Владимир Чекмарев - Африка в огне Страница 45

Хотя всё в этой ситуации было очень и очень подозрительно и, по сему, товарищ Семен и приданный ему Птица вставили в скважины оба ключа и были наготове, а пулеметчики в вагонах и БТРах были наготове еще более.

Вступать в бой с тремя сотнями ушлых и хорошо вооруженных мужиков было недопустимо, нет, мы их, конечно же, разбили бы, но фактор времени поджимал, и плюс они могли по злобе уничтожить пару километров путей и попросту нас тут заблокировать. И, самое главное, они притащили с собой Flak.30*, и хотя они его ещё не применили, это тоже осложняло ситуацию. Тарасюк чуть не на коленях просил взять его на второй тур переговоров, где клялся исправить ситуацию и командир внял, проведя, правда, пару раз воспитательную работу.

Короче, через час от нашего вагона вдаль за холмы потянулась цепочка старателей с мешками, а в десяти метрах от поезда, где кончалась запретная зона, старшина Тарасюк и завхоз старателей, с грустными и умными глазами старого еврея-бухгалтера, тщательно считали мешки. Когда количество мешков у обоих спецов совпало, договаривающиеся стороны раскланялись, весьма друг другом довольные. Глава старателей заверил Барона, что они не держат зла и не имеют претензий, так как все это оказалось недоразумением, и покосился на многочисленные пулеметные стволы, пасущие сектора.

Когда наш эшелон тронулся в путь, на платформе дрезины стояла зенитка старателей. Тарасюк забрал её у них в счет мешков. Он это аргументировал тем, что хоть песок старателей, но мешки-то Тарасюка!

А по приезде в заданный пункт и сдачи груза, Тарасюк махнул пустые мешки на два Ровера.

Глоссарий

Балалайка – жаргонное прозвище Советского истребителя МИГ-21 за его форму.

Фантомас – жаргонное прозвище Советского военно-транспортного самолета Ан-12, за морду-лица.

Fokker F-27-500 Friendship – Голландский транспортный самолет.

Горюнов – Советский пулемёт Горюнова.

Flak.30 – Немецкая автоматическая зенитная пушка.

Танки и верблюды Магриба

И, быть может, немного осталось веков,

Как на мир наш, зеленый и старый,

Дико ринутся хищные стаи песков

Из пылающей юной Сахары.

Средиземное море засыпят они,

И Париж, и Москву, и Афины,

И мы будем в небесные верить огни,

На верблюдах своих бедуины.

Мы прибыли в Геспериды, благополучно сдали груз и уже стали готовиться к отбытию в родные воды, как все вдруг кругом забегали и, судя потому, что, чем крупнее чин, тем более квадратными у него были глаза, стало ясно – прибывает большое начальство. И начальство прибыло, это был сам местный комманданте полковник Бен Хамид, семь лет назад он пришел здесь к власти, но в чине себя так и не повысил. Полковник осмотрел образцы привезенной нами сельхозтехники широкого назначения, поинтересовался калибрами и дальностью стрельбы, а потом, обойдя наш куцый строй, пожал всем руки и роздал с принесенного гарной дивчиной в червонном берете подноса симпатичные медальки, испещренные саблями и арабской вязью. (Гарной её назвал Тарасюк. Старшину убило то, что медаль, висевшая у дивчины на кителе, лежала буквально в горизонтальной плоскости).

А полковник этот, кстати, был, весьма, интересный и не простой товарищ. Мне понравились его глаза: спокойные, умные. Было ощущение, что на тебя смотрит Сахара всей своей мудростью веков.

А потом за нас принялось родное командование в лице большого чина, облеченного еще более большими полномочиями. Нас быстро сунули в самолет, а по дороге провели инструктаж…

Сообщение гласило, что в известном, но не поименованном месте, находится дружественное бронетанковое подразделение с полным БК и обученными экипажами, но без капли горючки. Танки находились на одной из через-сопредельных территорий и три конвоя с наливниками до той точки не дошли. Чтобы "коробочки" могли пойти в бой, нужно было хотя бы тонн десять соляры. Пока суд да дело, мы приземлились в западной части Феццана, оттуда надо было пройти через дружественную республику Аль-Джазаир, что было без проблем (особенно на самолете, который был выделен в полное наше распоряжение с золотой пайцзой на заправку и обслугу на всех дружественных аэродромах данного региона), но вот дальше шла республика Сонгай, где тока-тока произошел свежий переворот и именно на её территории бесследно исчезали конвои наливников. Нашей целью был городок в нейтральной зоне между Сонгай и Вольтой, и, как вы понимаете, кроме как через Сонгай, туда было не проехать, но, увы, именно через неё шел утвержденный маршрут, короче, воняло от этой истории весьма и весьма.

