Алиса Лунина - Рояль под елкой Страница 41

Возможно, потому, что он был некрасив и как-то даже литературно некрасив (слишком большие черные глаза, темные курчавые волосы, тщедушная фигура).

В общем, непонятно отчего, но только ее натурально начало колотить. А он все говорил, говорил… К моменту, когда чудак стал рассказывать о трагической жизни Грина в голодном Крыму в постреволюционные годы, Лера уже готова была разрыдаться.

Как же так: алые паруса, бегущая по волнам, волшебный порт Лисс — и вдруг ели ворон. Грин ловил ворон, чтобы накормить любимую женщину.

…Дом оказался действительно неподалеку. На Пестеля, в пяти минутах.

— Вот здесь они жили.

Она помолчала, потом спросила:

— Сколько я вам должна?

— Не знаю, — пожал незнакомец плечами. — Да и не в деньгах дело.

Лера усмехнулась:

— Вы прямо будто со страниц его романов.

Она достала сто долларов, которые всегда носила с собой в кошельке (мать сунула, мол, мало ли что). Он взял, даже не оценив достоинства купюры (видимо, действительно дело было не в этом), и пробормотал:

— Вы очень красивая! Похожи на актрису.

— Мне и положено на нее походить — в скором будущем я ею стану.

— Вы могли бы сыграть Ассоль! Знаете, он часто писал о женщинах демонического склада, женщинах-дьяволицах с красной помадой, а вот вы совсем не такая.

— Откуда вы знаете? Может, я как раз из этих… демонических женщин?

— Нет, — он упрямо покачал головой, — вы Ассоль, или Бегущая…

Глаза Леры зажглись недобрым огнем: «Ну да, как же, Ассоль! Ассоль, которая сказала бы Грею: да, я поеду с тобой, мой милый, если ты уничтожишь этот город!»

Он взял ее руку. Она думала — поцелует, но он не решился, просто крепко сжал.

И на прощание ни с того ни с сего сказал:

— Наградой за ожидание будет любовь!

Лера опешила.

— Это вы о чем?

— О вас!

— И долго мне ее ждать?

Он задумчиво посмотрел на нее (она поежилась — очень уж глаза большие) и огласил приговор:

— Нет, недолго! Вот увидите, в этом году вы встретите свою любовь.

Она усмехнулась:

— Ну, смотри, не обмани!

…Обманул! Год кончается, уже, в общем, кончился. Выходит, зря она дала сто долларов. Разве что до полуночи ей встретится «заслуженная награда».

Неожиданно послышалась мелодия. Что-то знакомое… Дымов улыбнулся, узнав — Энио Морриконе из кинофильма «Профессионал». Оказалось, звонил сотовый Тамиры. Увидев высветившийся номер, она усмехнулась:

— Представляете, Кабанов звонит!

— А я так и думал, что он не оставит вас в покое!

— Ну и что мне делать? Отвечать?

— Вы сомневаетесь, Тамира? Хотите вернуть Кабанова? — почему-то расстроился Дымов.

Она промолчала.

Телефон не умолкал. Тему из «Профессионала» прослушали уже в седьмой раз.

— Может, отключить? — предложил Дымов.

Тамира задумалась, потом решительно сказала:

— Лучше ответить! Чтобы у него не было никаких иллюзий!

Она взяла телефон в руки.

— Да, Кабанов, привет. Ага, давно не виделись. Что ты хочешь сказать? Как я дорога тебе? В самом деле? Недоразумение? Ну да, конечно… Все останется, как было? Придешь сейчас, чтобы забрать меня? Снимешь другую квартиру? Вот спасибо-то! Нет, Кабанов! Не придешь! Потому что меня здесь уже не будет! Куда я денусь? Улечу с Митричем на Альдебаран! Да, именно так и понимать! Прощай, Кабанов! Привет супруге!

Она захлопнула крышку телефона и выключила аппарат.

— Ну, вот теперь для Кабанова я недосягаема!

— И вы не вернетесь к нему?

— Нет!

«Она не вернется к Кабанову!» — обрадовался Дымов.

— Приходите завтра на мой концерт! Помните, вы говорили, что в финале подарите мне свою картину. Придете?

— Может быть, — улыбнулась Тамира. — Ах, Дымов, какой вы счастливый человек! Наверное, даже сами не знаете! Я вам так завидую!

— Почему вы думаете, что я счастливый?

— Ну, как же! Вы нашли себя в профессии! Реализовались!

Последнее слово она произнесла со значением.

— Мне кажется, я бы все отдала за то, чтобы угадать себя, раскрыться!

— У вас еще все впереди! Вы такая юная!

Тамира вздохнула. Как бы ей хотелось рассказать ему о своих страхах, излить душу, потому что с этим так сложно жить и почти невозможно справляться самой… Ведь ей так часто страшно. Особенно по ночам — она просыпается и понимает, что она еще не живет, а будто только готовится жить, готовится к жизни, в которой все будет по-настоящему. И любовь, и дело, дающее смысл… Можно и без дела, главное, чтобы была любовь… И если к талантливому человеку — то тем более собственное дело неважно. Она бы служила его таланту, и смысл был бы в этом.

Тамира задумчиво взглянула на Дымова. Да, она бы могла служить его таланту. Окрылять его своей любовью, всегда быть рядом, заботиться и стирать ему носки. Да, стирать носки — и это необходимо, чтобы Дымова ничто, даже носки, не отвлекали от служения. Ее проблема в том, что прежде она не встречала человека, соответствующего масштабу ее личности. В самом деле, о чем говорить: сначала взбалмошный мальчик, изломанный и нервный, потом Кабанов. А она ждала такого, как Дымов, его можно любить, не уязвив своей женской гордости…

Всего этого Тамира, конечно, вслух не произнесла, а лишь насмешливо заметила, что не всем с самореализацией везет так, как Дымову. В ответ Дымов с печальной улыбкой заметил, что это вряд ли вопрос везения, потому что ему пришлось много работать. И если ему и повезло, то только в том, что работа была ему в радость, потому что музыка — его мир и вся его жизнь.

— Вот я и говорю, что вы счастливец. У вас Дар. Вас бог поцеловал в темечко.

Дымов смутился и попробовал отшутиться:

— Какие вы серьезные слова говорите. Еще приму на веру, и тогда пиши пропало! Я, если честно, боюсь впасть в маразм и начать слишком серьезно к себе относиться, потому и стараюсь почаще хлопать себя по ушам, хотя иногда все же кажется, что есть опасность… Как в том анекдоте про одесского еврея. Играл он так себе, средненько, но любил при случае повторять: «С гениями беда. Вот Бах умер, Моцарт умер, Брамс умер. Я тоже что-то неважно себя чувствую…»

Тамира вздохнула:

— Смешно. А я просто живу, рисую кошек…

Дымов коснулся ее руки:

— Кошки — это прекрасно, замечательно! Ах, как прекрасно и оригинально, что вы рисуете именно кошек!

— А знаете, Вадим, — доверчиво, как-то по-детски, сказала Тамира, — я, может быть, когда-нибудь стану писателем! И напишу историю. Очаровательную и легкую, в которой новогодней ночью так долго шел снег и слышен был чей-то вздох: «Как странно все…» А наутро герой подарил героине белые хризантемы, невообразимо элегантные! Ах, как бы я любила эту историю!

Дымов улыбнулся:

— Значит, новогодняя ночь, и снег, и хризантемы? Полагаю, речь идет о любовной истории?

— Все лучшие истории на свете — любовные!

— А хотите, утром я принесу для вас хризантемы? — вдруг спросил Дымов.

Вместо ответа Тамира неожиданно сказала:

— Иногда мне кажется, что я знаю о любви все!

— Когда вы это говорите, я вам почти верю! — улыбнулся Дымов.

— Понимаю. Вы цепляетесь за это жалкое «почти», потому что если поверите совсем — влюбитесь в меня. Или еще хуже: полюбите, оставите в своей квартире и проживете со мной всю жизнь.

Дымов смутился.

— Не смущайтесь! Это шутка! Правда в каждой шутке есть только доля шутки… Но я не хищница! Уверяю вас! И я не пытаюсь завлечь вас в искусно расставленные сети!

— А жаль! — отшутился он.

— Мне просто нравится разговаривать с вами, понимаете? Поэтому я так откровенна! С Кабановым и поговорить не о чем! Сейчас скажу, как Митрич: «Бездуховность, ёк-макалёк»!

Оба покатились со смеху.

— С Кабановым у нас ничего общего! Он дарит мне платья, сумки, духи и, может быть, даже себя, а мне бы хотелось, чтобы мой возлюбленный подарил мне меня! Настоящую! Понимаете?

— Кажется, да!

— А потом, знаете, Дымов, говорят, что нужно избегать людей, которые лишают вас веры в себя. А Кабанов лишал меня веры в себя! Он постоянно подчеркивал, что без него я пропаду и что я слабая и бездарная и мои картины никому не нужны. И потому мне непременно нужно было порвать с ним.

— А хотите, Тамира, — тихо сказал Дымов, — я постараюсь подарить вам вас?

Тамира ничего не успела ответить, потому что их беседу прервал дверной звонок. На мгновение оба вздрогнули, потом с облегчением рассмеялись — ах да, это наверняка привезли заказ.

Дымов отправился открывать дверь.

— Доставка пиццы! — заученно и равнодушно объявил симпатичный черноволосый парень, разносчик пиццы в фирменном синем костюме.

— С Новым годом! А мы вас заждались! — весело объявил Дымов. Вадим находился в прекрасном настроении и чувствовал симпатию даже к этому незнакомому парню. Дымов подмигнул ему и зачем-то признался: