Лев Гурский - Пробуждение Дениса Анатольевича Страница 5

— Господи! — простонал я, тупо созерцая круглую черную физиономию на экране ноутбука. — Какой же олух царя небесного назначил Генпрокурором англичанина, да еще и негра впридачу?!

Вместо ответа референт трусливо кашлянул, и тотчас же из плотно закупоренного колодца моих воспоминаний с гнусным болотным бульканьем всплыла, как по заказу, еще одна чудо-картинка. Третий день после моей инаугурации. Или четвертый? Коллегия Генпрокуратуры. Зал, битком набитый синими мундирами. Фуршет. Шотландский виски. И эта черная рожа рядом со мной, и я ее, эту рожу, хлопаю по плечу и улыбаюсь… Бли-и-и-ин! Если бы я пил в тот день текилу, вполне мог бы назначить Генпрокурором какого-нибудь латиноса…

Минут десять или пятнадцать я осознавал происшедшее и приходил в себя, и все это время выездной референт, съежившись в три погибели, прятался от моего взгляда за крышкой ноутбука.

Наконец тарахтение отбойного молотка в голове вновь сменилось привычным чугунным пинг-понгом, и я сквозь зубы приказал:

— С-соедини меня с ним! Б-быстро!

Ну если сейчас окажется, что я не могу до него дозвониться, злобно думал я, слушая гудки… Ну если выяснится, что он по-русски ни хрена не рубит… Я ему такой Ку-Клукс-Клан на дому устрою — родная черная мамаша кузькиной матерью покажется!

Через три длинных гудка сработало соединение, и мужской голос с легким акцентом, похожий на прибалтийский, ответил:

— Слушаю вас, господин президент.

— Нет, это я вас слушаю, господин Генеральный прокурор, — с нажимом произнес я. — Жду информацию, что у нас есть на Шкваркина Елисея Пименовича, 1970 года рождения. И побыстрее!

Не знаю, какой компьютер этот самый Ливингстон держал у себя под рукой, но только секунд уже через двадцать я услышал в трубке:

— У Генпрокуратуры — ничего. У ФСБ и Госнаркоконтроля, как мне сейчас передают, тоже чисто. У ГИБДД — мелочь. Одно превышение скорости, одна парковка в неположенном месте и один раз он въехал под запрещающий знак. Все три раза штрафы были уплачены.

Черт, совсем негусто. Крайне увертливый гад. Но у нас в стране шили крепкие дела и не из такой трухлявой рогожки.

— Значит, вы считаете это мелочью? — Я подпустил в свой голос благородного негодования. — Не знаю, как у вас в Соединенном, блин, Королевстве, а у нас, в России, человеческая жизнь свя-щен-на… Превысив скорость, Шкваркин мог сбить старушку… или ребенка… или старушку с ребенком… Слушайте, да ведь он чудовище, серийный маньяк. В ГИБДД проявили халатность, но куда смотрело ваше ведомство? Не по-ни-ма-ю. Я очень удивлен, Джонатан… как вас там… Ричардович, что такой опасный тип все еще на свободе. Разберитесь с этим и доложите к концу сегодняшнего дня. И поспешите, настоятельно вас прошу. В таком важнейшем деле останавливаться нельзя, запомните…

Произнеся последнюю фразу и бросив трубку, я вдруг сообразил, что наш «Мерседес-600 Пульман» остановился и стоит. Не то чтобы я испугался, но, не скрою, мне стало неуютно. В голливудских фильмах покушения на президентов так обычно и происходят.

Я отдернул шторку и посмотрел в окно. Сперва в одно, затем (оттеснив референта) в другое. То, что я увидел, мне совсем не понравились. Стояла не только наша машина. Джипы выездной охраны справа и слева от нас и все мотоциклы эскорта, как и мы, тоже застыли на месте. Мотоциклисты снимали шлемы и нагло закуривали.

— Эй, почему стоим, чего ждем? — затеребил я Вову. — Мы ж еще не приехали. У нас что, шина лопнула?

— Так ведь Рублевское же шоссе, Денис Анатольевич! — выпучил на меня глаза референт. — Пробка, известное дело.

— Мужики, прикройте меня сегодня, — обращаюсь я к бывшему профессору, бывшему инженеру и разорившемуся капиталисту.

Мы трясемся вчетвером в салоне «газели». Из Черепково, где нам снимают комнату, до места нашей работы ехать примерно час.

Я разговариваю вполголоса, но мог бы и громче. Водитель с бригадиром, которые сидят на переднем сиденье, меня все равно не услышат. Шофер наш — жертва Афганистана — стопроцентно глухой. А Иван Ильич Волобуев слышит отменно, но в данный момент у него на шее плеер, в ушах — улитки наушников, а в наушниках — попса. Что-то очень забористое и весьма немелодичное, но бригадиру нравится. Он смотрит на дорогу и пытается подпевать вслух.

— Свидание? — говорит мне, подмигивая, дядя Дима Йорга.

— Бизнес? — понимает меня по-своему Мирча Слуту.

А Лучиан Сокиркэ ничего не говорит, потому что губами придерживает шляпки трех болтов. Несмотря на тряску, наш электрик не тратит времени зря: он ухитряется свинчивать замысловатый светильник, похожий на ящерку. Лампа, вероятно, будет в пасти у ящерки, а выключатель окажется в хвосте. На такие самоделки быстро находятся хорошие покупатели. Я бы и сам приобрел эту ящерку себе для дома — если бы он у меня был.

— Бизнес, — отвечаю я. — Мелкий. У меня в Москве…

И тут я запинаюсь. До того еще, как попасть в бригаду, я разработал достаточно убедительную и не очень криминальную легенду: контрабанда мелких партий коньяка «Белый аист» пятилетней выдержки — это в самый раз. Я, дескать, только посредник, поставщик с товаром приедет, если я сговорюсь с клиентом. Необременительная крыша для главной моей затеи.

К сожалению, я не учел, что в нашей бригаде окажется Слуту. Его упавший бизнес полусладких вин — слишком близко к моему якобы коньячному промыслу. Он может проявить понятное любопытство. Начнет меня расспрашивать, и я уж точно поплыву в деталях.

«Скажи им про камни», — шепчет мне в ухо один из ангелов. Это Рафаил, он чуть посерьезнее второго, Мисаила. Тот, по своему обыкновению, уже вовсю хихикает. «Только не увлекайся, — советует он мне. — Самый минимум. Про россыпи алмазов врать им не надо, а то они после этого работать не смогут».

— Камешки, — разыгрываю я смущение. — Полудрагоценные, не подумайте чего. С Бубуечского нашего месторождения, на восточной окраине Кишинева. Слыхали про такое? Оникс, нефрит, жадеит. Меня попросили перетереть с одним деловым из Оружейной палаты. У них вышла недостача, надо чем-то закрывать дыры. У наших качество победней, но им главное, чтоб по весу сошлось. За то и платят.

— Ловко, — не без зависти бормочет бывший виноторговец. А бывший профессор цокает языком: о-о, Оружейная палата! Он, дядя Дима, был там с университетской делегацией, еще при СССР. И даже читал музейным работникам лекцию о глаголических письменах. Но он тогда не думал, что из их хранилищ кто-то что-то посмеет утащить. О темпора, о морес! И дальше бывший профессор пускается в свои вечные рассуждения про бесславную гибель великой советской империи, закат Третьего Рима и торжество грянувших гуннов.

В другое время я бы послушал умного человека, но сейчас я немножко спешу. Мне надо обговорить детали, пока мы еще в пути.

— Извините, что прерываю вас, домнул Йорга, — вежливо говорю я дяде Диме. — Так вот, о чем хочу попросить. Если Волобуев вдруг начнет меня искать на территории, отвечайте, что видели меня буквально минуту назад. Или что мы только что разминулись. Или что я отошел отлить. Он не должен ничего заподозрить, хорошо?

Краем глаза я поглядываю на переднее сиденье. Бригадир, о котором идет речь, по-прежнему смотрит на дорогу и бурчит себе под нос. Из-под наушников плещет во все стороны густая попса.

— Да ради бога. — Мирча пожимает плечами. — Мы-то тебя отмажем по-всякому, не вопрос. Но как ты, интересно, справишься вот с этим? — Он тычет ногтем указательного пальца в пластиковый бэдж на своей оранжевой робе.

У меня, у Йорги, у Сокиркэ — такие же, но на каждом особый номер и личное фото. Пропуск-вездеход по всей территории Кремля снабжен компьютерным чипом с индивидуальным маячком для системы спутниковой навигации. В любой момент охрана Кремля может отследить все наши перемещения в пределах периметра. И, если что не так, стукнуть бригадиру: разберись там со своими.

Это действительно загвоздка. Считается, что отделить маячок от пластика — дело невозможное: устройство сразу же начнет подавать тревожный сигнал. Сам пропуск мне железно необходим весь день. Но без нагрузки в виде Большого брата. Вот тут-то я очень надеюсь на умельца Лучиана Сокиркэ. И он меня не подводит.

— Тоже мне, нашли великую проблему, — бормочет бывший главный инженер. — Он уже собрал свой светильник-ящерку, рот его и обе руки свободны. — Давай-ка его сюда. И здесь вот осторожно подержи за край, пока я поддену его отверткой… Да не бойся ты!

Мгновение — и он возвращает мне обезвреженный пластик. А металлического паучка небрежно засовывает в наружный карман робы.