Олифант Олифант - Бухта Бо[СИ] Страница 5

Старик отвёл Хосе в свою келью, приподнял каменную плиту на полу и достал из тайника горсть золотых монет.

— Мне они ни к чему, — протянул он деньги. И перекрестил Хосе.

В ту же ночь юный послушник бежал из монастыря.

— Так, старый чёрт ещё жив? — удивился капитан Сантьяго, когда Хосе подошёл к нему в таверне. — Что же, приятель, считай себя членом команды. Хотя дела у нас сейчас идут неважно, возможно ты принесёшь нам удачу и новый корабль.

Сейчас, лёжа под звёздным небом Обезьяньей бухты, Хосе пил горькое снадобье доктора Бо, и ждал, когда вернётся капитан Сантьяго.

— Моряки, привыкшие в море экономить каждый глоток пресной воды и питающиеся солониной, да галетами, у меня быстро шли на поправку, — продолжил Папаша Бо. — Один из них, потерявший столько крови, что сначала смахивал на покойника, спустя неделю, уже смог самостоятельно вставать. А через две — начал готовить обеды для нашей маленькой колонии. Клянусь, сэр, что у этого рыжебородого был особый талант к кулинарии.

Рыжий Генри.

Мать Генри держала небольшую таверну в бристольском порту. Согласно семейной легенде, заведение переходило от родителей к детям ещё со времён Римской империи и носило гордое имя «Цезарь». Время от времени какой–нибудь бродячий художник, расплачиваясь за ужин, обновлял вывеску у двери, где был изображён лежащий на боку крупный мужчина в белой простыне. Портовый люд называл таверну «У мертвеца», однако захаживал туда с завидным постоянством.

Всё детство, сколько себя помнил Генри, он мыл столы и посыпал чистым песком пол. Мать стояла у плиты, разносила выпивку и любезничала с посетителями. Таверна не могла порадовать клиентов ничем кроме жареной рыбы, тушёной капусты и куриного бульона. Однако, моряки и грузчики, заходившие опрокинуть кружку эля, никогда не бывали в претензии.

Время от времени в комнате на втором этаже поселялся очередной мамин «дружок». Правда, задерживался он ненадолго, ровно до тех пор, пока он не понимал, что дармовой выпивки здесь не будет. Единственный, кто прожил с матерью и Генри несколько лет, был кок Анри, бежавший с французского военного корабля. Он то и взял на себя всю работу на кухне. Теперь от посетителей не стало отбою. Мать, даже отгородила часть зала «для джентльменов» и застилала там столы чистыми скатертями.

Анри неплохо относился к Генри, а, главное, заставил мать нанять в порту работницу для грязной работы.

— Garçon не должен мыть тарелка, — возмущённо жестикулировал Анри, — место мужчины здесь.

Учиться у него стряпать, было сплошным удовольствием и больше напоминало игру. Анри больше хвалил мальчика, чем требовал.

— Mon dieu! — выбегал он к посетителям с чашкой соуса. — Messieurs, все немедленно пробовать! Это есть колоссальный успех малыша Генри.

Увы, нет рая на земле. Анри, постоянно ревновал мать и принимался вполголоса браниться всякий раз, когда видел её кокетничающей с гостями. Особенно его бесило, когда кто–нибудь из зала для «джентльменов» похлопывал её или шептал на ухо любезности. Тогда, к вечеру Анри напивался и колотил мать.

Несчастье случилось, когда Генри уже исполнилось семнадцать. Вышедший из себя Анри схватил со стола нож для разделки мяса и ударил мать в грудь.

Генри, как настоящее дитя порта, принял единственно возможное решение. Собрал вещи француза, сунул ему в карман дневную выручку и вытолкал рыдающего Анри в ночь. Пришедшим наутро полицейским сказал, что на мать напали грабители.

Несколько дней Генри бесцельно слонялся по городу. Затем, решившись, сдал в аренду «Цезаря», нанялся на корабль юнгой и ушёл в море. Там, безропотно полгода драил палубу и терпел побои. Однажды, когда его судно грузилось какао на Ямайке, он повздорил с боцманом. Увернувшись от пудового кулака, Генри выхватил из–за пояса нож и неуловимым движением полоснул обидчика по горлу. Потом, перепугав команду, впервые за всю службу облегчённо рассмеялся и прыгнул с борта в море.

— Третьего раненого, — голос Папаши Бо потеплел, — звали Креветка Ли. Бедный парень потерял в этой заварухе левый глаз. Обработав рану, я соврал Сантьяго, что он нуждается в покое и длительном лечении. Толку от Ли на «Гейме», один чёрт, не было.

Креветка Ли.

Мать Ли была китаянкой и лучшей повитухой на Сан — Доминго. Занятая сутки напролёт, она никак не могла уделять внимания сыну, и, как только мальчик подрос, отдала его рыбакам. Теперь на рассвете Ли уходил на лодке в море, что бы проверить ловушки на креветок, привезти и отдать улов Губастому Дживусу. Тому принадлежало несколько прилавков на местном рынке, и он слыл состоятельным человеком. Несмотря на положение, Дживус носил пропахшую тухлятиной робу, а голову покрывал изжеванной соломенной шляпой. Шевеля толстыми губами, торговец непрестанно сетовал на скаредных покупателей, вороватых работников, чрезмерную жару и невыносимые налоги.

— Эй, Креветка, — подозвал он как–то Ли, — ты когда–нибудь слышал о жемчуге?

Мальчик пожал плечами. Конечно, он знал об этих блестящих шариках, которые иногда таились внутри раковин. Рыбаки говорили, что сеньоры из города любят украшать ими шеи и волосы.

— Хочу предложить тебе отличную работу, — продолжал Дживус. — Ты приносишь мне дюжину жемчужин и сразу же получаешь в уплату курицу. Да, да, парень, ты не ослышался. Целую курицу!

Глядя в загоревшиеся от радости глаза Ли, торговец скорбно вздохнул.

— Одно условие, всем остальным молчок! — Дживус прижал грязный палец к губам. — Сам понимаешь, сколько бездельников немедленно захочет подзаработать.

С этого дня, отдав улов креветок, Ли опять уходил в море. Сбрасывал с лодки верёвку с привязанным на конце камнем и нырял, нырял, нырял.

Первому жемчугу Дживус обрадовался и, помимо курицы, одарил мальчишку ржавым складным ножом. Однако, со временем, стал сетовать, что здорово переплачивает за подобную безделицу. Ли, потупив глаза, молчал, уж больно радовалась мать, когда он появлялся дома с очередной птицей.

К пятнадцати годам за Креветкой Ли закрепилась слава лучшего ныряльщика побережья, а Губастый купил себе новенькую тартану.

— Это судно сжирает все мои деньги, — бубнил Дживус, с неохотой передавая Ли очередную курицу. — Вы–то с матерью горя не знаете, лакомясь свежими яйцами, а я вынужден экономить каждый грош.

Креветка понимающе кивал. Он очень боялся потерять работу…

Спустя неделю, когда, причалив лодку на пляже, Ли высыпал на песок корзину жемчужниц, к нему подошёл незнакомец. Мальчик ещё никогда так близко не видел настоящих сеньоров. Судя по камзолу с золотыми пуговицами и великолепной треуголке, это был капитан огромного фрегата или сам губернатор.

— Мечтаешь разбогатеть, приятель? — неожиданно дружелюбно обратился господин к Ли.

— Наверное, да, сеньор, — испуганно вскочил тот. — Господин Дживус даёт мне целую курицу за дюжину жемчужин.

— Ну, тогда эта курица должна быть размером с колокольню, — захохотал незнакомец.

— Нет, сеньор, — немного растерялся Ли. — Она обычная, но я честно её зарабатываю.

— И кто же этот Дживус, что столь щедро платит тебе? — нахмурился сеньор.

— Ему принадлежит вся торговля рыбой в городе, а теперь и эта тартана, — Ли указал на судно, покачивающееся на волнах у пирса.

— Что же, сынок, — присел на борт лодки сеньор, — видимо пришло время устранить некоторые пробелы в твоем образовании.

Ночью капитан Сантьяго подвёл лодку к порту со стороны моря. На корме, сжимая в руках верёвочную лестницу, сидел Ли. Как только вдали показались очертания тартаны, гребцы подняли вёсла. Креветка скользнул в чёрную воду и исчез. Вынырнув у борта судна, он вскарабкался на палубу по якорной цепи и опустил вниз лестницу. Капитан с гребцами, зажав в зубах ножи и стараясь не шуметь, поплыли к кораблю.

— Признаюсь, дружище, — Сантьяго стоял на палубе тартаны, держа курс на Тортугу, — самым подходящим названием для этой посудины было бы «Жемчужина». Но, чтобы не сыпать тебе соль на рану, назову её «Гейм».

— То, что в бухту наведается эскадра, рыскающая вдоль побережья, — Папаша Бо поудобнее расположился на диване, — нас не особенно беспокоило. При малейшей угрозе все скрылись бы в джунглях, оставив преследователям лишь наспех построенный барак. В то же время, мы вполне могли сойти за мирных колонистов, золотоискателей или, на крайний случай, контрабандистов. Из четверых, лишь Рыжий Генри, покрытый шрамами и татуировками, не оставлял сомнения в выбранной им профессии.

Бо, решивший, наконец, покончить с пиратством, не был уверен, что того же захотят его бывшие пациенты. Однако, замечая, с каким рвением Генри и Креветка пытаются обустроить лагерь, он усомнился, так уж ли их тянет обратно к Сантьяго. Даже бесстрастный молчун Хосе, и тот разбил в джунглях некое подобие огорода, ревниво оберегая его от обезьян.