Евгений Шестаков - Номерные сказки Страница 44

— Эпос! — громко сказал государь, — Народный! Нужен! Песенно-стихотворный о деяниях геройских людей. А то вон у всякого народа своя кричалка имеется и через поколения сказителями потомкам передается. А у нас разве тока одни частушки. К тому ж одни неприличные. А надобно эпопею поэтическую сочинить. Подгитарного складу. Али хоть под гармошку. Чтобы барды пели, а народ слушал. О том, как предки были славны. А не о том, как у мово миленка огурец под пленкой, двадцать лет его растил, только нынче угостил...

Царевна прыснула, приглашенные бояре хихикнули, государыня с улыбкой потупилась. Его величество по-своему истолковал их реакцию.

— Вот именно! Вместо былинных песнопениев — сплошные хохотушки срамные! Рази ж они как следует дух народный передают? Нет! А ведь даже вон у дикарей индейских разумные баллады имеются. Как там бишь... Ну, навроде... — государь, припоминая, пожевал губами. И вдруг неожиданно и мощно выдал в сильно извращенном, длинном и утомительном виде :

С койкоместа Гайавата злой восстал от недосыпаНа ночных сверчков. И матом крыл их крепко, одеваясь.Томагавк заткнув за пояс, взял он лук и взял он стрелы,И пошел лесной дорогой к речке уток настрелятьИль гусей к обеду жирных, коль еще не улетели,Или гадких ирокезов для коллекции из скальпов,Или жирненьких апачей для забавы молодецкой,Иль кого-нибудь из белых подстеречь и укокошить,Криком боевым индейским до поносу напугав,Чтоб не шлялись, словно дома, при часах и кошельках,Чтобы знали, кто хозяин рек, лесов и прерий здешних.А то ишь, козлы такие, понаперли отовсюду,Будто тута им малина, а хозяев будто нет,Будто можно без зазренья инглишем орать на белокИ швырять на землю шпалы для колесных смрадных чудищ,Рощи вырубив под корень в день по тысяче гектаров,И за золото дрянное нож пыряя каждодневноВ брюхо как единоверцам, так и местному народу,Каковой для них лишь мусор и отрыжка мирозданья.Нет, вонючки! Гайавата зря что-ли стрелять училсяИз любого положенья из оружия любого по любой наземной цели?Хрен вам, гады! По тропинке, непрерывно маскируясь, он идет.И хрен кто слышит шаг его в лесу осеннем!Он один. Но хрен кто сможет изловить его и грохнуть!Потому что храбрый воин с детства смерти не боится,Потому что он с пеленок бил собак и кошек вешалГроздьями на всех деревьях. А отец ему за этоЛеденец дарил трофейный и с убитого портянки,И учил стрелять на запах виски и на цокот шпор сапожных,И топор метать на милю точно в брюхо капеллану,Чтоб не смел своим кадилом духам нашим в нос вонять.Хрен вам всем! Рукою верной Гайавата не промажетИ по брови в землю вгонит иль на дно реки отправитХоть бригаду, хоть эскадру, хоть на ядрах прилетайте -Все найдете здесь могилу! За родной земли свободуИ за огненную воду в ваших флягах все помрете,Здравствуйте, я ваша тетя!Костяная и с косой!Песнь моя — за упокой!Чу! Услышал Гайавата! И увидел. И рукоюПотянулся к томагавку. А другою он для боюЛук свой мощный снял с плеча.Половинку кирпичаДля метанья приготовилИ кастет, весь в пятнах крови,Что проламывал, бывало,Даже рыцаря забрало.И копье из цельной елиС наконечником огромным,Что ни разу мимо целиНе воткнулось, сколько помню.И ужасную секиру, что куда острее бритвы,Вынул он не страху ради, а конкретно ради битвы.И топорик окаянныйС длинной ручкою деревянной,И ножей лихой набор,Каждый длинен и остер.И ружье-оленебой,Что всегда носил с собой,Сняв с холодного придурка,То ли копа, то ли урки,В общем, звался Следопыт,Пока не слетел с копытОт удара в лоб дубиной.И ее, конечно, вынулИз заплечного мешка.Враз она полкотелкаСносит запросто с размаху.Даже мамонтову ряхуКак-то набок своротил,Размахнувшись что есть сил.Чтобы зря не топал ночью,Когда люди спят и хочутТишины вокруг себя.И аркан достал, любя.И, лелея, приготовилДля душения без крови.И немалый южный нож,Что на финский не похож,Что любым манером кинешь -Так и так по ручку вхож.Хочешь — в брюхо, хочешь — в спину,Хочешь — ткну, а хочешь — кину.И, конечно, бумеранг,Что летит по кругу дрангХоть нах остен, хоть нах вестен.Промахнулся — снова вместе.А уж ежели попал -Птицу мочит наповал.Всадника — с коня сбивает.И, бывает, убиваетДаже вместе и с конем.Ежли десять раз метнем.Да, короче, все при нем!Всем запасся Гайавата,Лучший образец солдатаИ волшебник поля боя.Даже полковой трубоюОн самим собой снабжен.Всяк да будет им сражен!Всяк ему да покорится!Всяк его да убоится!Всяк пред смертью убедится,Что зазря пришлось родитьсяИ напрасно помирать.Чу! Ступает вражья рать...

