Михаил Крюков - Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет. Страница 7

– А что случилось-то?

– Да отравился он чем-то вечером. Сейчас ему в санчасти промывание желудка делают; возможно, придётся в госпиталь везти.

Rembat     Литовский праздник в ремонтном батальоне

В целях борьбы с дедовщиной в рембате ввели новшество: ответственного офицера, который оставался в казарме на ночь. Назначался ответственный офицер из штабных майоров. Чем ответственный офицер был ответственнее дежурного по части, неизвестно… Обычно ответственный майор полночи занимался утруской и усушкой мозгов какому-нибудь менее ответственному лейтенанту, дежурящему по части, а затем запирался в своём кабинете и банальнейшим образом спал.

Самым ответственным из всех ответственных был, разумеется, замполит батальона майор Кукушкин. После просветительной беседы с дежурным по части он не завалился сразу спать, а пошёл по территории рембата проверить уставной порядок. Пошёл майор Кукушкин не просто так, а по наводке своего осведомителя. Оперативная информация гласила, что сегодня солдаты литовской национальности что-то замыслили и ведут себя подозрительно тихо.

В казарме ничего необычного не происходило. Кукушкин направил свои стопы в парк. В боксах тоже было темно и тихо. Вдруг майор увидел несколько силуэтов, направляющихся к рембатовской бане. В силуэтах майор узнал несколько бойцов, но не литовской, а очень даже узбекской национальности. Хотя нет, один литовец среди них был. Младший сержант Нарейкис (которого весь батальон заслуженно называл не иначе, как Налейкис) шёл впереди, и его отчётливо шатало из стороны в сторону. Драки между солдатами из Прибалтики и Средней Азии славились особой жестокостью, поэтому у майора Кукушкина не было ни малейших сомнений: уже избитого литовца узбеки ведут для продолжения расправы в более глухое место. Сердце замполита болезненно сжалось, но не столько за судьбу Налейкиса, сколько за свою собственную. «Ну почему, почему они должны драться именно в моё дежурство?! Не могли подождать до утра…» Солдаты зашли в баню. Майор остановился в нерешительности: зайти самому или позвать дежурного по части? Кукушкин решился на компромисс: зайти в коридор и послушать. Если драка, бежать за дежурным. Майор тихонько зашёл в баню и припал ухом к дверям комнаты отдыха.

Майор Кукушкин не знал о событиях, предшествовавших его появлению в парке. После отбоя Налейкис и ещё несколько литовцев исчезли из казармы, прихватив с собой банщика ефрейтора Курочкина. Однако через час Налейкис вернулся и стал приставать к младшему сержанту Камалову:

– Карим, дай сигарет. У тебя ж есть пара пачек в заначке… А утром я в чепок[5] сбегаю и отдам тебе.

Камалов с подозрением принюхался:

– Опять пьяный, чурка ты нерусская?

Налейкис находился в том приподнято-возвышенном состоянии, которое наступает после второго стакана. Поэтому он не обиделся, а добродушно пихнул Камалова в плечо:

– Сам ты чукча. Праздник у нас… Только – тсс, никому…

Камалов насторожился, почувствовав поживу:

– Какой праздник, слушай, зачем праздник, отбой давно был, да?

Налейкис был не против приобщить каракалпака Камалова к истокам литовской культуры:

– Йонинес праздник, знаешь?

– Не знаю.

– Русский Ивана Купала знаешь?

– Не знаю.

– А что знаешь?

– Курам-Байрам знаю.

– Ну так наш Йонинес то же самое.

– Врио-о-ооошь…

Налейкис вернулся к делу:

– Доставай свои сигареты и пошли со мной…

Через полчаса празднования Камалов уронил голову на руки и горько заплакал. Налейкис попытался утешить, но Камалов заплакал ещё сильнее:

– Вы тут по-литовски говорите, непонятно мне… А я – шакал паршивый… Водку с вами пью, сало жру, а мои друзья в казарме спят… Уы-ы-ыыыы… Пойду их приведу.

Налейкис посовещался с остальными двумя литовскими приятелями и разрешил:

– Ну сходи, приведи… Только смотри, не всю роту…

Камалов встал и направился к двери, но не дошёл. Слаб оказался… Он сел на пол и заплакал ещё горше. Налейкис махнул рукой и сказал:

– Ладно, сам схожу. Кого привести? Булдыкбаева и Бакшишева? И Абишева? Хорошо, щас при-ик-ду…

Узбекские воины, посмотрев на Налейкиса, сразу ему поверили и пошли с ним в баню. Налейкис то и дело пытался упасть, поэтому его пришлось поддерживать и подпихивать. Вот эту живописную группу и засек замполит.

Итак, замполит в нерешительности десять минут потоптался перед баней, зашёл вовнутрь и припал ухом к дверям комнаты отдыха. Оттуда звучала песня на непонятном языке. Майор Кукушкин приоткрыл дверь и увидел удивительную картину: три узбекских солдата торопливо глотали водку, двое литовцев дружелюбно совали им сало закусить, а Налейкис и Камалов, обнявшись, хором пели:

Tegul saulе LietuvojTamsumus prasalina…Tegul meilе LietuvosDega musu sirdyse[6]

Кукушкин перевёл дух. Драки не было. ЧП? Хм… Посмотрим. Все равно, гора с плеч. Он осмелел и зашёл в комнату:

– Так, бойцы, вам пять минут добежать до казармы и лечь спать. Бегом марш!

Солдаты, поняв, что замполит сейчас добрый, без пререканий испарились. Бегом не бегом, но через пять минут в бане никого не было, кроме майора Кукушкина и ефрейтора Курочкина, который безмятежно спал на скамейке ещё с того момента, когда узбеки начали петь по-литовски. Майор заботливо укрыл спящего банщика грязным вафельным полотенцем, захватил со стола едва начатую бутылку водки и пошёл в свой кабинет. Он шёл и размышлял, что делать дальше. В своём кабинете майор Кукушкин сел за стол, поставил перед собой конфискованную бутылку, достал лист бумаги, ручку и задумался: докладывать наверх о происшествии или нет? Комбату? НачПО дивизии?

Утром дежурный по части забеспокоился: замполит не появился на подъёме и даже не вышел к завтраку. Сержант-помдеж принёс из столовой завтрак для Кукушкина и постучал в замполитовскую дверь. Никто не ответил. Сержант зашёл в кабинет и увидел замполита. Майор спал сидя, уронив голову на стол. Перед ним стояла пустая бутылка из-под водки и блюдце с окурками и конфетными фантиками. Под бутылкой лежал исписанный лист бумаги. Сержант осторожно поставил замполитовский завтрак на стол и стал с трудом читать замполитовские каракули.

«…Начальнику политотдела дивизии полковнику ***…

…Под руководством заместителя командира батальона по политической части в ремонтном батальоне прошёл вечер Дружбы народов СССР, посвящённый народным литовским праздникам…

…Группа солдат узбекской национальности исполнила песни на литовском языке…

…Вечер прошёл в тёплой неформальной обстановке…»

Rembat     Перестройка и ускорение в ремонтном батальоне

– Официант, что это такое?!

– Это? Котлета.

– А почему квадратная?!

– Перестройка…

– А почему полусырая?!

– Ускорение…

– Ну а почему она надкусана?!

– Госприёмка…

Полковник из бронетанковой службы армии уже охрип, но остановиться и замолчать никак не мог. Штабные рембатовские майоры стояли перед ним, рассматривая носки своих сапог. Командир батальона, подполковник Карандашов, имел лицо буро-сиреневое, и было видно, что и он не прочь покричать на полковника.

Проблема была в том, что в боксах первой роты застоялся танк. Он был почти готов, не хватало только маленькой детали – двигателя. Двигатель ожидали через два дня аж со складов округа, из Риги, ибо поближе не нашлось. Установка двигателя занимает три дня. Двигатель ждали уже два месяца и, наконец, два дня назад получили уведомление, что он прибудет в такой-то конкретный день. Но за два дня до прибытия двигателя на батальон упал этот полковник и теперь клевал комбатовскую печень, как орёл Прометееву, за то, что танк простоял уже лишних два месяца. Никакие ссылки на нехватку запчастей и даже сование полковнику под нос уведомления из округа не помогали. Проблему усугубляло то, что другой танк был совершенно готов и только ждал возвращения танкового трейлера с полигона для отправки в полк. Полковник не мог поверить, что для одного танка двигатель нашёлся, а для другого – нет.

– Два месяца! – бесновался товарищ полковник, наскакивая поочерёдно на офицеров, – два месяца не могут сделать танк! Подрыв боевой готовности! Товарищ подполковник, вы соскучились по майорским погонам? Замполит, а вы куда смотрите? Где ваша работа? Так-то вас касается перестройка и ускорение? Всей страны касается, а ремонтного батальона не касается?!

Лицо замполита приобрело землистый оттенок, и он начал массировать себе левую сторону кителя. Полковник удовлетворённо замолчал, тяжело дыша. Зампотех батальона майор Тросик набрался смелости и попытался ещё раз объяснить: