Светлана Багдерина - Волшебный горшочек Гийядина Страница 41

Дверь не подалась ни на миллиметр.

Но, не успел Кириан глубокомысленно предположить, что она заколочена, или просто декоративный элемент, как главный специалист по волшебным наукам сменил тактику, отошел на несколько шагов, разбежался, споткнулся о порог… и ласточкой влетел внутрь головой вперед, затормозив о ближайшую колонну.

– К-кабуча… – только и оставалось слов в адрес предательски-легко распахнувшейся двери. Иван спешно бросился ему на помощь… Но с таким же успехом он мог попытаться пройти сквозь стену. Волшебный меч, тут же извлеченный из ножен, делу тоже не помог – ни на стене, ни на двери не осталось даже царапины.

Серафима и Олаф тревожно переглянулись, объединили усилия, налегли на неуступчивую дверь вдвоем, втроем с Иванушкой, вчетвером с Селимом…

Двери вполне могли быть нарисованы на стене.

– Ну где вы там ходите? – приоткрылась створка перед очередной перегруппировкой и попыткой высадить несговорчивый предмет интерьера, и наружу высунулась сердитая взлохмаченная голова Агафона.

– Закрой, не мешай… – прорычал отряг. – Щас мы ее, хелово отродье…

Но ничего из предложенного его премудрие делать не собирался.

Наоборот, он приоткрыл створку пошире, подставляя залитому солнцем дню прохладный полумрак, залегший на дневку между сотен прямых серых колонн таинственного склада, постучал зачем-то себя костяшками пальцев по лбу, и проговорил:

– Так заходите.

Друзья переглянулись и без комментариев последовали его совету.

И на пороге открытой двери снова уткнулись в стену – на этот раз невидимую.

– По-моему, туда может пройти только волшебник… – озабоченно наморщил лоб Иван. – Помнишь, Сень, как тогда, в Проклятой башне Костея?

– Только там у меня было приглашение, – кисло подтвердила царевна. – А сейчас внутрь придется засылать одного Агафона.

– Почему это одного? – оскорбленно выпятил нижнюю губу Абуджалиль и решительно выбрался вперед. – А я что, не волшебник?

– Но там может быть опасно! – вдруг воскликнула Яфья, но тут же спохватилась, зарделась, прижала руки к губам и конфузливо опустила глаза, словно сказала что-то постыдное, наложнице калифа, хоть и опальной, не приличествующее.

Абуджалиль расцвел, потому что именно так оно и было. Яфья, сама Яфья, впервые признала факт его существования на Белом Свете не только в качестве неиссякающего источника комфорта и пирожных! Да если бы сейчас ему бросили вызов сами Десять Великих, он был готов без размышления кинуться в схватку и развеять их по ветру как сахарную пудру!

Но у других на этот счет было свое мнение.

– Точно, Абу, сынок, – ласково кивнул Селим. – Тебя никто не хотел обидеть, но Яфья, наша голубка, чистую правду говорит. Ты замечательный придворный маг, спору нет. Но как в удовольствиях и наслаждениях тебе нет равных, так и в бою нет равных Агафону.

– В этом нет ничего постыдного, Абуджалиль, миленький! Каждый должен уметь хорошо делать что-то одно, чем всё, сразу и кое-как! – подхватила Эссельте.

– Абу, это же не игрушки! Мы не знаем, что вас там ждет! – сочувственно проговорил Иван. – А если придется сражаться?

– Думаешь, такие сокровища оставили без охраны? – скептически усмехнулся менестрель. – Они ведь Десять Великих, а не Десять Идиотов!

– А если там эти… иприты? – с завистью вздохнул Олаф.

По возбужденной физиономии придворного чародея пробежало облачко сомнения, быстро сменившееся тучкой растерянности, вслед за которым шел грозовой фронт испуга… Сметенный очень быстро циклоном упрямства.

– Нет, – сурово нахмурившись, проговорил он. – Иван-ага совершенно правильно сказал, что мы не знаем, что нас там ждет. Пусть в бою от меня пользы никакой, я это первый признаю… но там я хотя бы смогу стать Агафону лишней парой глаз. А в месте, где не знаешь, что тебя подкарауливает, это уже немало. Если, конечно… он согласится… меня с собой взять…

Его премудрие задумался на миг, и торжественно махнул рукой.

– Вливайся. Когда я писал контрольные, то всегда мечтал о лишней паре глаз – на затылке, предпочтительно, чтобы списывать у нашего отличника, Арно. И никогда не верил, что мечты сбываются…

– А тут на тебе – и глаза, и отличник, в одном балахоне, – улыбнулся Иван.

– Лучше поздно, чем никогда, – усмехнулся менестрель.

– Я буду за тебя просить премудрого Сулеймана… – стиснула руки на груди, уперла взгляд в пол и еле слышно прошептала Яфья, и ни у кого не возникло сомнений, кому были адресованы ее несмелые слова.

– С-спасибо… – не нашелся, что ответить застигнутый врасплох Абуджалиль, и нервная бледность его медленно стала заливаться алым.

– За вас обоих…

– Удачи вам! – конунг бережно похлопал Абу по плечу.

– Без вас мы не улетим! – заверила его Сенька.

– Ну, ни в лес, ни по дрова, как говорил Шарлемань Семнадцатый, – Кириан ободряюще потрепал по руке выпускника ВыШиМыШи.

– К ифритам… – криво, но сумел улыбнуться в ответ Абуджалиль.

– До встречи! – браво подмигнул Агафон,[55] кивнул напарнику присоединяться, и вразвалочку, довольный донельзя, что его балахон скрывает трясущиеся коленки, пропал за мягко прикрывшейся дверью.

Когда закрывшаяся дверь отсекла их от внешнего мира, обрезав тихо, но неумолимо мир снаружи, маги, не сговариваясь, зажгли над головами по круглому светящемуся холодным белым светом шару и замерли, прислушиваясь.

Тщетно.

Бесчисленное множество серых прямых колонн, окружавших их словно холодный каменный бор, уходило кронами капителей под невидимый во тьме потолок, надежно скрывая от непрошенных посетителей любые шумы, даже если они и были. Но единственными звуками под далекими гулкими сводами было эхо их шагов – каждый будто удар каменного сердца в груди спящего под складками мрака жуткого древнего чудовища.

Которое, вообще-то, очень любит гостей.

– Такое впечатление… словно они живые… и со всех сторон подступают… – на грани слышимости – почему-то ему казалось, что в таком месте нужно разговаривать именно так – прошептал Абуджалиль. – На психику… давит… Как в лесу… Заблудиться можно…

– Тебе не кажется… – так же тихо пробормотал едва ли не в ухо приятелю Агафон, – что за нами следят?

Абу побледнел так, что его премудрие пожалел о сказанном. Но – слово не тетка, не вырубишь топором, как однажды совершенно справедливо заметил свергнутый ныне монарх Вондерланда.

– П-пока ты не с-сказал… не к-казалось… – через несколько секунд, когда придворный маг, наконец, успокоился и мог говорить без риска откусить себе язык, последовал вполне предсказуемый ответ. – Н-но тебе в-в этих в-вещах… в-вид-днее…

– Интересно, куда сейчас?.. – проговорил Агафон, нервно оглядываясь по сторонам и натыкаясь бегающим взглядом то на одну колонну, то на другую, то еще на дюжину их в просветах между первыми двумя, словно и впрямь находились они не в хранилище знаний древних магов, а в каком-то странном и диком каменном лесу.

– Н-не знаю… – растерянно пожал плечами его товарищ. – Я п-полагал, откровенно г-говоря, что сразу, как только в-войдем… увидим какие-нибудь с-стеллажи… п-полки там… или ш-шкафы… или с-сундуки, скажем… ну или кучу с-сокровищ, наконец… к-какую-нибудь… Или… лестницу в п-подземелья… где полки… шкафы… и к-куча… Но к-колонны? К-кому понадобилось занимать ими в-всё п-пространство… и з-зачем?.. Н-нелепый дизайн…

– Кхм. Пожалуй, ты прав. Нелепый дизайн, – объемной, все изменяющей на своем пути волной прокатился над головами подпрыгнувших магов звучный приятный голос.

И в тот же миг обхаянные колонны пропали, а открывшиеся почти бескрайние просторы залились приглушенным мягким светом, словно вмиг зажгли тысячи канделябров. Но не успели гости ни испугаться, ни удивиться, ни высказаться на предмет нового интерьера,[56] как тот же голос снова откашлялся, снова сказал: «Нелепый дизайн», и просторы исчезли, словно растворились, оставив вконец ошарашенных волшебников у стены огромного зала и в припадке клаустрофобии, осложненной агорафобией.

Все палаты всех правителей Белого Света, собранные под одной крышей и представившие самые редкие, самые изысканные, самые удивительные свои сокровища, проиграли бы нокаутом в первые три секунды поединка покоям, открывшимся перед ошеломленными взорами магов. Ибо такой пышности – ослепительной, ошеломляющей, способной закружить голову и перехватить дыхание даже у самого закоренелого бессребреника и аскета не было еще в подлунном и солнечном мире от веку веков. Даже если бы от того, назовут ли изумленные и потрясенные юноши хоть один предмет роскоши, отсутствующий в этом зале, зависела их жизнь и жизнь их друзей, они бы сдались без боя. Ибо не было во всем мире такой вещи, такой безделушки, такого украшения, картины, ковра, статуи, посуды, такой диковины, не имеющей среди неискушенных людей Белого Света и названия, что отсутствовала бы здесь. Блеск огней, отраженный мрамором, отполированным до блеска зеркала, и зеркалами, огромными как мраморные плиты, сверкание драгоценных камней и горного хрусталя, шелест фонтанных струй под сенью дерев – всё мягким, но непрестанным напором ошеломляло, оглушало, подавляло и завораживало неподготовленного визитера, заставляя его забыть про цель посещения. Да что там какая-то цель – спроси сейчас у юных магов, застывших с разинутыми ртами и вытаращенными глазами, как их зовут и где родились – и то, казалось, ответа не получить в течение еще добрых десяти минут…