— Хватит! — крикнула царица. И, опрокидывая посуду, встала. И демонстративно вышла. Следом за ней — царевна. Покрутив предварительно у виска пальчиком.

— Совсем вы, батя, по зимнему времени озверели! Сугробы везде, воевать несподручно, так вы в мыслях буйствуете. Негоже!

Бояре молчали.

— Не понравилось, что-ли? — спросил их государь. — Я же в качестве примера. Что люди эпосы целые сочиняют, а у нас лишь одни хохмы короткие.

— Да ими, поди-тко, и обойдемся? — вопросительно произнес казначей, — Что-то уж больно слушать-то страшно, батюшка. Аж икота нервная, прости Господи, сквозь портки рвется. Может, не надобно нам оно?

Все промолчали. Включая шута, который спал и ничего не слышал. Но стонал во сне. Кошмарил, видимо, помаленьку.

— Ну и хрен с вами! — обидевшись, сказал царь. И дулся на всех вместе взятых подданных до обеда и даже немного после.

Сказка №67

В этот день ни в стране, ни при дворе ничего примечательного не случилось. Вчерашнее прилюдное исполнение государем псевдостихотворного лжеэпоса о якобы Гайавате столь угнетающе подействовало на умы, что вторые сутки все слышавшие его были слегка не в себе. Его величество ходил с прибитым виной лицом, вздыхал и мысленно публично просил прощенья. И , похоже, не находил такового в испуганных взглядах придворных и домашних.

Лишь один человек, а конкретно господин летописец, не только не осудил государя за аморально-кровожадное выступление, а даже был неприкрыто им восхищен. Господин летописец как персона третьестепенная за завтраком сидел в самом углу и не все хорошо расслышал. Но ему понравился принцип. Пересказывать чужое сочинение, отродясь его не читав и даже толком не слышав. И, удалившись в свою светелку, он тоже кое-что накропал. Книга произведений Гомера в учрежденной его величеством библиотеке отсутствовала, и господин летописец, поплевав на ладони, взял и написал ее. За Гомера. Легко и быстро. И поставил на полку. И понял, что его посетила Идея. Отныне так и будет. Если не достать настоящей книги — так напишем же ее сами! И он тихо порадовался за себя. И еще разок перечел на память начало.

"Эх!Гордо смотря на причал сквозь перископ дальновидный,Наш Одиссей-капитан басом молитвы прочелВсем богам по одной, кроме Зевса, которому две,Тенором крикнул рыбачкам, чтоб верность ему сохраняли,В их числе и супруге, чьи груди не знают размера,Альтом высоким свистнул концы обрубатьВ смысле хорошем, канаты имея в виду,И — поплыл наш "Арго", острым носом вздымая буруны,Тяжкой кормой с рестораном на три четверти в воду просев.Песнь затянули под плетку гребцы удалые,Вторили им пузырями, упершися в дно, бурлаки,Старый буксир, извергая дымы вертикально,Винтом по воде колотил и тянул безвозмездно.Я, слабогрудый писец, от волненья икаю в семь дыр,Компас заветный ховая под кожные складки.Ходит по палубе хмуро многообъемный Геракл,Это ему весь маршрут без устали дуть в паруса.Добрый Орфей, расстегнувши златые одежды,Кормит дельфинов мелкою тварью с себя.Ловкой рукой держит руль Прометей-огнекрад,С другом своим Геростратом хитро шепчась о своем,Тихо под шлюпкой лежит Архимед бесполезный,Их с Пифагором никто на корабль не звал.Тайно проникли, везут контрабандою циркуль,Точек мешок, два рулона парабол и сферу.Ах!Крикнул раввин, закрестились монахи на сходнях,Белого агнца в живот ударил стамескою жрец.Вот наконец и поход! Тянут якорь мосластые руки.Боком навстречу судьбе наш "Потемкин" дрейфует, треща.Царь Одиссей в адмиральских наколках по телуСквозь козырек смотрит на кубрик богов,Где главную жертву АхиллИз елениных глаз на сковородке готовит в надежде,Что милостив будет если не сам Посейдон, то хотя б рыбнадзор.Вот и гудок. Это Крон, покровитель гороха,Задом своим через рупор рожает положенный звук.Машет платок на брегу. И парик. Облысев, Пенелопа,Тягостью сделалась мужу. И он уплывает.Ух!С шумом ударили крепкия веслы о льды!Тронулся грозный "Варяг" наш навстречу невзгодам.Царь Одиссей круторукий смотрит с бушприта в бинокль,Планы его велики, как опухшего мамонта шкура.Я, бледнолобый поэт, от качки блюю беспрестанноНа фок и на грот, и даже на клотик с бизанью.Крепко построен, весьма оснащен наш "Титаник" громоздкий.Сто сорок тысяч дерев на него изрубили в капусту,Склеив затем из опилок комод превосходный румынский,Который к тому же плавуч оказался на диво.Сам сэр Гефест принародно на крепость "Аврору" проверил,Из носовой своей дырки стальною соплей хлобыстнув.И не попав. Столь увертлив корабль, с виду большой и брюхатый.И матерясь. Очень груб металлургический бог.Много ночей ткали хлопок на парус ткачихи,Самых больших пауков ловкостью рук посрамив,И детской слюною скрепляли с яйцом пополам вместо клея,Чтобы Борей мощнодуйный на хер бы их не порвал.Ох!.."

Сказка №68