поляк тогда говорил). Я ему по-русски (По-русски!) отвечаю:

– Ну, и толку: что земли много. Без воды земля – мертвая.

Он бжиекает что-то в ответ, уже про воду. И спокойно, так, беседуем, как ни в чем, ни бывало.