Наш самолет благополучно приземлился в Джанете, представитель командования выдал нам солидную сумму в инвалюте на закупку соляры, кучу доп ЦУ и хотел уже раствориться в эфире, но Барон поймал его за рукав и вытребовал письменное разрешение на право варьирования маршрута в целях лучшего выполнения задания.

Мы приступили к разработке операции и знакомству с местными реалиями, и тут очень кстати подвернулся аменокаль* племени Кель Аир Ахархеллен, друг Аркани, учившийся с его сестрой в институте имени Патриса Лумумбы, мы с ним как-то уже пересекались к обоюдному удовольствию.

Ахархеллен был в Джанетте по делам племени, тут у них было нечто вроде туарегского парламента, и летел в Теру в Нигере, где была сейчас туарегская верблюжья ярмарка. На наши осторожные вопросы, можно ли в Тере купить тонн десять соляры и колесный транспорт для перевозки оной, вождь туарегов изумленно спросил, мол, зачем вам эти ненадежные машины. В верблюжий химл* можно загрузить до четверти тонны груза и, если есть чем платить, (а с друзей они возьмут не дорого), то все будет без проблем. Чем платить было, так как помимо "командировочных" у нас был сопровождающий товарищ от союзных коллег (судя по всему, весьма заинтересованных в успешном финале нашей операции) и товарищ этот имел с собой энное количество инвалюты в золотых монетах, и предназначены они были для решения наших финансовых проблем, связанных с выполнением задания.

После бурного обсуждения, решение было выбрано единственно правильное… Из Теры в Нигере, где Туареги устроили Верблюжий рынок, было рукой подать до нужного нам места, а на Туарегском верблюжьем рынке можно было купить любые сопутствующие товары – от верблюжьего химла до пулемета времен Первой мировой.

Именно на рынок мы и отправились почти сразу после прилета в Теру. Сначала мы, естественно, расположились в местной резиденции нашего друга Ахархеллена, сложили там сопутствующий груз, в том числе несколько зеленых оружейных ящиков, привезенных к самолету буквально перед вылетом. Переоделись в синие накидки туарегов, замотали головы белыми "тагельмустами"* и в сопровождении выделенной нашим другом охраны пошли на верблюжий шоппинг.

Все дела вели товарищ Хамид (представитель союзников) и Тарасюк. После взаимной притирки они резко подружились: камушком, сломавшим лед недоверия, послужил торг за некоторые товары, прикупаемые в дорогу. Хамид торговался час и сбил цену на 30%, а наш старшина за 15 минут снизил цену еще на 20%, и после торга по верблюдам, продаваемых нам "по дешёвке" аменокалем, после которого Тарасюк сбил цену в два раза всего за три часа, товарищ Хамид понял – это свой!

И вот теперь мы искали на рынке химлы и тару для соляры (солярку нам тоже продал Ахархеллен, но она у него была в цистернах). Тарасюк, естественно, развернул бурную деятельность, а учитывая, что после совместных с Хамидом закупок у старшины на руках образовалась энная сумма, и он, проанализировав рыночную конъюнктуру, сразу же запустил эти деньги в оборот. (Що залишається на пальцях чоловіка, який тримає гроші? Та сало ж!).

Сначала Андрей приобрел дюжину подержанных нагаек, потом махнул их на пять десятков разномастных хиджабов, а через какое-то время пришлось приютить старшину в одном из подсобных помещений нашего гостеприимного хозяина и выделить Тарасюку несколько верблюдов для барражирования с товаром из одного конца рынка в другой.

В результате, к тому времени, когда нас вывели на склад практически новёхоньких стандартных двадцатилитровых Wehrmachtskanister*, у Тарасюка был обменный фонд из пятнадцати "Буров"*, семи ящиков патронов, пяти самоваров и коробки бальных пуантов. Хозяин склада Роммелевских останков, пытался включить в обменный фонд старого ледащего ишака, но присутствующий там Барон тайком показал старшине кулак, и, в результате, ни одно домашнее животное этой сделкой оскорблено не было, и мы стали обладателями пятисот восьмидесяти канистр. А потом Барон показал Тарасюку, как надо торговаться на самом деле.

Вопрос с верблюдами был еще не до конца решен, окончательная цена никак не вырисовывалась, и когда сумма временно зависла на половине того, что хотел продавец, и на двух номиналах от того, что хотели заплатить мы, барон сделал предложение, от которого Ахархеллен не смог отказаться. А предложение Барона было таким… Вождь Туарегов предоставляет нам необходимое для похода количество верблюдов с погонщиками и охраной, берет на себя кормежку и водопой конвоя по всей трассе, герметично разливает солярку в канистры и ответственно укладывает оную в химлы, мы же платим ему сумму на какой остановились в торге, но, по прибытии в точку доставки, все верблюды переходят назад в собственность вождю, и за солярку мы ему ничего не должны. После непродолжительной паузы Барон добавил равнодушным голосом: