Семен Альтов - Из книги «Карусель» Страница 5

— Извини, бабушка, я во втором валенке не глядела. Выходит, это у мамочки полваленка денег… А у папы в мыльнице кусок мыла остался — долги раздать.

Наступила тишина.

Разряжая обстановку, водопроводчик дипломатично высморкался и сказал:

— Я извиняюсь. Домой надо. Девять часов… Пора сына пороть. Ведь, кроме меня, у него никого нет. Это у вас нормальная семья. Счастливо оставаться!

Вокруг света

15 мая. Сегодня в 12.30 ушел от жены в открытое море… Не могу больше жить на одной и той же суше, ходить по одним и тем же улицам! Нет больше сил видеть лица, противные даже со спины, язык не поворачивается вежливо врать одно и то же. Так иногда тянет в открытое море, хоть из дома уходи! Что я и сделал сегодня, а надо было лет десять назад!

Своим беспримерным подвигом хочу доказать, что человек может выжить не только среди людей, но и без них. К тому же так хочется что-нибудь открыть, назвать своим именем.

Настоящий мужчина должен хоть что-то назвать своим именем! Чтобы потом не было разговоров, на моей лодке «Санта Лючия» все честно, никаких удобств: ни жены, ни телевизора, ни еды. Питаться буду исключительно планктоном, которого взял несколько килограммов.

Я в открытом море! Землей и не пахнет! Кругом сплошная вода! Светит солнце и никакой тени, кроме моей собственной. До чего же хорошо кругом!

16 мая. На горизонте показалось неизвестное мне судно «Академик Петров».

Мне что-то просигналили флажками, после чего хотели взять на абордаж, но я не дался. Тогда меня флажками обматерили и оставили в покое в открытом море.

Снова тишина! Ни души! Вода, солнце и я. Сижу в одних трусах, дурею. Почему я не ушел в открытое море раньше?! Тут не надо бриться, носить брюки, разговаривать, когда не хочется, улыбаться черт знает кому. Не надо выносить мусорное ведро, уступать место женщине! Ни людей, ни машин!

Ощущаю, как разглаживаются морщины на лице и складки у рта. Глубоко дышу порами. Аппетит зверский. Сейчас бы мяса с картошечкой! Поел планктона и лег спать.

17 мая. Попал в сильное течение. Кажется, в Гольфстрим. Гольфстрим был весь в масле и другой гадости. Что за манера сливать всю дрянь с земли в воду?

Расковыряли сушу, смешали атмосферу с грязью, так еще и воду мутят! Какой же это прогресс, если скоро каждый сможет на автомашине выехать на природу, а природы и в помине не будет?!

Поймал рыбешку, выжал из нее все, что мог, выпил полученный сок. Кажется, это был бензин.

Ночью не спал. Смотрел на звезды. Над морем они совсем другие. Большие и мокрые. Неужели и там живут? Интересно, какие у них женшины? Высокие или блондинки?

Что-то Валя моя сейчас делает? Небось ревет белугой.

18 мая. Переименовал судно из «Санта Лючия» в «Валентину». По горло в ледяной воде полдня выскабливал ногтем старое название и писал на борту авторучкой новое. Три раза шел ко дну, потом обратно, но все-таки переименовал!

Сделал сам себе искусственное дыхание и, чтобы не окоченеть от холода, выпил немножко планктона.

Перед сном открыл необитаемый остров. Назвал его «Валентинины острова» и нанес на карту.

Ночью опять смотрел на звезды. Пузырев из 56-й квартиры уже наверняка приперся домой, жену лупит. Потолок у нас дрожит, штукатурка на ковер сыплется…

А надо мной никакая штукатурка не сыплется! Только иногда звездочка упадет в воду, да и то почти неслышно. Интересно, лифт починили? Вторую неделю починить не могут, бездельники!

19 мая. На горизонте показалась земля. Подгреб к ней и увидел на берегу живых туземцев! На наших похожи, только смуглее. Одеты своеобразно: набедренные повязки на голое тело, а некоторые еще и в лифчиках. Очень красивое зрелище.

Попытался войти с ними в контакт с помощью английского словаря. Не вошел.

Местные жители не понимали меня ни по-французски, ни по-испански. Кое-как объяснился с дикарями по-русски. На градусник и зубной порошок выменял много разного планктона. В мою честь был дан обед с песнями, танцами и даже маленькой дракой. Туземцы уговаривали меня остаться, предлагали высокооплачиваемую работу, но я отказался, несмотря на дочь вождя в красном купальнике. Мое кругосветное путешествие еще не закончено, глупо бросать такое мероприятие на полпути!

Ушел от них в открытое море. Внезапно донеслось женское пение. Это была песня на слова Ильи Резника: «А я говорю: роса, говорю, она говорит — мокро…» Думал, сойду с ума: так захотелось повернуть обратно! Но вспомнил аналогичный случай с Одиссеем и сиренами. Плача, привязал себя к мачте, заткнул уши планктоном и только тогда смог плыть дальше.

И снова кругом вода! И ни души! И ни тела!

20 мая. Пока не затекли ноги, стоял на цыпочках: смотрел, нет ли где хоть какой-нибудь земли! Пусто. Одна вода! Наводнение, что ли?

Черкнул Вале записку. Запихал ее в бутылку из-под планктона и бросил в открытое море. Интересно, сколько идет отсюда бутылка до нашего города?

21 мая. Увидел родное судно «Академик Петров». Замахал белыми трусами и закричал: «SOS!» — но «Петров» не среагировал. Попробовал взять его на абордаж, но «Петров» дал деру!

Целый день пил планктон и пел песни народов мира. Спел все, что знал, сто раз и сорвал голос.

Сколько можно плыть?! А еще говорят: земля круглая! Вранье! Пропаганда!

Три часа стучал по борту кулаком азбукой Морзе: передавал в эфир сигнал бедствия. Ни ответа ни привета! Вот так у нас думают о людях.

22 мая. Ровно в четыре часа плюнул на свой беспримерный подвиг. Натянул на мачту рубашку, штаны, майку, трусы и под всеми парусами полетел домой.

Хватит! Нашли дурака! Чувствую, что немного и свихнусь.

23 мая. Иду полным ходом. Скорость 20 узлов. Остались позади Америка, Австралия, Копенгаген, Петрозаводск.

Показалась родная земля! Из последних сил подгреб к берегу. Сразу же ко мне бросились люди. Двое начали отталкивать лодку шестами, а третий закричал, что посторонним здесь причаливать запрещено. При этом все трое здорово ругались. Ну вот я и дома…

7 июня. Позавчера вышел из больницы. Лечили от невроза. Сижу дома, курю.

С потолка сыплется штукатурка. Это Пузырев.

Еще вчера из окна был виден кусочек моря. Сегодня его закрыл девятый этаж нового дома. Больше смотреть не на что. Кругом одна суша.

Ночью не спал. Смотрел в потолок и видел звезды. Большие и мокрые.

Хорошее воспитание

В жаркий полдень бегемот набрел на маленькое озерцо в лесу и с ходу плюхнулся.

Вода, естественно, вышла из берегов. Рыбы закричали:

— Сумасшедший! Всю воду выплеснул! Мы погибнем!

Бегемот застыдился и стал вылезать из озера назад. Оставшаяся вода, естественно, едва прикрывала дно.

— Убийца! — завопили рыбы, хлопая жабрами. — Фашист! Без воды нам верная смерть! Назад, свинья!

Бегемот смутился и полез обратно в озеро. Вода поднялась. Рыбы успокоились и давай шнырять между бегемотовых ног, выискивая пищу.

Бегемот так и стоит до сих пор по уши в воде. Что значит воспитанное животное!

Оно всегда в чем-нибудь по самые уши!

Шедевр

Никак понять не можете! Никакого хулиганства не было! Женская честь не затронута была ничем. Но я не мог поступить иначе. Я за всех нас плавки снял. И за вас тоже, товарищ милиционер. Да, можно снять с низкой целью, но я-то снял их с высокой!

Что значит, как могло прийти в голову? Все зависит от строения головы.

Тут один загорающий хвастался, как довелось в Венгрии лежать на пляже и пятками в нос загорала парочка то ли итальянцев, то ли французов, во всяком случае, магнитофончик японский. Под музыку целовались, гладились, потом встали, он плавки снял, шорты надел и пошли!.. Не понимаете, в чем криминал? При всем честном народе плавки снял. А уж потом шорты надел. А в промежутке криминал все и увидели! Но главное, как товарищ сказал, загорающая общественность на эту деталь ноль внимания! Будто человек не плавки снял, а очки!

И тут я ляпнул: «Подумаешь! Да у нас любой снимет, если припрет, не хуже вашего итальянца! А может, и лучше получится!» Ну выпорхнуло изо рта. Язык чертов с незапамятных времен борется за независимость от мозгов. Тот тип обрадовался:

«Что ты из себя итальянца строишь? На сто тысяч спорим, ни в жизнь не снимешь!

Мы еще до этого не доросли!» Понимаете, какие внутривенные струны задел? Как говорится, честь государства затронулась. Тут бы и вы сняли, товарищ милиционер!

Короче, со словами: «Это я не сниму?!» — вскакиваю посреди пляжа. Воздуха в грудь. Руки на пояс. Вниз!.. И стоп! Не идет рука дальше тазобедренного сустава! Будто государственная граница пролегла! Этот тип слюнями побрызгал и говорит: «Ну,»итальянец», разбежался! Надо бы с тебя в лирах взять, но, как договорились, — сотню пришли!» Отдал. Но не столько денег жалко, сколько за державу обидно. Итальянец смог, а я нет?