Михаил Эдель - Чем вы недовольны? Страница 6

– Поедем. А пока поищем Екатерину Турбину.

– Евгений Иванович, вы чуткий человек.

Напрасно Бур и Воробушкин ревизовали пляж, обозревали крышу «Амры», прочесывали Ботанический сад, караулили прогулочные теплоходы. Нет Кати Турбиной.

– Не заметить её невозможно, – повторял Бур. – Неужели она уехала?

– Не огорчайтесь, впереди Ломоносовск.

Через два дня Воробушкин и Бур покинули Сухуми.

СКОЛЬКО ПРОСИШЬ?

В управлении милиции города Ломоносовска, прямо скажем – в ОБХСС, Бур в свойственной ему манере излагал свою одиссею-модерн.

– Что вас привело к нам? – спросил его майор, начальник отдела.

– Мой отец, его честь, о которой я временно забыл. Командир эскадрона Ибрагим Бур погиб на Кавказе, сражаясь с фашистами. Когда ко мне вернулась совесть, я поклялся отомстить тем, кто заставил меня позабыть и свою честь. Еще до встречи с Евгением Ивановичем я приобрел билет, чтобы встретиться с вами.

– С какой целью?

– Просить вас устроить мое свидание с Филимоном Гаркушиным. Он наверняка знает, где находится некий Джейран, который, вероятно, проживает под другой фамилией.

– Послушаем Богдана Ибрагимовича? – спросил майор своего заместителя старшего лейтенанта Воробушкина.

– По-моему, следует, – улыбнулся Евгений Иванович.

– Итак… позвольте начать. Заранее прошу прощения за вольный стиль изложения и, возможно, неясную композицию грустной повести моей. Излагать буду чисто эмоционально.

– Мы привыкли к разным стилям и эмоциям, – сказал майор.

– Начну с того, что сманил меня с ясного пути на тропку жуликов двоюродный брат моей матери, Пухлый Матвей Терентьевич.

Подробно о Пухлом потом. Итак, первое его поручение: лететь из Ростова в Ялту. Пухлый вручает мне пакет и паспортную фотокарточку.

В условленном месте, в точно указанное дядей время я должен был вручить пакет лицу, изображенному на паспортном фото.

Как любитель аттракционов, я заглянул в пакет. Два часа трудился над вскрытием и закрытием. В пакете я узрел два новеньких паспорта; один – на имя Джейрана Яна Петровича, якобы уроженца Ростова, другой – на имя Курбского Леона Константиновича, якобы уроженца Астрахани, первый прописан в Бердянске, второй в Тбилиси. Сработал эти паспорта несомненный специалист.

За паспортом явился именуемый Джейраном. Среднего роста, с любвеобильными глазками, теноральным убаюкивающим голосом – ни дать ни взять протестантский пастор, христов проповедник. И верно – в прошлом Джейран пел в соборном хоре в Ломоносовске, позже окончил театральное училище и служил в театре актером. Впоследствии я убедился: двуликий Ян – отличный артист и душегуб в равной мере. Однажды я провинился, нарушил правила. В одном городе познакомился с девушкой и задержался на несколько дней. Небесные глазки побелели, улыбочку добродушного пастора затмил роковой взгляд инквизитора.

«За недорогую цену, милый кавалер, – сказал он мне, – тебя укокошат в разыгранной драке. Проверенное средство. Больше увещевать не стану. Знай, я против лирики. Всякой».

Курбского я никогда не видел, но знал, что это помощник Джейрана. Также известно – в этой компании действует какая-то княжна, понаслышке красавица, но, вероятно, не княжна.

Последние два беспаспортных года я успешно переходил в другое качество на Н‑ском заводе точных приборов. Мне персонально очищал душу инженер, молодой ученый, внук царского генерала. Дед инженера служил в армии Брусилова начальником артиллерии корпуса. В декабре тысяча девятьсот семнадцатого года генерал Харловский в Москве явился к Антонову-Овсеенко с двумя сыновьями-артиллеристами и вступил в Красную гвардию. Внук генерала Харловского, Виталий Александрович, пленил меня. Он жил красиво. Другого слова не хочу. И ещё интеллигентно. Я, расконвоированный зэка, бывал у него дома. Меня восхищали его жена – женщина, которой можно гордиться, и чудесная дочурка. Жена Харловского – главный врач. «Вот так надо жить! – повторял я. – Целеустремленно и красиво».

«Я знал деда, – говорил мне Виталий Александрович. – Он наказал: „Будь артиллеристом. Артиллерия – верный защитник человечества от всякого разбоя“».

Я стал специалистом, обслуживающим артиллерию… Товарищ майор, я понятно излагаю?

– Вполне.

– Между прочим, уголовный розыск – это тоже артиллерия против всяких разбойников.

– Малого калибра, – сказал Воробушкин.

– Но прямой наводки. Теперь о Бердянске. До встречи в аэропорту с вашими коллегами я с матерью жил в Ростове. Дядя Пухлый ведал большим магазином в районе «Россельмаша». Не сомневаюсь, вы вскоре встретитесь с этим нахмуренным хищником. Короче – однажды дядя Пухлый предложил нам переехать в Бердянск и приобрести на имя мамы домик с роскошным садом: ему, видите ли, неудобно становиться владельцем недвижимого имущества.

Мне были обещаны черный костюм и импортное пальто. О них я мечтал. Я, студент второго курса, уговорил маму, так что мое падение, выражаясь литературно, началось ещё до первой поездки в Ялту и знакомства с Джейраном.

К домику дядя Пухлый в волшебные сроки пристроил двухэтажный дом, одиннадцать коммерческих комнат и отдельную квартиру для себя из четырех комнат, хотя по сей день в ней не живет. Мы – мама, жена погибшего командира эскадрона, и я – стали мнимыми владельцами двух домов по системе: заботы наши, доходы дяде. В этом доме и был прописан Джейран.

Неделю назад я из Сухуми слетал к дяде Пухлому. Пришёл в магазин. Узнаю – дядя им уже не ведает. Работает в управлении торговли. Устал от материальной ответственности. Я подкараулил его у выхода. В доме дяди я бывал два или три раза в год. Квартира сверхотличная. Дверь всегда на цепочке.

Если даже цепочка снята, дальше порога вас не пускают. В прихожей поверх плюшевых дорожек красуется белая полотняная, по ней гуляют два пушистых кота. Людям вход закрыт. В квартире царствует культ быта, – всё вылизано, начищено, всё блестит и сверкает. В одной из комнат перед иконами вечная лампада, мамаша дядиной супруги назло коммунистам демонстрирует свои страстные отношения с богом.

Пухлый, увидев меня, чуть вскинул голову – сделать большее ему мешает толщина шеи.

«Где побеседуем?» – спросил он. Я – «В ресторане».

«Туда не хочу».

«К вам пойдём».

«Это не разговор».

Я уже не мог видеть его хмурую кабанью физию. Глядя на неё, кажется, что Пухлого мучает изжога.

«Пойдём ко мне в гостиницу», – предложил я.

«Чего вздумал».

«Может, в прокуратуру?»

«Угрожаешь?»

«А что?»

«Ну чего тебе надо? Деньги?»

«Хотя бы. Вы мне должны комиссионные за не доставленные вам пятьсот джемперов и за восемь лет скромного поведения, благодаря которому вы находитесь здесь, играете с вашими котами, а не толкаете рудничные тачки на брегах хладных морей».

Мой непочтительный тон оскорбил Пухлого, его широкие ноздри побагровели, он был похож на вепря, почуявшего охотников.

«Тебе достанутся два дома, через два месяца ты будешь введен в наследство и выплатишь мне разницу».

«Я могу вам вернуть оба дома посредством дарственной записи. Приплаты не возьму».

«Видно, не знаешь, что творится».

«Наконец-то взялись за вашего брата», – сказал я.

Пухлый икнул. Раз, другой, третий… Он понял – я вернулся другим.

«Ты что – может, тебя устроить в психиатрическую? Делом, сколько просишь?»

«Ни рубля. Мне за всё заплатит наличными Джейран. Где он сейчас?»

«А почем я знаю. О нём давно ни слуху ни духу».

«Тогда платите вы».

«Сколько?»

Я умышленно заломил цену и добавил:

«Только валютой. Убываю за рубеж. Навсегда».

«Мерзавец!»

«Не понял? Потому что покидаю родину?»

«Я уже третий год живу на зарплате».

«Бережёте миллионы».

«Идиот. В общем, катись отсюда. Куда угодно, можешь даже слетать в генеральную прокуратуру или в КГБ. Не забудь, прошло восемь лет, есть такое положение – срок давности».

«Есть. Но вас просто из любопытства попросят объяснить, как вы распорядились со значительными валютными суммами и драгоценными слитками, которые я транспортировал от Яна Петровича к вам. В них законно заинтересовано Министерство финансов на предмет дальнейшего строительства жилых домов, детских садов, школ, здравниц, а также социалистической индустрии».

«Мерзавец!» – уже несколько патетически воскликнул дядя Пухлый, беспорядочно икая.

«Не повторяйтесь, дядя. Вас могут услышать дружинники, и мне придётся объяснить им, что вызвало ваш гнев!»

«Негодяй! Бандит!» – прошипел Матвей Терентьевич Пухлый, которого никогда не посещал юмор.

«Итак, ваше отношение ко мне прояснилось. Еду в Бердянск. И до ввода меня в наследство я, пока потенциальный владелец двух домов и роскошного сада, пишу предварительное заявление исполкому трудящихся, что передаю сие недвижимое имущество государству, и пусть оно распоряжается им по своему усмотрению. Если же вы не укажете адреса Джейрана, я поясню, кто является истинным владельцем, двух домов и роскошного сада. Убеждён – мне поверят».