Феликс Кривин - Пеший город Страница 5

Разнесли родину по всему свету. Все меньше ее оставалось, скоро и уносить будет нечего. А как жить без родины в чужой стране? У себя дома без родины еще можно прожить, но попробуй без нее прожить на чужбине.

Не проживешь и не пробуй. Она за тобой на любую чужбину придет. Она ведь, как горизонт: пока ты тянешься к ней, она от тебя уходит, а повернешься уходить — она идет за тобой.

Исторические планы, исторические свершения, исторические победы… И все это кончается исторической родиной.

Воспоминания старой Кобылы о старой Телеге

Когда Телега была еще молодая, она уже тогда была из старого дерева, поэтому она помнила очень старые времена. И даже те времена, когда никаких дорог еще не было.

Сначала — рассказывала Телега — дорогу проложили только в одну сторону, а как назад возвращаться? Поедет Телега в гости, пора домой возвращаться, а обратной дороги нет. Дома ждут, волнуются, а Телеги нет. Вот тогда и проложили такую дорогу, чтоб она вела и туда, и назад. Чтоб дома не волновались.

Но старую Кобылу не проведешь. Она знала, что эту историю с дорогой придумал сосед, когда отчитывался перед женой, почему он так поздно вернулся. Дескать, обратной дороги не было. Поэтому он пришел только утром, хотя начал идти еще вечером.

Обратная дорога и вправду не всегда есть. И не всюду есть. Вот в жизни обратной дороги нет, это Телега и Кобыла знают по своему опыту. На земле обратную дорогу проложили, а в жизни пока еще собираются.

А дома ждут, волнуются, думают, что с нами что-то случилось. Мы когда еще выехали из своих юных лет и все едем, едем, никак не можем вернуться. Да если б и вернулись, нас бы все равно никто не узнал, до того мы изменились и состарились от этой дальней дороги.

Но может быть, мы еще вернемся? Когда придумают обратную дорогу, мы вернемся в свою молодость, туда, где нас ждут. Сколько можно ждать, пора бы наконец и дождаться!

Первым появилось колесо. Но на нем было неудобно ездить. Все время создавалась аварийная ситуация. Сел на колесо, сделал пол-оборота — и ты под колесом. Сколько это колесо народу передавило!

И тогда придумали телегу. Чтоб на колесе удобней сидеть, а главное — не попадать под колеса.

Любое колесо катится сразу в двух направлениях, объясняла Телега.

Если верхняя часть колеса катится вперед, то нижняя катится назад. А если верхняя катится назад, то нижняя катится вперед. Между верхами и низами в колесах никогда не бывает согласия.

Но общее направление определяют верхи. Куда движутся верхи, туда и все колесо движется.

Говорят, что благими намерениями вымащивают ад, поэтому у нас все больше плохих дорог и все меньше благих намерений их отремонтировать.

— Старость города берет, а молодость взять не может, — бодрилась старая Телега. — И какие б мы ни были старые, молодость нас уже не возьмет!

Телега не щадила тех, у кого в руках бразды правления (так она иронически называла вожжи).

— С одним свернешь горы, с другим свернешь шею, — говорила она. — Но горы на месте стоят, значит, правят нами не первые, а вторые.

Наблюдая жизнь человеческую, Телега приходила к выводу, что человеку постоянно что-нибудь неохота. Неохота идти в школу, на работу, на пенсию, неохота идти в подчинение, на понижение, под сокращение. Но больше всего неохота идти на кладбище. До того неохота, что человека приходится нести.

Старая Телега возмущалась:

— Нет, вы только их послушайте! На того накатали телегу, на этого накатали телегу. А разве телегу катают? Это телега всех катает, и никакой благодарности!

Говорят, хорошо там, где нас нет, но при этом добавляют: где хорошо, там и родина. Получается, что наша родина там, где нас нет.

Вот и бегаешь по свету, ищешь, где тебя нет. Но куда ни прибежишь, всюду ты есть, и приходится бежать дальше.

Хомут — это ореол, который дается не за работу, а перед работой.

