Алекс Экслер - Полные записки кота Шашлыка Страница 6

— Ну, Петрович! Так чего было-то? — все допытывался Андрей.

— Чего, гришь, было? — мужик снова оторвался от автомобиля и неодобрительно посмотрел на меня. — Всю шею мне исцарапал — раз, — Петрович загнул один палец, — на руль прыгнул так, что я чуть не врезался — два, — Петрович загнул второй палец, — с испугу накакал на приборную доску — три, — Петрович торжествующе загнул третий палец, важно посмотрел на Андрея и опять полез в машину.

— Да? — произнес Андрей, который был явно потрясен этим волнующим рассказом.

— Угу, — раздалось из машины Петровича.

— Слышь, Свет, — нервно сказал Андрей. — А может, ну его, Шашлыка? Зачем он там, на даче? Давай его здесь оставим. И ему спокойней, и нам.

— Ну уж нет! — решительно сказала Света. — Ты больше слушай, что всякие алкаши болтают. Решили, что Шашлычок с нами поедет, пускай с нами едет. Вон, посмотри, он совсем и не боится.

Я, конечно, понимал, что Света Андрея просто успокаивает, но мне от этого было не легче. Сами посудите — практически первый раз на воздухе после черт знает какого перерыва. Такое пространство я видел в последний раз только на Птичьем рынке, да и то, когда был совсем крошкой. А потом столько времени просидел в четырех стенах. Конечно у меня сейчас глаза были — на двадцать копеек, и когтями я совершенно непроизвольно впился в Свету так, что отодрать меня от нее не было никакой возможности.

— А если он на приборную доску накакает? — не сдавался Андрей, которого эта часть рассказа Петровича особенно поразила.

— Да сам ты на доску накакаешь! — возмутилась Света. — Что за манера — подозревать кота во всех преступлениях, которые он еще не совершил.

— Когда совершит, то будет уже поздно, — мрачно сказал Андрей, открывая машину.

Света меня попыталась было посадить на полку под задним стеклом, на я начал орать на весь двор, намекая, что хочу остаться у нее на ручках.

— Вишь, как заливается, — прокомментировал Петрович. — Сейчас точно чего-нибудь наделает.

— А вы, Михаил Петрович, — со злостью сказала Света, — занимались бы лучше своей машиной. Посмотрите, как она у вас грязью вся заросла. Неудивительно, что кот ее за сортир принял.

Петрович поперхнулся, но не нашел, что ответить, поэтому заткнулся и снова скрылся под капотом своего агрегата. Света вместе со мной кое-как уселась на переднее сидение, Андрей завел машину и мы поехали.

Первые минут десять я сидел спокойно, с интересом разглядывая мелькающие за окном предметы. Потом мне захотелось посмотреть, что там видно из окна Андрея, поэтому я отцепился от Светы и полез на плечи Андрея.

— Света! — заверещал он, как ненормальный. — Этот Шашлык на меня полез! Я сейчас врежусь куда-нибудь!

Света занервничала и попыталась меня оторвать от его рубашки. Но у меня сработал железный рефлекс: как только вокруг начинается какой-нибудь шум-гам, надо покрепче вцепиться когтями во что-нибудь, и не отпускать ни под каким видом. Так и сделал. На беду Андрея, рубашка у него была довольно тонкая, так что вцепился я ему прямо в плечи. Андрей завыл и стал петлять по дороге, распугивая все встречные «Камазы». В общем, шум поднялся — ужас просто. Я изо всех сил держусь на Андрее, чтобы не свалиться от всей этой тряски, он орет, Света кричит на меня и на мужа, так что не машина получилась, а дурдом на колесах.

Наконец, Андрей додумался остановиться. Машина встала у обочины, парень открыл дверь, аккуратно выполз наружу и встал во весь рост. Я почувствовал, что тряска прекратилась и спрыгнул на дорогу. Андрей молча наклонился и достал из машины здоровенную тряпку, которой он протирает стекла. Тут я почувствовал что-то неладное, но пока не очень понимал — что именно. Я-то ничего плохого не сделал. Просто полез посмотреть в левое окошко. А что вцепился в Андрея, когда меня Света попыталась снять, так это совершенно нормальная реакция. Чему тут удивляться-то? Да и машина еще тряслась кошмарно! Я же мог упасть!

— Ну, Шашлычок, — сказал Андрей как-то подозрительно ласково. — Вот сейчас тебе и пришел полный … — вдруг заорал он и попытался очень сильно и резко треснуть меня тряпкой.

