Елена Лактионова - Вот пришел папаша Зю… Страница 5

— Разве что водолазные, Борис Николаевич, — сострил Валентин Юнашев. — Чтобы, так сказать, не потонуть в реке времен.

В лаборатории воцарилось оживление, что несколько сняло напряжённое ожидание предстоящего эксперимента.

— Значит так, Гений Иванович, — посерьёзнел Ёлкин. — Установка тебе такая будет: девяносто шестой год, конец осени. Страна та же, — улыбнулся Борис Николаевич. — А то занесёшь нас в какую-нибудь Зимбабве, понимаешь.

— Будет, как в аптеке, Борис Николаевич! — задорно крикнул Генька и включил нагрев куба с топливом.

Стрелки приборов зашевелились, задёргались, в кубе что-то заурчало, забулькало.

— Пошла реакция! — возопил Генька. — Щас винные пары подниматься будут, а мы их в змеевичок! По нужному руслу! Посмотрим, из каких потрохов их водчонка состоит. Мы их «Абсолют» снова в бражку перегоним — в матерное состояние, так сказать. Го-го-го! — возбуждённо гоготал Генька, колдуя у своей SОНЬКИ, как чёрт у котла.

И от того, что в этом его возбуждении и колдовстве было что-то дьявольское, всем, находящимся в лаборатории, стало не по себе…

— Ну, Бог не выдаст, свинья не съест. С Богом! — торжественно перекрестился Борис Николаевич.

Остальные поспешно сделали то же самое.

— Приготовились! — скомандовал Генька. — Даю на пульт «перемещение»!

Борис Николаевич поднял правую руку и помахал ею, как Гагарин.

— Поехали! — сказал он. Тоже как Гагарин.

— Пуск!

Тут закружилось всё, завертелось в вихрях времени и погрузилось в темноту и хаос…

…И приехали

— Ну ни хрена, блин! — послышался в темноте и хаосе голос Геньки. — Ничего не понимаю!

Голоса из свиты Ёлкина:

— Ай! Во колотит-то!

— Мама, роди меня обратно!

Голос Татьяны:

— Папа, с тобой всё в порядке?

Голос Ёлкина:

— Эт чё, промахнулись никак? Кажись, мы тогда попали, когда я под наркозом лежал.

Голос Геньки:

— Ё-моё, проклятые империалисты — на отечественном сырье работать нужно! Не та реакция пошла…

— Геня, ты так не шути…

Вдруг откуда-то возник знакомый для всех голос:

— Я благодарю вас, товарищи, за оказанную мне поддержку. Надеюсь, вы правильно сделали свой выбор, и я постараюсь оправдать ваше доверие в лице президента России…

Постепенно темнота рассеялась, вихри времени утихомирились, легли в свои русла. Борис Николаевич со свитой, Генька со своей машиной оказались на том же месте, откуда начали путешествие. Все стали оглядываться по сторонам, друг на друга и ощупывать себя.

— Ну чё, с прибытием, что ли? — неуверенно поздравил окружающих Ёлкин.

— Спасибо…

— М-да… — ещё более неуверенно промямлила свита.

— А чей это голос мы сейчас слышали? — спросил Борис Николаевич. — Что-то уж очень знакомый… Но не мой. И чего это он говорил от лица какого-то президента России? В России пока только один президент — это я.

— У меня мороз по коже пробежал от его голоса, — признался Валентин Юнашев.

— И у меня, — согласился Сергей Ястребженский.

— Что-то уж очень знакомый… — ревностно перебирал в памяти Борис Николаевич. — Никак не вспомню. С этим перемещением в голове все перемешалось.

— Геннадия Андреевича Зюзюкина это голос! — сказала Татьяна, начинавшая о чём-то догадываться.

— Он, родимый, — осклабился Генька. — У нас в девяносто шестом вся Сибирь за него голосовала.

— Ну и… чё, выбрали что ли? — недоумённо спросил Ёлкин.

— Вас же выбрали! — удивился Генька.

— Гений Иванович, вы что же нас в виртуальный мир перенесли? — с опаской поинтересовался Бородкин.

— Да я, вообще-то говоря… и сам не знаю, куда нас занесло, — почесал в затылке Генька. — Немножко не та реакция пошла… А SОНЬКА моя с норовом…

Все находящиеся в лаборатории с опаской переглянулись.

— Будем считать, что Геннадий Андреевич затесался в эфир случайно, — успокоил всех Ястребженский. — Вы же знаете, Борис Николаевич, как захламлён эфир.

— Ну хорошо, — повеселел Ёлкин. — Значит, расходимся по своим местам и принимаемся за работу. «Нас ждут великие дела!» — как говорил король Зигфрид.

— Фридрих, папа, — поправила отца Татьяна. — Так говорил Фридрих Великий, король Пруссии.

— Ладно, в кого только ты умная такая, понимаешь. Так говорю я, первый президент России: нас ждут великие дела! — повторил Ёлкин и решительно направился к выходу.

Свита поспешила вслед за ним.

И вот, целеустремлённо шагая в окружении команды по кремлёвскому коридору к своему кабинету, Борис Николаевич вдруг увидел, что навстречу ему движется такая же группа людей. Из-за своей начинавшейся близорукости Ёлкин не смог разглядеть кто возглавлял эту группу. Но то, как бодро они шагали, очень не понравилось Борису Николаевичу. У дверей в кабинет, на котором красовалась табличка «Президент Российской Федерации Борис Николаевич Ёлкин», обе команды встретились: во главе второй команды оказался Геннадий Андреевич Зюзюкин! От неожиданности и такой наглости у Бориса Николаевича и всех его сотоварищей поотвисали челюсти.

— Ах вот вы где, Борис Николаевич! — первым воскликнул Геннадий Андреевич, чему-то ужасно обрадованный. — Это хорошо, что вы сами явились для передачи дел, а то мне сообщили, что вы больны. Простужены, так сказать, — с иронией уточнил Геннадий Андреевич.

— Для передачи чего? — пришел в себя Ёлкин. — Для передачи кому?

— Мне, мне, — наслаждаясь произведённым эффектом, повторил Зюзюкин. — Для передачи дел мне, Борис Николаевич. Я понимаю вас: не так-то просто, наверное, расстаться с… — Геннадий Андреевич стал подыскивать более деликатное выражение, — … с таким постом.

Ёлкин и его окружение снова погрузились в легкий шок.

— Простите, а какой нынче год? — догадалась, наконец, поинтересоваться Татьяна.

— Ха-ха-ха! — расхохотался Зюзюкин, и вся его свита подобострастно развеселилась. — Шутку я оценил. Да, вы правы: ваше время истекло. Ну что ж, справка персонально для вас: сейчас июль двухтысячного года. Начало нового века, новой эры. Хотя иные утверждают, что третье тысячелетие начнётся через год. Но мы его начнём сейчас. С приходом к власти коммунистов всегда начиналась новая эра! — торжественно заверил Геннадий Андреевич, и его товарищи по партии зааплодировали.

Борис Николаевич повернулся к своей свите, все ещё пребывавшей в прострации, зловеще прошипел:

— Ну я этого Гения! — и показал отсутствующему Геньке кулак.

— Одно слово — Безмозглый! — выдохнул Валентин Юнашев.

— Папа, ты только не волнуйся, — попросила Татьяна. — Ещё можно всё поправить: Гений Иванович вернёт нас обратно.

— Где этот охламон? — грозно спросил Ёлкин.

— В лаборатории остался.

Ёлкин снова обернулся к Зюзюкину, решив поменять тактику:

— Что ж, Геннадий Андреевич, я надеюсь, вы честно победили на выборах. Теперь этот кабинет по праву принадлежит вам, — Борис Николаевич указал на дверь с красивой табличкой.

— Надпись вот только сменить нужно, — уточнил Зюзюкин.

— Это дело несложное. А нам разрешите-ка удалиться на… небольшую оправку, так сказать.

— Конечно, конечно, — великодушно разрешил Зюзюкин. — Я же понимаю: предвыборные волнения, стрессы — в вашем возрасте… Я думаю, вам нужно серьёзно отдохнуть от государственных забот, Борис Николаевич. На заслуженный отдых, как говорится. Но если вам будет что-нибудь нужно в личном, так сказать, порядке, прошу не стесняться — обращайтесь прямо ко мне. А свои распоряжения относительно вас я пришлю.

«Да уж, как же, приду я к тебе с поклоном, разбежался, — подумал Ёлкин. — Распоряжения свои относительно меня он пришлёт. Губу раскатал! Сейчас вернёмся назад в свой девяносто восьмой, а потом в девяносто шестой, и хрен ты у меня победишь на выборах».

А вслух сказал:

— Хорошо, Геннадий Андреевич. Ещё раз поздравляю с победой и желаю удачи.

— Спасибо, Борис Николаевич, — от успеха Зюзюкин даже поверил в искренность экс-президента.

На прощание оба пожали друг другу руки.

«Отцарствовал своё, старый маразматик», — самодовольно подумал Зюзюкин, крепко сжимая руку Ёлкина.

«Как пошла бы тебе эсэсовская форма», — в свою очередь подумал Ёлкин, тряся влажную ладонь Зюзюкина.

Когда Борис Николаевич со свитой быстрым шагом вошли в лабораторию, Генька удручённо возился у своей SОНЬКИ.

— Сукин ты сын, понимаешь! — набросился на него Ёлкин. — Ты куда это нас перекинул? Это же в кошмарном сне не привидится такое!

— А куда? — поинтересовался Генька.

— В двухтысячный год — вот куда! Башка, два уха!

— В двухтысячный?! Ё-моё! — глаза у Геньки полезли на лоб. — То-то я думаю, что-то нас как-то необычно колбасило… В будущее! Она ж у меня только на прошлое работала!