Виктор Заякин - Роман Петровичъ Страница 6

Видя, что мужики у забора начали плеваться и возмущенно перешептываться, Петрович обездвижил энтузиастку коротким тычком пальца в солнечное сплетение и, взвалив ее на плечо, решительно зашагал в сторону площади. "Без Крупского, заразы, тут не обошлось…", — разгневанно думал он…

И он как в воду глядел. На площади уже стояла импровизированная сцена, окутанная транспарантами "ДАЕШ ИНТИЛЕКТУАЛЬНЫЙ СМУРЬНЯКЪ!", "ЖИЗНЬ — ПРОШЛА!", "ВЗРЫДНЕМ, БРАТИЕ, О ПРОПИТОМ!" и др. Поперек сцены висело грязное полотнище, которое гласило, что "Я ПЫТАЛСЯ ПРОЙТИ СТО ДОРОГЪ, А ПРОШЪЛ ДВАДЦАТЬ СЪМЬ". На сцене удивленная толпа узрела тов. Крупского, одетого в какие-то блестящие в некоторых местах обноски, немытого, небритого и с длинными патлами ("Досталось гаду от толкунцов!", — злорадно подумал Петрович). Он восседал на груде старых выварок, держа в руках две пары нунчак, и издавал дикий грохот, время от времени выкрикивая всякие несуразицы, типа "Искусство — народу!", "Витька Цой всегда живой!", "Вдарим роком по попсе!", "Вся власть битлам!" и др. Причем по отвисшей челюсти ударника труда и по стоящей рядом с ним почти пустой литровке самопляса было видно, что он держится прямо только за счет огромной веры в правоту своей нелегкой борьбы. Толпа изумилась еще больше, когда на сцену взгромоздилась Груня, и, заговорщически подмигивая единственным заплывшим глазом, объявила, что сейчас на сцену выйдет местная звезда, бард-самоучка, патриот своей деревни, который"…покажет усем, шо может собственных Кобзонов Расейская Земля рожать!" И, наконец, изумление толпы достигло предела, когда на сцену, с балалайкой в одной руке и с бутылкой первача в другой, выдвинулся Акафест… Хлебнув из бутылки, прочистив отрыжкой горло (от чего в первых рядах внимательных зрителей дружно захрустели огурцы), он сделал умное, мужественное, с легкой печалью лицо (отчего сразу же стал походить на старый промокший кирзовый сапог, который какая-то добрая душа высушила открытым огнем) и взял первый аккорд на инструменте: — Я пинков надавал огнегривому льву,

И, отправив вола попастись на… траву,

Я покинул тот город, вполне золотой,

По траве босиком отправляясь домой…

Дом мой, дом! Здесь я рос, здесь я маленьким был,

Здесь родную сестренку я в речке топил,

Здесь я дедушке пальцы отбил молотком,

Здесь соседей своих покрывал матюком…

Я хотел бы наехать на белом коне

На хозяйку корчмы — чтоб не лыбилась мне.

Только конь по степи ускакал — не зови!

Я решил: "Попытаюсь уйти от любви! "

Взял соседа за шкирку, укрылся в подвал

И из слабой груди там ремней накромсал;

И хотя группа крови была хоть куда,

Все ж не сдюжил сосед; видно, кровь — не вода…

Хорошо — пьяный врач по селу проходил:

Он мне очень помог, он мне все объяснил

Почему у соседа такой грустный вид,

Почему посинел, почему он молчит…

А когда наш пожарник на шум прибежал

Он с утра у сельпо справки всем выдавал

Я на них поглядел — и не смог им простить,

Что у Них нет Меня и они могут жить.

Закопав всех троих, я корчму подпалил;

На пожарную часть бугая напустил;

А хозяйку корчмы я на речку принес

И она там сама захлебнулась. От слез…

У меня нет тебя. У тебя нет меня.

У меня нет коня. У других нет огня.

Тучи, тучи кругом. Гады, гады вокруг.

Только я есть со мной — мой единственный друг.

Где-то солнце горит. Где-то речка блестит.

И рябина с дубиной об жизни скрипит.

Переплавные рыбы на юг погребли,

И квакушит квакуха над речкой вдали…

Утром солнце взойдет — значит, будет закат.

Как я рад сам себе, свой единственный брат.

Наплевать мне на гадов, что лазят кругом!

Не одни мы с собой — мы еще поживем!

Я куплет допою, и бутылку допью,

Если надо — скотину и птицу пропью!

Вот сейчас керосином село обольем,

Подожжем, подождем под дождем и пойдем…

Опухший от слез Петрович взобрался на сцену, сбросил оттуда самозванных неформалов и непослушным голосом просипел:

— А ну марш отсюда! Все БЕГОМ к олимпиаде заниматься! А кто не все, того я живо отвыкну беспорядки нарушать!

Мокрые до нитки мужики угрюмо начали расходиться, унося на плечах бьющихся в истерике баб…

—14—

Петрович тяжело спрыгнул со сцены. "Вудсток, блин, завели по ганцы!", — встревожено думал он, — "А я ещё енту панкоту Акафеста хотел из аутсайдеров бейсбольной команды в инсайдеры переводить!"