Я, конечно, успел шмыгнуть под машину (у котов, слава Сметане, реакция получше, чем у этих увальней — людей), а Андрей не сумел сдержать полета скрученной тряпки и со страшной силой шваркнул ею себе по ногам. Что тут началось! Андрей говорил ТАКИЕ слова. Как ему не стыдно при жене-то? А с какой стати он намекал на какие-то интимные контакты с моей дорогой мамочкой — уж совсем не пойму. Парень, наверное, перегрелся на солнышке. Впрочем, оно припекало уже совсем по-весеннему.

Концерт продолжался минут десять, причем совсем даже без заявок жителей села. Правда, пара бабулек, которые проходили неподалеку, остановились, чтобы послушать поток андрюшиного сознания, но он и бабулькам объяснил все, что он думает о них, об их мужьях, о селе и крышах всех его домов, так что бабки испуганно перекрестились и галопом помчались куда-то в сторону через поле.

Наконец, Свете удалось Андрея успокоить. Ему смазали зеленкой плечи и ноги, посадили за руль, а меня Света аккуратно вытащила из-под машины и водрузила под заднее стекло. Я вцепился передними лапами в обивку верха задних кресел и затих. Андрей подозрительно посмотрел на меня в зеркало заднего вида и сказал:

— Если ты, подлое животное, меня еще хоть раз тронешь, до дачи не доедешь. Оставлю в первом попавшемся селе. Продам на мясо для пирожков, которые они на железнодорожной станции продают.

— Да что ты такое говоришь-то, — вступилась было Света, но он на нее так цыкнул, что она тут же затихла.

Ой, напугал! Да я и не собирался на него прыгать. Очень он мне нужен. Мне и сзади хорошо. И главное — никто меня не трогает и не пытается отодрать от насиженного места.

Потихоньку поехали дальше. Андрей успокоился, видя что я лежу смирно и на него прыгнуть не покушаюсь, Света тоже расслабилась и стала рассматривать окрестности. В машине было ужасно душно, но ребята почему-то не догадались открыть хоть одно окно. Пришлось мне организм охлаждать так, как это делают многие животные, покрытые мехом — с помощью языка. Я открыл рот, высунул язык и лежал, тяжело дыша, заботливо следя за тем, чтобы язык был высунут наружу как можно дальше. Нет, мне не было уж НАСТОЛЬКО плохо, но душновато — это точно.

В какой-то момент Андрей бросил взгляд на меня, удивился и сказал жене:

— Свет, чего это с Шашлыком? Он, часом, не помирает? Коты же так язык не высовывают. Только собаки.

Да, уж. Познания у парня — просто энциклопедические. Я с презрением посмотрел на него и отвернулся к окну.

— Ой, — неожиданно завизжала Света, посмотрев в мою сторону, — останови немедленно! Шашлычку плохо!

Андрей резко дал по тормозам так, что я не удержался (не ожидал такого рывка) и кубарем скатился на заднее кресло, чудом не прикусив язык.

— Ты посмотри, — продолжала кричать Света, — его даже лапки не держат, бедного! Это ты уморил кота, садист!

Я совсем перепугался от этих криков и забился между креслом и сидением. Но Света меня оттуда выдрала решительным жестом, вытащила наружу и поставила на травку, приговаривая:

— Давай, Шашлычок, дыши. Может тебе искусственное дыхание сделать?

Кстати, на свежем воздухе мне сразу стало легче, и язык я спрятал обратно.

— Все, — довольно сказал Андрей. — Кот уже не умирает. Ложная тревога. Поехали дальше.

Но Света настояла, чтобы мы еще минут пять побыли на свежем воздухе, после чего меня снова водрузили под заднее стекло, Света села рядом и стала махать у меня перед носом газетой. Окно открыть они так и не догадались. Во ребята дают! Ну просто обалдеть можно, какие догадливые. А я из-за этой газеты расчихался во все стороны, потому что Света ее достала из багажника, где было очень грязно и пыльно.

Наконец, добрались до этой чертовой дачи. Я все это время так чихал, что чуть уши не оторвались. А Света приговаривала:

— Бедный, бедный Шашлычок. Это у тебя, наверное, аллергия на бензин, — и все тыкала мне в нос свою пыльную газету.

Ужас просто. Я думал, что живым не доеду. Или доеду, но без носа и ушей. Но все плохое когда-нибудь заканчивается, и тогда начинается еще более плохое. Приехали мы на эту дачу.

Кстати, я давно подозревал в Андрее некоторый максимализм. Когда он говорил «дача», я представлял себе здоровенный двухэтажный каменный дом с огромным участком, покрытым английским газоном, по которому туда-сюда носятся восхитительные жирные мышки. На деле же деле «дачей» оказалась полуразвалившаяся деревянная халупа, которая стояла посреди жутко заросшего участка. Ну халупу я еще мог пережить. Но участок, поросший жутким бурьяном, меня доконал. Потому что даже если там и были мышки, то поймать их среди этих зарослей было невозможно.