Письма к детям - Кэрролл Льюис Страница 4

Р. S. Боюсь, что меня не будет в городе, иначе я с удовольствием воспользовался приглашением, хотя бы для того, чтобы сказать тебе: «Неблагодарное чудовище! Прочь с глаз моих!»

Агнес Арглз

Честнатс, Гилдфорд 18 мая 1869 г.

Дорогая Долли!

Посылочка с анемонами и орхидеями пришла в Крайст Черч как раз вовремя, и я смог захватить ее с собой. Все цветы я передал своей старшей сестре, которая просила передать, что она очень признательна за подарок и хотела бы познакомиться с «садовником». Если тебя это не затруднит и ты могла бы прислать отросток, то он был бы с благодарностью принят. У одного анемона оказались корни, и он был сразу же высажен в саду. Бедняжка выглядел довольно жалко, но сейчас вполне оправился и чувствует себя превосходно.

Я пробуду здесь несколько дней и сегодня вечером возвращаюсь в Крайст Черч, где, вероятно, останусь до середины июня. После этого я буду свободен до октября и, возможно, сумею заглянуть к тебе (на полчасика, не больше), если ты окажешься где-нибудь поблизости. Ты спрашиваешь, что означает «поблизости». Ну что же, вопрос правильный. Я намереваюсь поделить свое время поровну между Пекином и Перу, неделю там, неделю здесь. Оба места необычайно интересны. В Пекине полно лисиц, в Перу — лилий{7}. Жители Пекина питаются исключительно лисьими хвостами (с сливочным маслом, как тебе, должно быть, известно), а жители Перу очень любят втыкать лилии в волосы. Это очень интересно, хотя, возможно, тебе трудно в это поверить (если трудно, то, пожалуйста, не верь).

Где ты будешь летом? В стране лисиц или в стране лилий? Я не смогу ни спать, ни есть, пока не узнаю, где именно, поэтому надеюсь, что ты ответишь мне поскорее.

Самые лучшие пожелания всем родственникам, какие только у тебя могут быть.

Преданный тебе Ч. Л. Доджсон

Изабел Станден

Честнатс, Гилдфорд 22 августа 1869 г.

Дорогая Изабел!

Хотя наше знакомство длилось только пятнадцать минут, во всем Рединге нет человека, которого я знал бы дольше. Думаю, ты не очень рассердишься на меня за то, что я беспокою тебя по пустякам. Прежде чем встретить тебя в Гарденз, я купил кое-какие старые книги в одной лавочке в Рединге и оставил их тан, чтобы потом зайти за ними, но сделать это так и не успел. Не помню, как называлась эта лавочка, но могу сказать, где она находится. Если ты узнаешь фамилию женщины,

которая держит эту лавочку, и впишешь ее в бланк, который я прилагаю к этой записке, и отправишь ей по почте, я буду очень признателен... Один мой друг (его зовут мистер Льюис Кэрролл) сообщил мне, что намеревается послать тебе книжку. Это очень близкий мой друг. Я знаю его всю свою жизнь (мы одного с ним возраста) и никогда с ним не разлучался. Разумеется, он был со мной и в Гарденс, не отходил от меня ни на ярд, даже когда я рисовал для тебя головоломки. Хотел бы я знать, заметила ли ты его?

Твой пятнадцатиминутный друг Ч. Л. Доджсон

Р. S. Удалось ли тебе начертить три квадрата?{8}

Эдит Арглз

Честнатс, Гилдфорд 7 сентября 1869 г.

Дорогая Эдит!

«Лучше послать короткую записочку вечерней почтой, чем письмо на трех страницах утренней». (Это любимое изречение Конфуция. По правде говоря, он редко говорил что-нибудь еще.) Долго ли ты пробудешь в Баббакомве? Я нахожусь в самом разгаре приготовлений к фотографированию, но, быть может, мне все же удастся выкроить несколько дней перед Оксфордом (кудя я возвращаюсь около 5 октября). Очень сильное искушение!

Привет Долли и наилучшие пожелания всем.

Любящий тебя друг Ч. Л. Доджсон

Джорджине Уотсон

Честнатс, Гилдфорд Дорогая Ина!

Хотя я не делаю подарков ко дню рождения, ничто не мешает мне написать ко дню рождения письмо. Я подошел было к твоей двери, чтобы поздравить тебя с днем рождения, как мне повстречалась кошка. Она приняла меня за мышку и стала гонять меня то вверх, то вниз, так что под конец я едва мог держаться на ногах. Но каким-то образом мне удалось проникнуть в дом, где мне повстречалась мышка. Она приняла меня за кошку и начала швырять мне в голову утюги, посуду и бутылки. Разумеется, я снова выбежал на улицу, где мне повстречалась лошадь. Она приняла меня за тележку, и протащила меня до Гидцхолла, но самое ужасное случилось, когда мне повстречалась тележка, которая приняла меня за лошадь. Меня впрягли в тележку, и мне пришлось везти ее мили и мили — до самого Мерроу. Поэтому, как ты понимаешь, я никак не мог попасть в ту комнату, где была ты.

Мне было приятно услышать, что по случаю своего дня рождения ты прилежно учила таблицу умножения.

Я все же успел заглянуть на кухню и увидел, что праздничное угощение готовится наславу! Полное блюдо корок, костей, пилюль, катушек из-под ниток, ревеня и магнезии! «Уж теперь-то,— подумал я,— она будет счастлива!» И с довольной улыбкой я пошел дальше по своим делам.

Твой преданный друг Ч. Л. Д.

Агнес Арглз

Честнатс, Гилдфорд 3 января [1870 г.]

Дорогая Долли!

... Относительно того, чтобы я остался до вторника, должен заметить: еще никому не удавалось поддерживать мое настроение на должном уровне более трех дней подряд, и весьма возможно, что в понедельник утром оно будет прескверным и ты будешь только рада избавиться от меня, а я... Стану ли я думать о какой-то там девятилетней девочке? Одной девочки в доме мне вполне достаточно, и не обязательно, чтобы ей было ровно девять лет или чтобы она была очень маленькой. Но что действительно важно (и уж об этом я позабочусь непременно), так это то, чтобы ее имя непременно начиналось на Д.

Ты говоришь: «Надеюсь, что Вы скоро увидите меня». Это зависит от тебя самой: если, когда я приеду, ты будешь все время смотреть в другую сторону и ни разу не повернешь головы, то, вероятно, пройдет немало времени прежде, чем ты увидишь

твоего преданного Ч. Л. Доджсона

Эдит Джебб

Лейчестер 18 января 1870 г.

Дорогая Эдит!

Обратила ли ты внимание на того джентльмена со странной внешностью, который сидел в одном купе со мной, когда я уезжал из Донкастера? Я имею в виду джентльмена вот с таким рисунок носом (как называются такие носы, я не знаю) и вот такими рисунок глазами. Он все время косил одним глазом в окно, когда я высовывался, чтобы прошептать тебе в ушко: «До свидания» (кстати, я забыл, где именно расположено твое ушко, но помню, что нашел его где-то над подбородком), и, как только поезд тронулся, джентльмен сказал мне:

— Кажется, о.о.о.

Разумеется, я сразу понял, что это означает: «Она очень огорчена», и ответил:

— Еще бы! Ведь я сказал, что собираюсь как-нибудь приехать сюда еще раз.

Джентльмен от радости принялся потирать руки (и потирал их примерно полчаса), улыбаться от уха до уха (я имею в виду не от одного уха до другого, а одного уха вокруг всей головы до того же самого уха) и, наконец, сказал:

— С.С.С.С.

Сначала я подумал, что он просто шипит, как змея, и не обратил на это никакого внимания, но потом мне пришло в голову, что джентльмен хотел сказать:

— Смиритесь, сударь, стоит ли стенать? Поэтому я улыбнулся и ответил:

— С.с.с. (что, разумеется, означало: «Совершенно справедливо, сэр!») Но джентльмен меня не понял и заявил весьма сердитым тоном:

— Не шипите на меня! Вы что: кошка или паровой котел? С.с. Я понял, что последнее означало: «Смолкните совсем», и ответил джентльмену:

— С.

Ты, конечно, сразу догадалась, что это означает: «Слушаюсь», но джентльмен ответил очень странно:

— У вас не голова, а к. чан к. пусты.