Чёрная неблагодарность продавших идеалы спорта односельчан душила многоборца. Под ногами шуршали листовки. На больших кусках наждака гвоздями и почерком Ульяны были накорябаны многочисленные лозунги типа:

— "Питтрович — гопнек! Он мишаить нама жить!"

— "Бей урлу — спасай тусоффку! "

— "Миталика — мать парятка!! "

— "Попсу на мыло!!"

"Ах ты ж Тина Болотная-Тёрнер, так ты людёв сбаламутить удумала, химера ты стриженая, так не бывать этому!", — с сердцах вскричал Петрович и с низкого старта ушёл из поля видения авторов сего произведения. Что решил предпринять барин против возрождающейся в Злопукино рок-нации для тех читателей, у кого ещё не сильно сорвало крышу, пока останется загадкой.

Ну, а на поле разгоравшейся всё более битвы появляется новый персонаж. По виду этого довольно-таки молодого парнишки легко можно было догадаться, что он человек русский. Нового русского персонажа звали Толян. Одет он был довольно неброско — три пары заношенных малиновых пиджаков, синее галифе да позолоченные валенки на босу ногу. Экипировку Толяна завершала колодезьная цепь, перекинутая через плечо на подобие щегольского патронтажа. В правой руке этот странный субъект держал очень подозрительного вида ящик, на котором ядовито-зелёными буквами было написано "Мой Тель-Авизор".

Толян оглядел окрестности, сел на завалинку скрутил самокрутку с фильтром и жадно задымил. "Чё там у нас сёдня типа по ящику?", сквозь зубы процедил он и достал из кармана газету "Заря плюрализьма".

8.00 «Компьютер-Хы»

8.20 Х/ф "В поисках капитана с гранатой",с.23

10.00 Эротический сериал «Клубничка»

10.30 Т/с "Геркулес. Хронические приключения",с.18

12.00 Подводочная одиссея команды "За кустом"

13.00 Горепилорама

15.25 Шо у одинокого холостяка нет?

16.45 Детский час. М/ф "Смерть повсюду"

17.45 Очевидное, но не приятное

18.50 Телесериал "Аглая-2",256 серия

19.20 Т/с "Маркс и софит"

19.55 Телесериал "Кровавая Фекла возвращается",107 серия

20.50 Вечерняя отмазка

21.50 «Синемания» о проблеме алкоголизма

22.20 "Просто собака" шоу крымского хана

23.00 Программа студии ОАО «НЗФ»

23.30 Ток-шоу доктора Кошмаровского "Всем спать!!!"

— Ну, полова одна! Посореть не фиг, в натуре!

Толян бросил окурок в лужу. Мимо него, сгорбившись, пробежала бабушка в цветном платочке и с балалайкой в руке.

— Маманя! А ну бросай свой супер-синтезатор и ходи сюды — перебазарить нужно, по натуре!

— Чаво тебе, сынок?

— Слышь, старая, а шо это за район, чи сэло, чи шо это?

Сметливая бабушка сразу прохавала ситуацию и расставив пальцы на руках, презрительно скривилась:

— Ты гонишь, кореш, это ж Злопукино!

— Та ты шо!

— Век свободы не видать!

Бабушка щёлкнула ногтем большого пальца по зубам.

— Отэто чума! Так у меня здесь медвежатник знакомый на малине отлёживается!

— Аа-аа! Знаю я его — он корову у нас, стервоза, задрал на той неделе!!

— Фильтруй базар, чувиха! Та он никада бы на мокруху не пошёл!

— Засохни, лушпайка! Баба Маня зря трепаться не любит!

Для убедительности бабушка смачно высморкалась Толяну на правый валенок.

— Я круто помню — на той неделе, во вторник, как только мне крышу поставили на сарае, так эта зверюга Бурёнку-то нашу и завалила!

Толян насторожился.

— А чё, бабка, крыша у тебя теперь крутая?

— Та просто вилы! Я до сих пор офигевшая! Мне щас воще всё по шарабану! А без крыши-то лажово было! Бабки-то мои чуть от холода не загнулись!

— А шо, бабок шо ли немеряно у тебя?

— Чувак, та я кричу! Прикинь — просто девать некуда!

Толян поперхнулся.

—15—

— Бабка, а у вас в селе все тут такие навороченные?

Старуха подбоченилась, глаза засветились — Толян понял что ее сейчас прорвет. И угадал.

— Ты шо, молокосос, припух? Думаешь, шо за бабу Маню в этой конюшне тебе нихто пасть не порветь? Да у меня усе село самогоном повязано! Щас своих орлов подниму — они ж тебя, отрыжку перестройки, на край геограхвии загонють! Пойдешь у Большие Запоры свиней пасти, а там их полное село…

Видимо, во взбаламученной новизной ситуации старой башке от натуги переключился какой-то рычажок, потому что старая сделала шаг вперед и продолжила еще горячее, но несколько в ином ключе: