Борис Штерн - Мишель и Маша, или Да здравствует Нинель! Страница 5

Отступать было некуда — где-то здесь в земле лежала Москва.

Но когда Мишель заводил с аборигенами осторожные разговоры о столице зеркальной империи: «Ребята, не Москва ль за нами?», те пугались и как в рот воды набирали (а вождь Тсинуммок набирал в рот воды в прямом смысле, отбегая к ближайшему колодцу или речушке), пожимали плечами, отрицательно мотали головами, разводили руками и, вообще, всем своим видом изображали полнейшее непонимание и напускное равнодушие. Они явно что-то знали.

Но слава троянского героя и однофамильца не давала покоя Мишелю. Ведь что сделал в свое время Генрих Шлиман-первый? Он плюнул на все и попросту осуществил свою заветную детскую мечту, рассчитался с судьбой за неустроенные детство и юность — пришел, увидел, откопал.

Вот и все. Просто? Еще бы! Но мало кто может похвастаться тем, что в детстве мечтал стать, например, пожарником и стал им.

Гонимый неумолимой индейкой, Мишель отправился по стопам своего знаменитого предшественника. Как Генрих Шлиман выделил фактологическую квинтэссенцию из гомеровской «Иллиады», так и Мишель начал плясать от печки — обратил пристальное внимание на беспорные факты в эпосе Ресефесер.

Не в пример гипотетической курицевой Атлантиде, Зеркальная Страна когда-то существовала, и ее местонахождение неплохо известно из хроник, летописей и анналов, — это для археолога самое главное.

«Конечно, легенда о выходе древнеросского богатыря Юрия Гагарина в космос — чистейшей воды вымысел, вроде мифа о вечном построении коммунизма в одной и той же, отдельно взятой стране, — рассуждал Шлиман. — Если сравнить эту легенду с легендой о древнегреческом Икаре — наблюдается чуть ли не прямое заимствование. Хорошо известно, что первым в космос вышел германский тевтон Герман фон Титов — впрочем, арийская версия космического приоритета тоже недостаточно аргументирована археологией, хотя, бесспорно, в основе подобных легенд лежат подлинные факты; несомненно, что-то в космосе в те времена происходило, и росы, возможно, приложили руку к освоению космического пространства. Зато очень красивая легенда о том, что какая-то вечно живая кухарка Нинель какой-то период управляла росским государством, абсолютно не имеет с действительностью ничего общего, как и аналогий в других эпосах».

«Возможно, иносказание? — раздумывал Мишель. — Аллегория, вроде пушкинских „ткачихи с поварихой с сватьей бабой Бобарихой“? Какая кухарка? Имя — Нинель, допустим. Отчество, фамилия?.. Возраст или, хотя бы, в каких годах до нашей эры правила громаднейшей из империй? Хоть какое-нибудь скульптурное изображение… Нич-чего неизвестно! Конечно, можно представить прекрасную кухарку, этакую серую кардинальшу Нефертити из простолюдинок, вершившую судьбу страны в постели очередного дряхлеющего генсека, но археологию, как и всякую подлинную науку, все-таки интересуют материальные памятники и достойные доверия письменные свидетельства; все остальное — сплошные помехи и шум от шумеров-шмумеров».

Первым делом Шлиман прильнул к истокам, обратился к самому первому достоверному известию о легендарной стране.

Известие Бертинских анналов 839 года являлось главным аргументом в пользу норманистской концепции происхождения росской государственности. Известию-839 до Шлимана была посвящена обширная литература в вольных переводах на многих языках мира с конструированием самых разнообразных историко-гипотетических построений, но только Шлиман дал достаточно неожиданную и обоснованную ПСИХОЛОГИЧЕСКУЮ трактовку Известия.

Как известно, в Бертинских анналах сообщается, что германский император Людовик Благочестивый принимал 18 мая 839 года в южнонемецком городе Ингельгейме послов императора Византии Теофила. Вместе с этими послами Теофил отправил к германскому императору…

(Начало цитаты из Бертинских анналов, первое известие о стране Рос):

«…неких [6], которые говорили, что их [7], называют Рос [8], и которых, как они говорили, царь [9] их, по имени Хакан [10], отправил к нему [11] ради дружбы. В упомянутом письме [12] сообщал, что люди эти весьма оригинальны [13] и просил, чтобы император Людовик милостиво дал им [14] возможность воротиться [15] и охрану по всей своей империи, так как пути, которыми они [16] прибыли к нему [17] в Константинополь, шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен, а он [18] не желал бы, чтобы они [19], возвращаясь по ним [20], опять подвергались опасности. Тщательно расследовав причину их [21] прибытия, германский император узнал, что они принадлежат к шведскому народу [22]; и считая их скорее разведчиками по тому царству [23] и нашему [24], чем искателями дружбы, он [25] решил задержать их [26] у себя, чтобы можно было достоверно выяснить, с добрыми ли намерениями они пришли туда или нет. И он [27] поспешил сообщить ему [28] через помянутых послов и письмом также и о том, что он [29] их [30] из любви к нему [31] охотно принял; и если они окажутся людьми вполне благожелательными, а также представится возможность им [32] безопасно вернуться на родину, то они будут отправлены [33] с охраной; в противном случае они будут возвращены к его [34] особе с тем, чтобы он сам решил, что с таковыми [35] надлежит сделать».

Составитель анналов (летописец) Пруденций [36], придворный священник императора Людовика.

Вот такая цитата.

Как отмечали солидные ученые, само Известие-839, содержащееся во вполне достоверном источнике, не вызывает сомнений (императорский двор середины 9-го века в небольшом германском городке Ингельгейме был, по всей вероятности, невелик, и летописец (анналист, хронолог) Пруденций явно видел послов государства Рос собственными глазами. Главное же значение известия Бертинских анналов в том, что оно дает наиболее ранние сведения о существовании Рос, указывает первую точную дату (839 год) в истории этого государства и позволяет установить его географическое местоположение на картах Восточной Европы.

Но Шлиман в поисках Москвы копал глубже и… великолепно ошибся!

Не будем описывать весь ход его остроумных рассуждений, для Шлимана особый интерес представляла психологическая подоплека бертинского известия. То, что государство Рос располагалось где-то посередине великого пути из «варягов в греки», младенцу понятно — ни севернее, ни восточнее, ни южнее располагаться оно никак не могло (север и восток были слишком далеки от геополитических интересов Византии того времени, чтобы с такой помпой принимать тамошних послов, да еще втягивать в эту помпу германского императора; а на юге ближайшие соседи Византии хорошо известны — турки, булгары, хазарский каганат).

Далее:

«Титул царя росов, „хакан“, нисколько не происходит от хазарского титула „каган“, — решил Мишель, — а, безусловно, от древнеросского „пахан“ — просто летописец Пруденций на слух ошибся. Тот же Пруденций не только воочию видел весьма „оригинальных“ [37] послов Рос, но и общался с ними — более того, красивый и четкий каллиграфический почерк Бертинских анналов (за что, собственно, и держали Пруденция в должности летописца) именно в этом небольшом известии, написанном в тепленькое утро 19 мая 839 года сразу после официального приема послов Рос, превращается в курицелапую похмельную борозду с кляксами — можно лишь представить с какого великого бодуна записывал это известие каллиграф Пруденций! Что он там накарякал?.. Ни черта не понять — не только почерк, но и обычно ясный, точный и лаконичный стиль Бертинских анналов именно в этом известии превращается в косноязычное мычанье с обилием исправлений, пояснений и местоимений «их, тех, это, того, это самое, как его…»

Можно лишь представить первое появление росов в Европе, вспомнив попойку Шлимана в шведской королевской академии: глубокая ингельгеймская ночь, пир в императорском дворце в честь прибытия послов, Людовик Благочестивый уже под столом, летописец Пруденций лыка не вяжет и несет всякий вздор; двое росов (швед, он хоть и Рюрик, но уже перешел в росскую веру) глушат все подряд и уже начинают выяснять между собой отношения:

«Ты кто такой?»

«А ты кто такой?»

В самом деле: кто же они такие? Почему поначалу приняты германским императором за норманских шпионов, а потом вдруг сделались лепшими друзьями?