Пэлэм Вудхауз - Политическая машина Страница 5

Еще миг — и полицейского никто бы не услышал, все потонуло бы в гвалте и гаме. Но он не упустил этот миг: выпятив грудь, он заорал, словно давал показания перед глухим судьей:

— Он — укррал — ма-ши-ну! Я — его — ар-рестую — за крражу — ах-то-мо-би-ля! — проревел констебль. И тут же исчез вместе с Юкричем, так внезапно и стремительно, как умеют только стражи порядка, привыкшие вырывать уголовных преступников из круга друзей и единомышленников.

Последовало длительное замешательство. Ничего подобного прежде не случалось на редбриджских митингах, и публика не знала, что теперь делать. Первым опомнился угрюмый человечек в третьем ряду, который еще во время речи председателя привлекал общее внимание ехидными выкриками. Он вскочил на стул с ногами, и завопил:

— Люди Редбриджа!

— Садиись! — машинально загудела толпа.

— Люди Редбриджа — повторил человечек непропорционально громким голосом. — и вы собираетесь доверить — вы хотите поддержать — вы намерены поручить свои нужды тому, кто нанимает уголовников…

Ему снова посоветовали садиться, но многие уже кричали: «Слушайте! Слушайте!»

— …кто нанимает уголовников, чтобы нас агитировать? Люди Редбриджа, я…

Тут угрюмого человечка за шиворот стащили на пол. Его противника огрели по затылку зонтиком. Некое третье лицо сломало зонтик и поразило его хозяина в нос. После чего, так сказать, началась общая дискуссия. Дрались, кажется, все против всех, а в задних рядах группа серьезных мыслителей, похоже, обитателей Бисквит-роу, начала расчленять стулья и кидать их куда попало. Когда дерущиеся потекли на платформу, собрание можно было считать закрытым. Председатель довольно резво для своих лет возглавил паническое бегство к моей дверце. Прочие избранные наступали ему на пятки. Я занял в этом забеге достойное десятое место. Последнее, что я видел на митинге в поддержку Носяулера Лаулера, было лицо Носяулера, искаженное мукой, когда он споткнулся о перевернутый стол, пытаясь достичь выхода в три броска.

На другой день мы возвращались в Лондон. Было ясное, погожее утро, и солнце благосклонно улыбалось пассажирам третьего класса. Но Юкрич не улыбнулся ему в ответ. Забившись в угол, он хмуро глядел за окно, на зеленеющую природу. Казалось, он не рад, что вышел из тюрьмы. Он даже не поблагодарил меня за быстроту и сообразительность, проявленные при его освобождении.

Дело решила телеграмма стоимостью в пять шиллингов. Я телеграфировал Чокнутому, и вскоре после завтрака Юкрич вернулся в гостиницу свободным. Но в сравнении с тем, что он претерпел, свобода казалась ему незначительной мелочью. Теперь он сидел в вагоне, и думал, думал, думал.

Я не удивился, что на Паддингтонском вокзале он первым делом сел в такси, и потребовал немедленно отвезти его по адресу, где жил Чокнутый.

Лично я был всецело на стороне Кута, хотя тактично об этом умалчивал. Угонять у друзей машины, никого не предупредив, можно только на свой страх и риск. При помощи какой телепатии Чокнутый должен был узнать, что его Винчестер-Мерфи — в руках старого друга и одноклассника? Но Юкрич, судя по неподвижному взгляду и сжатым губам, думал иначе. Всю дорогу в такси он молчал, погруженный в раздумья. Воротничок у него отстегнулся, но он даже не пытался его поправить. Когда мы приехали к Чокнутому и лакей провел нас в роскошную гостиную, Юкрич глубоко и медленно вздохнул. Так дышит боксер, заслышав гонг на первый раунд. Чокнутый выпорхнул из соседней комнаты в пижаме и цветастом халате. Он явно был не из ранних пташек.

— А, приехали! — обрадовался он. — Послушай, старина, я ужасно рад, что все хорошо закончилось.

— Хорошо! — Юкрич громко засопел. Его грудь вздымалась под макинтошем.

— Хорошо!

— Мне страшно жаль, что вышла неприятность.

Юкрич не находил слов.

— Знаешь ты, что я провел ночь на нарах?

— Что? Быть не может!

— А утром меня вымыли в тюремной ванне.

— Ой, нет!

— И по-твоему это хорошо!

Здесь он, очевидно, собирался произнести длинную речь, которая ввергла бы Чокнутого Кута в смятение и депрессию. Он уже сжал кулак, свирепо потряс им в воздухе, и пару раз сглотнул. Я с интересом приготовился слушать его инвективу, но его перебил хозяин дома.

— Но я-то чем виноват? — беспомощно проблеял Чокнутый Кут, выражая этим и мои чувства.

— Это ты-то чем виноват?! — захлебнулся Юкрич.

— Послушай, старик. — примирительно начал я — я не хотел об этом раньше говорить, потому что ты был не в настроении, но что еще бедняге оставалось делать? Ты взял его машину без единого слова объяснения —

— Что?

— Ну, и естественно, он подумал, что ее украли, и заявил в полицию. Фактически, это я ему посоветовал.

Юкрич холодно смотрел на Чокнутого.

— Без единого слова! — эхом повторил он. — А мое письмо, длинное и тщательно написанное, где я все подробно разъяснил?

— Письмо?

— Да!

— Я никакого письма не получал. — ответил Чокнутый Кут.

Юкрич злобно рассмеялся.

— Хочешь сказать, оно потерялось на почте? Не пройдет! Я уверен, что посылал письмо. Я же помню, как положил его в карман, чтобы отправить. Сейчас его там нет, а я носил этот костюм с тех самых пор, как уехал из Лондона. Гляди! Вот содержимое моих…

Его голос замер, и он молча уставился на конверт, оказавшийся у него в руках. В комнате стало тихо. У Юкрича медленно отвалилась нижняя челюсть.

— Но как же это, к дьяволу, вышло? — пробормотал он под нос.

Должен признать, в трудную минуту Чокнутый Кут проявил великодушие, на которое меня бы не хватило. Он просто сочувственно кивнул.

— Ничего, я сам постоянно забываю отправлять письма. — сказал он. — Ну, теперь, старик, когда все разъяснилось, давай выпьем, и забудем об этом.

В глазах у Юкрича при этом приглашении проснулся блеск, но потрепанные остатки совести не позволяли ему просто сменить тему разговора, как предлагал хозяин.

— Но, честное слово, Чокнутый, старина — запинался он — я — ну, то есть — проклятье, не знаю что сказать. То есть…

Чокнутый Кут возился у буфета, вынимая составляющие для дружеской пирушки.

— Ни слова больше, старичок, ни слова больше, я тебя умоляю! — сказал он. — С каждым может случиться. Фактически, мне даже повезло. Эта история принесла мне удачу. Понимаешь, как знамение. Когда машина пропала, на другой день в Кемптон-парке в третьем заезде бежал полный аутсайдер по кличке «Угонщик», несчастная, разбитая кляча; и почему-то мне подумалось, что должна быть какая-то связь. Я поставил тридцать фунтов, а ставки были двадцать пять к одному. Все вокруг надо мной смеялись. Так эта скотина прямо полетела к финишу! Кучу денег выиграл.

Мы шумно поздравили его с такой удачей. Поздравления Юкрича были особенно бурными.

— Да — сказал Чокнутый Кут. — выиграл семьсот пятьдесят фунтов. Просто так, за здорово живешь! Я ставил у того нового типа, про которого ты мне рассказал на банкете — этот, как его, Исаак О’Брайен. Мой выигрыш его полностью разорил: он говорит, ему придется выйти из дела. Пока что он выплатил только шестьсот фунтов, но говорит, что у него есть какой-то компаньон или что-то вроде, и может быть этот компаньон сможет собрать остальные деньги.