По твердому убеждению старой Телеги, государство — это та же телега, только вверх колесами. Какая уж тут езда! Населению все время хочется поставить телегу на колеса. Им кажется, что тогда бы она поехала быстрей, а главное — им бы не пришлось тащить на себе телегу.

От такой езды они уже с ног валятся. И не только от езды. Телега всю дорогу лупит их оглоблей по головам, сколько она уже народу перемолотила!

Но поставить телегу на колеса нельзя. Потому что ее колеса давно стали штурвалами. Те, которые правят телегой, стоят за штурвалами, И тем, кто тащит телегу, от этого еще тяжелей, потому что слишком много их набилось там за штурвалами. И они не позволят поставить телегу на колеса, потому что тогда они лишатся своего высокого положения. Для них штурвалы важнее, чем колеса.

Хитрый мужичок Облучок: пристроился под задом у кучера и поглядывает на всех свысока.

Те, что сами любили, поймут.Вы послушайте, как это было:Подцепила Оглобля Хомут,А Хомут приголубил Кобылу.

А в Кобылу влюблен Тарантас,Разбитной, непоседливый малый…Если 6 ими не двигала страсть,Все бы это на месте стояло.

Память о Кощее Бессмертном

Кощей Бессмертный умер, но он живет в нашей памяти.

Живет — потому и бессмертный.

Как мы пытались его забыть! Говорили себе: забудем Кощея! Забвение — это смерть, убьем Кощея забвением!

Забываем, забываем…

И вдруг кто-то вспомнит — и сразу все вспомнили.

У кого-то, допустим, Кощей прикончил дедушку. И внук хочет вспомнить дедушку, а совсем не Кощея.

Внуку приятно вспоминать, как дедушка победил Идолище поганое, освободил Василису Прекрасную, как он бесстрашно шел туда, не зная куда, — извечный путь подвижников и героев.

Вот кого хочет вспомнить дедушкин внук. Доблестного борца, а вовсе не преступника и злодея.

Но тут возникает неразрешимая ситуация: того, кого убили, нужно помнить, а того, кто убил, забыть. А как его забыть? Чтобы забыть Кощея, нужно забыть дедушку. Чтобы не помнить зла, нужно не помнить добра.

Зло потому и не умирает, что к добру привязано.

И сколько бы времени ни прошло, мы всегда будем помнить идущего по стезе героев дедушку, а впереди него Кощея с устремленной вперед рукой.

И вечно будет добро шагать туда, не зная куда, а зло, устремляясь вперед, показывать ему дорогу.

Законы природы мудры и просты,Но то, что творится у них за спиною…Природа не терпит одной пустотыИ терпит безропотно все остальное.

Горячая точка

Сталин принюхался. Смола издавала неприятный запах.

— Ну что, товарищ Сталин, будем кипеть? — спросил котельничий.

— Непременно будем, — сказал товарищ Сталин, прикуривая от адского пламени. — Вы пока покипите, а я покурю.

— Я не должен кипеть, товарищ Сталин. Это вы должны кипеть, — терпеливо объяснил котельничий.

Сталин пригрозил ему пальцем:

— Ну, работнички. Никто не хочет кипеть на работе. За всех должен кипеть товарищ Сталин. И это вы считаете правильно?

Котельничий помешал под котлом, потом заглянул внутрь, проверяя, как идет кипение, и сказал:

— Надо покипеть, товарищ Сталин.

— Надо покипеть — покипим, — сказал Сталин и протянул руку к котлу.

Котельничий ободряюще улыбнулся.

Сталин убрал руку и отвернулся от котла.

— Смола довольно прохладная. Вы что, решили меня простудить? Нет, не решили, задумали. Именно задумали.

— Ничего я не задумал, — оправдывался котельничий. Температура нормальная, все кипят. Никаких жалоб за последнюю тысячу лет не поступало.

Сталин долго раскуривал трубку. Потом спросил:

— А какая у вас семья, между прочим? Вы же не хотите, чтоб у нее были неприятности?

— У меня нет семьи, — сказал котельничий с некоторой даже грустью.

— А как другие родственники? Может быть, они у вас за границей?

— У меня нет родственников за границей. Нас только двое на свете: я и этот котел. Так что будем кипеть, товарищ Сталин, ничего не поделаешь.